Лэнс Армстронг - Не только о велоспорте: мое возвращение к жизни

• Название: Не только о велоспорте: мое возвращение к жизни
• Автор: Лэнс Армстронг
• Издательство: Издательство: Попурри
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: ISBN 985-483-327-5, 0-425-17961-3

Лэнс Армстронг — американский велогонщик, шестикратный победитель «Тур де Франс» — о своих достижениях в спорте и о том, как ему удалось преодолеть смертельное заболевание. Это книга для заядлых болельщиков и для тех, кто ненавидит спорт, для велосипедистов и для тех, кто последний раз садился на велосипед в детстве, для больных раком и для абсолютно здоровых. Она для всех, кому когда-либо приходилось преодолевать трудности… Она не только о велоспорте. Она о душе.

---

Мы ехали по пустым темным улицам. Мы мало разговаривали, но между нами определенно возникли какие-то чувства. Между нами что-то происходило, но мы еще не были готовы к тому, чтобы сделать наши отношения более определенными. Поэтому мы просто ехали.

К весне 1997 года я еще не вполне созрел возвращения к полноценной жизни. Неопределенность со здоровьем сохранялась, постоянна терзая меня. «Что со мной будет? — спрашивал я у доктора Николса. — Я буду жить или умру? Что?»

Мне очень хотелось вернуться к велогонкам, но и я еще не был уверен в своих силах. Я считал и пересчитывал свои финансовые активы и каждый очередной платеж за дом как от сердца отрывал, не зная, удастся ли мне получить от велоспорта еще хотя бы цент. Наконец я решил попробовать. Если бы я принял участие хотя бы в четырех гонках, это вынудило бы «Cofidis» продлить действие контракта на второй год и позволило бы несколько улучшить мое финансовое положение. Я сказал Биллу: «Давай найдем для меня пару подходящих гонок».

Через месяц после выписки из больницы я уже вылетел во Францию, чтобы принять участие в пресс-конференции команды «Cofidis». Руководители команды были потрясены моим появлением, но я хотел, чтобы они поскорее узнали, что я уже не та бледная и прикованная к постели жертва рака, которую они видели в Индианаполисе. Я сказал им, что уже этой весной хотел бы попробовать вернуться в большой спорт, и даже провел пару дней на командных тренировках. Казалось, они остались довольны.

Я начал тренироваться уже всерьез, по четыре часа в день, накручивая по полторы сотни километров по своим старым излюбленным маршрутам, доезжая до Уимберли, Дриппинг-Спрингса, Нью-Суидена — городков, где, куда ни кинь взгляд, сплошные хлопковые поля, трактора и одинокие колокольни. Но мне не нравилось мое самочувствие. Иногда уже после часа езды на крейсерской скорости я совершенно выдыхался и после этого долго отсыпался. Я ездил в умеренном темпе, не позволяя пульсу превысить 130 ударов в минуту, тем не менее в один день я чувствовал себя полным сил, а в другой — разбитым корытом.

Мне стало казаться, что примерно так же я чувствовал себя перед постановкой диагноза. Когда я это понял, по телу пробежал холодок. А потом я простудился. Целую ночь я лежал без сна, парализованный страхом, уверенный в том, что это вернулся рак. Простудой я никогда не болел — я болел только раком. И в любом недомогании мне чудился рак.

Наутро я помчался к доктору Юману, не сомневаясь, что он объявит мне о возвращении болезни. Но это оказалось самой обычной инфекцией, которую мой изможденный организм не смог отразить. Иммунная система все еще была ослаблена; врачи называли это состояние «нейтрофилией»: уровень лейкоцитов в крови был низок, а это означало, что я был восприимчив к любой заразе, — попадающей в мой организм.

Рентгеновские снимки тоже были еще не совсем чистыми: в животе наблюдалось какое-то пятнышко. Врачи точно не могли сказать, что это такое, и решили пока ограничиться наблюдением. Я был на грани нервного срыва.

Доктор Николс посоветовал мне как следует отдохнуть — дать своему организму годичный отпуск, — и я согласился. Возвращение в больше спорт придется отложить. Как объяснил мне Николс, процесс моего выздоровления еще не закончился, моя иммунная система еще не вполне восстановилась после химиотерапии, которая оказала на мое тело куда более сильное воздействие, чем полагал. «Усилием воли, — продолжал Николс, физическую форму не вернешь. Нужно просто подождать, когда болезнь выйдет из меня».

Мои друзья и коллеги переживали не меньше меня самого.

— Послушай, — сказал мне Оч. — Что бы ты не решил для себя, ставь врачей в известность о том что ты делаешь и сколько тренируешься. Посвящай их во все детали, чтобы они могли посоветовать насколько интенсивно тебе можно работать.

Я вынужден был признать: состязаться на caмом высоком уровне, возможно, мне уже никогда не доведется. Мой организм попросту может не справиться с такими нагрузками.

Как-то позвонил Крис Кармайкл — хотел узнать, как у меня продвигаются дела.

— Крис, мне страшно, — сказал я ему. — Я боюсь тренироваться. Боюсь, что, если слишком сильно поднажму, все может вернуться.

Странно: болеть раком оказалось легче, чем выздоравливать. По крайней мере, пока я болел, я хоть что-то предпринимал, а не просто сложа руки ждал возможного возвращения болезни.

Временами я продолжал именовать себя велогонщиком, а временами — считал «пенсионером». Как-то мы играли с Биллом в гольф в местном клубе и он выполнил великолепный удар.

— Когда-нибудь и я так смогу, — с восхищением произнес я.

— Ну, до пенсии тебе еще далеко, а чтобы непрестанно так бить, нужно много тренироваться, — сказал Билл.

— Билл, ты забываешь, что я уже на пенсии, — возразил я.

По этому поводу мы с Биллом спорили непрестанно. Я был непостоянен — то мечтал о своем громком возвращении в велоспорт, то окончательно хоронил свою спортивную карьеру.

На первой лунке я говорил: «Ну что ж, Билл, теперь мы с тобой просто друзья, потому что как агент ты мне больше не нужен. С велоспортом покончено». А уже через несколько минут, на следующей лунке, размахивая клюшкой, спрашивал: «У тебя есть план, с чего мы начнем, когда я вернусь в велоспорт?» На третьей лунке мои слова опять менялись на противоположные.

— Надеюсь, ты возишься со мной не потому, что рассчитываешь со мной заработать? — говорил я. — Не рассчитывай, я уже не гонщик.

Билл привык к этим моим метаниям из стороны в сторону и старался обратить все в шутку или просто отмахивался от меня: «Ладно, хватит поговорим об этом завтра».

А потом произошло событие, усугубившее моя психологическое состояние: у помощницы Билла, нашей общей подруги Стейси Паундс, обнаружили рак легких. Стейси очень помогла мне во время моей болезни и была нашим полноправным партнером в делах фонда. В свои пятьдесят пять эта ypoженка Техаса отличалась красотой, изяществом манер и… хриплым голосом — она много курила. Даже если бы Стейси сказала вам, что вы просто ничтожество, чтобы вы больше не смели ей звонить и что от вас воняет, то, повесив трубку, все равно подумали бы: «Какая приятная леди».

Стейси, в отличие от меня, не повезло: ее рак оказался неизлечим. Мы все были потрясены, но могли лишь морально поддержать ее — остальное было не в наших силах. Мама как-то купила мне два серебряных распятия на цепочке. Одно я стал носить сам, а другое отдал Стейси. Она, как и я была совершенным агностиком, но я сказал: «Стейси, я хочу подарить вам этот крестик, а другой такой же буду носить сам. Они незримо свяжут нас друг с другом. Носите его в процессе лечения или когда хотите. Я же свой буду носить всегда». И мы носили их не как религиозные символы, а как символы универсальные, символы нашего родства в раке.

Состояние Стейси стремительно ухудшалось. Доктор Юман пытался лечить ее, но ничего не помогало. От химиотерапии самочувствие только ухудшалось, а толку не было никакого. В конце концов она отказалась от лечения и врачи сказали, что жить ей осталось лишь несколько недель.

У Стейси был сын Пол. Он служил в военно-морском флоте, и мы хотели чтобы он приехал повидаться с матерью, но с корабля его не отпускали. Мы звонили конгрессменам, сенаторам — всем подряд, но все было без толку. Наконец я решил пойти обходным путем. Я знал четырехзвездочного генерала Чарлза Бойда, который долгое время служил в Германии, а потом ушел в отставку и поселился в Вашингтоне. Я позвонил ему и сказал:

— Генерал Бойд, окажите мне услугу.

Я объяснил ему положение Стейси и сказал:

— Эта женщина умирает, а ее сын служит на корабле.

Генерал остановил меня:

— Лэнс, — сказал он, — Ничего больше объяснять не нужно. У меня самого жена два года назад умерла от рака. Я сделаю все, что смогу.

На следующий день сын уже летел домой. Вот что такое раковое сообщество.

Но незадолго до приезда Пола, Стейси перебралась в хоспис. Мы с Биллом и мамой навестили ее там и обнаружили убогое переполненное заведение, где явно не хватало персонала. Стейси пожаловалась:

— Меня мучают такие боли, а когда я звоню ночью, болеутоляющее принести некому.

Я был в ужасе.

— Стейси, давайте договоримся. Мы сейчас соберем ваши вещи и уедем отсюда. Вы вернетесь домой, и я найму вам сиделку.

Начальница хосписа начала возражать:

— Вы не можете забрать ее.

— Она уезжает, и точка, — заявил я. — Прямо сейчас.

Биллу же я сказал:

— Возвращайся к машине и открой дверцу.

Мы уехали. Последние недели своей жизни Стейси провела дома. Приехал сын, и мы нашли медсестру из хосписа, согласившуюся ухаживать за Стейси. Стейси боролась изо всех сил и продержалась на три недели дольше, чем предсказывали врачи. Диагноз ей поставили в январе, вскоре после того, как я закончил лечение. В феврале она оставила работу, а в марте была уже тяжело больна. А потом она умерла, разбив наши сердца.