Николас Шэффнер - Блюдце, полное секретов. Одиссея «Пинк Флойд»

• Название: Блюдце, полное секретов. Одиссея «Пинк Флойд»
• Автор: Николас Шэффнер
• Издательство: Издательство Сергея Козлова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-901013-01-8

Книга содержит не просто биографические данные о супергруппе, а дает представление об эпохе расцвета прогрессив-рока и о зарождении движения психоделического искусства.

---

После того как обожавший котов Барретт взял одного котенка от кошки Дженнера, бедное животное тоже приучили к ЛСД. Питер Дженнер и Джон Марш (как, впрочем, и любой человек из окружения группы) не давали воли своим дурным предчувствиям, вызванным невоздержанностью Сида. Ведь на дворе было Лето любви, когда никто (а особенно менеджер ПИНК ФЛОЙД или отвечающий за их психоделическое световое шоу парень-мод) не мог себе позволить быть настолько занудным, чтобы задать вопрос — а не зайдет ли вся эта «кислотная мания» слишком далеко?

Да и легкие помутнения рассудка Барретта еще нельзя было назвать симптомами необратимых перемен или чем-то выходящим за рамки всеобщего безумия тех лет. Для Джун Болан первый сигнал тревоги прозвучал, когда Сид в течение трех дней держал взаперти свою подружку, лишь изредка подсовывая ей под дверь кусочки сухого печенья. После того как Джульетте Райт и Джун удалось освободить помятую, всю в синяках, потрясенную пленницу, Барретт САМ закрылся в комнате и неделю из нее не выходил.

И тем не менее, как подчеркивает Джун, это не было молниеносным изменением личности — от «Сида, которого мы знали и любили, до — бац, и вот — психа, лунатика. Так не бывает. Процесс идет постепенно. Бывало, он без особой причины выглядел «заторчавшим», но тогда никто из нас не жил с ним, и мы не знали, что происходило у него дома. Потом пару недель с ним все было в порядке, а затем Сид на несколько дней съезжал с катушек — и обнаруживалось, что он принимал неимоверное количество «кислоты». Он знал дозу, знал, сколько он сам глотал. Но за чаем «друзья» могли булькнуть еще пару таблеток ему в чашку и ничего об этом не сказать. Находясь еще в середине одного «путешествия», он уже отправлялся в другое. Наверное, они ширялись по нескольку раз в день, и так в течение двух или трех недель. Вот тогда его понятие реального стало размываться, и Сид с огромным трудом мог общаться с людьми, которые не жили с ним рядом».

«Я и сейчас убеждена, что в основе всего лежала она, «кислота». Все могло случиться и без нее, но, возможно, тогда процесс был бы более длительным. Если люди, склонные к шизофрении, принимают наркотики, то такие тенденции усиливаются. Очень трудно вернуться в себя, в свою вторую половину, если употребляешь наркотики ежедневно: а ведь изо дня в день этому другому человеку нужно ходить на фотосессии, заниматься Top Of The Pops. На самом деле человек никогда так и не «спускается на землю» из-за этих постоянных мысленных ретроспекций. Ну, допустим, ты сегодня в норме, а завтра надо идти на съемку, и все повторяется сначала».

Один из близких к Сиду людей считает, что ключ к его проблемам с ЛСД лежит в уникальном творческом видении Барретта. «Я часто убеждался, что люди с потрясающе развитым воображением менее всех способны совладать с ЛСД, — говорит Пит Браун, который не позволяет себе больше одной затяжки или глотка спиртного, с тех пор как он был буквально ошеломлен сильнейшим действием «кислоты» в 1967 году. — Для тех, кто не обладает развитым воображением, «кислота» создает иллюзию того, что оно у них есть. Для людей, изначально обладающих таким талантом, дело оборачивается неприятными последствиями — в большинстве случаев они заходят слишком далеко».

Как и Браун, Питер Уинн Уилсон навсегда отказался от «кислоты» после того, как одно из неудачных «путешествий» закончилось психушкой. Как вспоминает Сюзи, «Барретт был единственным, кто мог вызволить Питера. Он позаимствовал у кого-то древнюю малолитражку, и мы принялись колесить в поисках этого госпиталя. Сид очень боялся туда зайти, ему казалось, что его самого ОТТУДА НЕ ВЫПУСТЯТ. Тогда все практически балансировало на самом краю, над бездной».

Кислотное «путешествие» Сида длиною в год стало приносить плоды именно тогда, когда ФЛОЙД вошли в режим работы с перегрузками. Некоторые из его друзей склонны винить в ухудшении его состояния испытание «звездностью» и отношение со стороны остальных участников группы, другие считают, что столкновение интересов нескольких личностей в коллективе и неумение Сида распорядиться достигнутым успехом происходит от его усугубленного наркотиками психического расстройства. Наиболее вероятным представляется то, что, наверное, все эти факторы — наркотики, слава, личные и творческие разногласия, психическая нестабильность — сыграли свою роль, тесно переплетаясь между собой, что и привело к столь плачевному результату.

Питер Дженнер оказался первым, кто осознал, что профессиональная жизнь ФЛОЙД «неожиданно перестала быть развлечением. «Все эти люди повторяли: «Каким будет новый сингл? Нам нужен хит прямо сейчас». А мы думали: «Черт тебя дери, какой еще хит?». Это становилось бизнесом». А Сид, как утверждает Мик Рок, «был подлинным и чистым художником, он вообще не мог иметь ничего общего с бизнесом. Такого рода подход, когда то, чем живешь на сцене, и есть подлинное, вырабатывается при столкновении с серой действительностью».

Выполняя свалившиеся на них обязательства, весь остаток 1967 года ФЛОЙД (а новообретенный ими статус «группы из хит-парада» повлек за собой целую лавину заманчивых предложений) провели в бесконечных турне: 80 концертов с мая по сентябрь. Некоторые — по два за вечер, что означало: приехать, развернуться, отыграть, свернуться, погрузить, приехать и отыграть следующий концерт поздно вечером.

Более того, как говорит Питер Уинн Уилсон, напористые промоутеры той эпохи «вообще не заботились об условиях наших турне. Выходило так, что роуди ДОЛЖНЫ поспать, а нам надо двигаться на следующий концерт. Тогда на автомагистралях движение было небольшое — их только построили. Роуди давил на «газ» и засыпал, а тот, кто сидел рядом — я или Сюзи, — на самом деле управлял машиной».

Сюзи обвиняет Брайана Моррисона в том, что тот «организовывал один концерт на севере Англии, другой — на юге. Потом опять на севере, не думая о тех, кому надо попасть из точки А в точку Б. Помню, я вела машину , сидя рядом с водителем, который спал за рулем. Прав у меня не было. Нервы у нас были напряжены до предела. Когда машина к чему-нибудь приближалась, и я ЗНАЛА, что должна разбудить его, он пару секунд хлопал глазами, а ПОТОМ врубался в обстановку на дороге — двигаясь в «форде» со скоростью 90 миль в час!».

«Ты только представь себе, — хихикает ее партнер, — просыпаешься и обнаруживаешь, что ты за рулем и несешься навстречу опасности. Было бы лучше, если бы мы поменялись местами и не забивали себе голову мыслями о том, что будет, когда полиция обнаружит водителя без прав».

Помимо материально-технического обеспечения турне, вдруг оказалось, что британская глубинка (за исключением нескольких хипповых обителей на севере) не была готова к 20-минутным запилам Барретта на гитарных примочках или космическим пузырям Уинна Уилсона, а также к отсутствию у группы танцевальных ритмов или привычного кривлянья на сцене. Еще более непонятным было отсутствие в программе песни «See Emily Play», которую зрители Уже слышали или желали услышать и которую требовали исполнить. ПИНК ФЛОЙД плохо сочетались с такого рода аудиторией. Получалось, что «типичные интеллектуалы, выходцы из среднего класса, играли для обычных паршивцев-пролетариев, — говорит Дженнер, — но тогда еще не образовался свой круг, слушающий «хорошую» рок-музыку, — пара-другая выступлений в колледжах да несколько несчастных концертов. Гораздо легче было работать в Голландии или Франции, чем во многих английских городах». Годы спустя Роджер Уотерс в разговоре с одним из своих друзей саркастически заметил, что «ФЛОЙД образца 1967-го года побили все рекорды по освобождению танцплощадок от присутствующих».

Бывало, правда, и так, что публика выражала свое неудовольствие более решительно. В начале года в одном танцзале в Бедфорде, как вспоминает Уотерс, «с балкона нас поливали пинтами пива, что было очень неприятно, да к тому же и небезопасно». Почти дома, в клубе Feathers Club, расположенном в лондонском пригороде Илинг, один фрукт, вооружившись увесистым пенсом, бывшем в хождении до перехода на десятичную систему, «попал мне точно в лоб и здорово поранил меня. Сколько крови вытекло. Я стоял на авансцене, всматриваясь в толпу, пытаясь понять, кто же швырнул эту хреновину. Я буквально кипел от злости и был готов спуститься в зал, чтобы найти обидчика. К счастью, среди публики оказался один хиппи, которому мы нравились, так что остаток вечера зрители провели, выколачивая ИЗ НЕГО все дерьмо».

Десять лет спустя Ник Мейсон так описал обычный загородный концерт ПИНК ФЛОЙД, проходивший примерно в 1967 году: «В наличии имелись такая вращающаяся сцена и публика перед ней, выражавшая желание услышать «Арнольд Лейн», «See Emily Play» и другие хиты, которые мы, конечно же, исполнить не могли. Наш репертуар состоял из странных композиций, вроде «Interstellar Overdrive», занимавшей половину концерта. Помню, как поворачивалась сцена и то, что картина, представавшая перед ясными очами зрителей, их здорово пугала. Все было фантастично, поскольку «наша» публика не бывала на таких концертах: туда нужно было приходить в галстуке. Там была разработана целая система, чтобы не пускать нас в бар, потому что мы были одеты неподобающим образом, и т.п. и т.д., нас это все сильно доставало».