Менахем Бегин - В белые ночи

• Название: В белые ночи
• Автор: Менахем Бегин
• Издательство: Гешарим
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991

---

Если я решусь утверждать, что Альтер и Эрлих стали жертвами нападения Японии на Пирл-Харбор, меня наверняка обвинят в пристрастии к парадоксам. Но я убежден, что это не парадокс. На судьбу человека часто влияют далекие международные события, а он и близкие ему люди этого даже не чувствуют.

Альтер и Эрлих были нужны Советскому Союзу до тех пор, пока Соединенные Штаты не были втянуты в мировую войну. Зимой 1941 года немецкие дивизии были остановлены на подступах к Москве и Ленинграду, но общее положение оставалось чрезвычайно серьезным. В день Октябрьской революции, 7 ноября, выступая на Красной площади, Сталин счел нужным утешить народ: «Война продлится полгода, может быть — год»… Странное заявление для диктатора с репутацией реалиста.

Советская Россия остро нуждалась в помощи западных держав, в первую очередь Соединенных Штатов. Британия начала помогать Советскому Союзу сразу после нападения Германии на Россию, но помощь невоюющих Соединенных Штатов задерживалась, откладывалась и по своим масштабам никак не могла удовлетворить потребности Советского Союза. Стремясь к скорейшему увеличению американской помощи, советское правительство различными путями влияло на общественное мнение США. С этой целью Кремль создал Еврейский антифашистский комитет, обратившийся к евреям всех стран мира с призывом о помощи; для этого же Советский Союз намеревался отправить Альтера и Эрлиха в Америку в составе делегации Антифашистского комитета.

7 декабря 1941 года японские самолеты потопили Тихоокеанский флот Соединенных Штатов. Америка вступила в войну с Японией и Германией, стала воюющей стороной. Тем самым России, остановившей немецкие дивизии и не давшей им объединиться с японским союзником, обеспечен был непрерывный колоссальный поток оружия, боеприпасов и продовольствия из США. Альтер и Эрлих оказались ненужными для обработки американской общественности — вполне хватало собственных, советских «антифашистов», вроде Михоэлса и Фефера. Но Альтер и Эрлих всегда были противниками большевиков, и на них распространяется закон мести; кроме того, они были патриотами Польши и требовали признания прав Польши на территорию к Востоку от Буга. Опасный, но желательный элемент может жить в России, но опасному и нежелательному НКВД не оставляет шансов: его ждет уничтожение. Со вступлением Америки в войну решилась судьба Эрлиха и Альтера: им суждено было умереть в качестве «немецких шпионов».

Я узнал о повторном аресте лидеров Бунда. То, что это произошло буквально на глазах польского посла, заставило меня вновь искать способа вступить в польскую армию. Я уже пытался сделать это и раньше, до встречи с сестрой, но безуспешно. Я искал на просторах России польскую армию, но вскоре понял, что польская армия вовсе не ищет меня. «Евреи нежелательны», — сказали поляки, и слух об этом пронесся по всей стране. Сталин якобы сказал Сикорскому и Андерсу, военачальникам польской армии в Советском Союзе, что евреи бывают хорошими военными администраторами, инженерами и врачами, но воевать они не умеют. Не хотелось верить этому слуху. Мы думали, что поляки намеренно распространяют его для оправдания проводимой ими дискриминации польских евреев.

Спустя несколько лет я убедился, что слухи были правильные. Антиеврейская солидарность сблизила таких разных людей, как Сталин и Молотов, с одной стороны, и генералы Сикорский и Андерс — с другой.

В своих мемуарах генерал Андерс приводит полную стенограмму переговоров Сталина с польскими представителями. Среди прочего приводится следующий обмен мнениями:

АНДЕРС: Я полагаю, что в моем распоряжении будет около ста пятидесяти тысяч человек, но среди них много евреев, не желающих служить в армии.

СТАЛИН: Евреи плохие солдаты.

СИКОРСКИЙ: Среди евреев, вступивших в армию, много торговцев с черного рынка и контрабандистов. Они никогда не будут хорошими солдатами. В польской армии мне такие люди не нужны.

АНДЕРС: Двести пятьдесят евреев дезертировали из военного лагеря в Бузулуке, когда поступили ошибочные сообщения о бомбардировке Куйбышева. Более пятидесяти евреев дезертировали из Пятой дивизии перед раздачей оружия.

СТАЛИН: Да, евреи плохие солдаты.

Во время второй встречи со Сталиным представители польского правительства выразили озабоченность в связи с положением польских граждан, мобилизованных в Красную армию и не переведенных, в соответствии с польско-советским соглашением, в польскую армию. На этот раз польские генералы отстаивали права национальных меньшинств. Что вызвало столь удивительную перемену? Мемуары Андерса дают ответ на этот вопрос и показывают, что генерал Сикорский заслуженно пользовался репутацией способного и умного дипломата.

СИКОРСКИЙ: Меня поражает, что вы до сих пор не хотите демобилизовать из Красной армии и трудовых полков всех польских граждан — жителей территорий, оккупированных в 1939 году.

СТАЛИН: Но мы их отпускаем.

АНДЕРС: Освобождение из трудовых полков началось только в последнее время, и пока освобождают только поляков. Нас официально уведомили, что белорусов, украинцев и евреев не освободят. А ведь они были и фактически продолжают оставаться гражданами Польши.

СТАЛИН: Какое вам дело до белорусов, украинцев и евреев? Вам нужны поляки, они самые хорошие солдаты.

СИКОРСКИЙ: Я думаю не о людях; их можно будет обменять на поляков — граждан Советского Союза. Но с принципиальной точки зрения я никак не могу согласиться с нестабильностью границ Польской республики…

Беседы, стенограммы которых Андерс приводит в своих мемуарах, состоялись зимой 1942 года, но польские евреи о них тогда не знали, хотя и чувствовали на себе их последствия. Освободившись из исправительно-трудового лагеря, я не смог вступить в польскую армию. Сикорский сказал: «Спекулянты», Андерс сказал: «Дезертиры», Сталин сказал: «Плохие солдаты». Польские генералы были рады получить от самого Сталина моральную санкцию на дискриминацию евреев.

Многие евреи оказались тогда зажаты в тисках презрения и ненависти советского генералиссимуса и польских генералов. Через несколько лет все три полководца поняли, что евреи умеют воевать. От имени Сталина это признал политический комментатор «Правды» Д. Заславский, восторгавшиеся на международной конференции журналистов в Праге деятельностью ЭЦЕЛа и мужеством его бойцов; с восторгом и даже гордостью об ЭЦЕЛе говорили бывшие командиры польской армии. В своей книге генерал Андерс даже повысил меня ретроактивно в звании — до капрала; правды ради надо сказать, что в его армии я не поднимался в звании выше рядового. Но и рядовым я стал благодаря случаю.

Узнав об аресте Альтера и Эрлиха, я решил тут же покинуть город Джизак, в котором многие зналио моем сионистском прошлом. Я выехал в Маргелан, второй по величине город Ферганской долины. Здесь была дивизионная база польской армии. В штабе дивизии я встретил своего друга Шескина. Оказалось, что в Куйбышеве он вел переговоры о формировании еврейского отряда в рамках польской армии, но все его усилия ни к чему не привели, и он, мобилизовавшись в армию, был назначен начальником отдела снабжения при штабе дивизии. Через несколько недель после прибытия в Маргелан сестра сообщила мне из Джизака, что нашу маленькую татарскую мазанку посетил «неизвестный» и спросил, где меня можно найти…

В Маргелане я встретил двух бейтаровцев из Вильнюса — Лихтмахера и Бразецкого. Они не раз спасали меня от голода и полного изнеможения. Я поговорил с Шескиным, и мы решили посоветоваться с доктором Йохананом Бадерoм, говорили, что он большой дока по части шансов на получение разрешения на выезд в Эрец Исраэль.

Доктор Бадер был сослан с семьей в глубь страны и поселился в туркменском городе Мары. Чтобы встретиться с нами, ему пришлось проделать очень длинный путь. Доктор Бадер сразу категорически заявил, что шансов на получение советских виз нет, и посоветовал мне приложить все усилия, чтобы вступить в польскую армию.

Я послушался его совета и предстал перед призывной комиссией дивизии. Врач осмотрел меня.

— Послушайте! — закричал он. — У вас тяжелое сердечное заболевание. Как вы можете быть солдатом?

Врач почти напугал меня.

Он проверил мои глаза и снова закричал:

— Пан Бегин, у вас очень плохое зрение. Вы никогда не сможете хорошо стрелять.

Короче, меня забраковали.

Получив тревожное сообщение от сестры, я решил еще раз попытать счастья и обратился с письмом непосредственно к начальнику штаба. С некоторым риском для себя я открыто написал, что только армия может спасти меня от вторичного ареста. Шескин позаботился о том, чтобы письмо попало в руки начальника штаба. Спустя несколько дней я спросил адъютанта о моем письме. Адъютант ответил, что начальник штаба хочет встретиться со мной и потом решит, буду ли я принят в армию.