Менахем Бегин - В белые ночи

• Название: В белые ночи
• Автор: Менахем Бегин
• Издательство: Гешарим
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991

---

— Вижу, что преступную деятельность вы начали очень рано.

— Почему преступную? Я думаю, что моя деятельность была правильной и законной.

— Вы «думаете»? Очень важно, что думает Менахем Вольфович Бегин… А я заявляю, что вы крупный политический преступник, вы хуже убийцы десяти человек!

— Но почему, почему?

— Потому что вся ваша деятельность была антисоветской и контрреволюционной.

— В чем она была антисоветской?

— Оставьте этот тон. Вы пришли сюда отвечать на мои вопросы, и я не намерен отвечать на ваши. Кто завербовал вас в Бейтар?

— Никто не завербовал. Я сам вступил.

— Этого не может быть. Когда у нас вступают в комсомол, требуется рекомендация других товарищей. Кто рекомендовал вас?

— Никто не рекомендовал. Меня в городе знали и приняли в организацию охотно.

— Почему вы вступили именно в Бейтар?

— Мне понравилась их программа. Я много читал и слушал Зеэва Жаботинского.

— Жаботинского? А, это наш старый знакомый, предводитель еврейских фашистов.

— Неправда. Жаботинский антифашист, он был настоящим либералом.

— Не болтайте чепуху. Нам известно, что Жаботинский был полковником в Интеллидженс сервис.

— Неправда. Жаботинский сформировал во время Первой мировой войны еврейский легион, вступил в него рядовым солдатом и дослужился до звания лейтенанта. Он не был полковником и не служил в британской разведке. Он служил еврейскому народу, и англичане, в отместку за его борьбу против их антиеврейской политики, не пустили его в Эрец Исраэль.

— Ах, какая риторика. Вас, кажется, оскорбила правда о вашем вожде?

— Я не скрываю, что Жаботинский был моим учителем. У него я перенял веру, и память о нем мне очень дорога. Я арестован и должен отвечать на вопросы, но, пока могу, буду защищать честь своего учителя. Будь задета честь Ленина, вы, гражданин следователь, не делали бы то же самое?

На этот раз следователь вышел из себя. Он ударил кулаком по столу и закричал:

— Снова эти дурацкие вопросы? Своего Жаботинского вы сравниваете с Лениным? Не смейте больше повторять это сравнение. Ленин был вождем всех народов и гением человечества, и не смейте упоминать его имя рядом с именем вашего Жаботинского.

— Я не делал никаких сравнений. Просто хотел сказать, гражданин следователь, что, хотя я и арестованный, не надо задевать моих чувств.

— Ваши чувства меня не интересуют, — уже более спокойно сказал следователь. — Меня интересуют ваши ответы. Скажите, где сейчас Жаботинский?

Вопрос меня удивил. Ведь я ясно говорил о памяти Жаботинского. Неужели у капитана не хватило ума понять, что я говорил о человеке, которого нет в живых? Неужели он не знал, что Жаботинский умер? Мой следователь наверняка «специалист» по сионизму, и ему должно было быть известно о смерти Жаботинского. Но вопрос задан, и я должен отвечать:

— Жаботинский умер.

— Вы в этом уверены?

— К сожалению, да.

— Ну, видите, никто его не оплакивает.

— Его многие оплакивают.

— Где умер Жаботинский?

— В Америке.

— Он жил в Америке?

— Нет, он поехал туда в начале войны.

— Для чего поехал?

— Чтобы сформировать еврейскую армию.

— Да? Чтобы помочь империалистическим странам?

— Чтобы бороться против гитлеровской Германии.

— Чепуха, с идеей не борются оружием; только торговцы оружием и другие кровососы заинтересованы в империалистической войне, и Жаботинский был, конечно, их сподручным.

Могло показаться, что следователь цитирует «Правду», Мне не хотелось его озлоблять, но я не мог сдержать своих чувств.

— Гитлеровская Германия не имеет ничего общего с «идеей». Речь идет об убийстве, и в первую очередь — об убийстве евреев.

— Ну-ну, о евреях вы не беспокойтесь. Вы и вам подобные — злейшие враги евреев; вы помогаете империалистам, а не революции. Но сегодня мы говорим не о Германии, а о вас, о вашей деятельности. Не уклоняйтесь от ответов.

Он сказал просто «Германия». Не «гитлеровская», не «нацистская», не фашистская. Германия, просто Германия. «Кровный союз» обязывает офицера НКВД, даже при допросе арестованного.

— Где жил Жаботинский до поездки в Америку? — задал следователь очередной вопрос.

— В последнее время он жил в Лондоне.

— В Лондоне? Ведь вы сказали, что англичане не пустили его в Эрец Исраэль!

— Верно, но в Лондоне ему разрешили поселиться.

Впервые за все время допроса следователь засмеялся — искренне, весело и громко.

— Вы мне рассказываете такие байки! — воскликнул он, справившись с приступом смеха. — И еще хотите, чтобы я вам верил! Англичане не разрешили Жаботинскому жить в Эрец Исраэль, в районе, который находится под их властью, и в то же время разрешили ему жить в самом сердце своей собственной страны?

— Но это факт, — пытался я его убедить. — Вот, например, гражданин следователь, англичане перед самой войной повесили бейтаровца Шломо Бен-Йосефа. Жаботинский был тогда в Лондоне и добивался помилования. Правда, ему это не удалось, и Шломо Бен-Йосеф взошел на эшафот — он шел навстречу смерти с песней, — но факт остается фактом: Жаботинский встретился по этому делу с британским министром по делам колоний.

Я был рад возможности сказать советскому офицеру, что бейтаровцы готовы за свою веру и идеалы рисковать жизнью и даже смерть их не пугает. Но это дало ему повод спросить, за что англичане приговорили Бен-Йосефа к смертной казни. Я рассказал ему об организованных англичанами нападениях арабов на евреев, рассказал о реакции еврейской молодежи на эти погромы, объяснил до мельчайших подробностей дело Шломо Бен-Йосефа. Он слушал внимательно и не прерывал меня. Но резюмировал по-своему:

— Этот Йосеф хотел согнать арабов с их земель. и таким образом помогал британскому империализму.

— Почему же англичане его повесили?

— Вы, снова задаете вопросы? Ах, Менахем Вольфович, видно, что вы не умеет правильно мыслить. Вы не в состоянии отличить объективной помощи буржуазии и империализму от субъективной. Вот, к примеру, социал-демократы Второго Интернационала клянутся, что они борются с капитализмом. А что на самом деле? Фактически они изменили рабочему классу. Они превратились в ставленников буржуазии внутри рабочего класса, в самых ярых врагов пролетариата… Ленин и Сталин сорвали с них маску. Мы, коммунисты, сорвем маску со всех прислужников международной буржуазии.

— Но ведь Ленин говорил о необходимости помогать национально-освободительным движениям.

— Вы не являетесь национально-освободительным движением, вы — агентура международной буржуазии и пособники империализма. Жаботинский — полковник Интеллидженс сервис, он был сознательным агентом империализма. А ваш Йосеф — или как его там — был, возможно, прислужником империализма несознательным. Что касается вас, еще посмотрим. Но не рассказывайте больше, что англичане выгнали Жаботинского из Эрец Исраэль и разрешили ему жить в Лондоне.

— Но это правда, — сказал я с ноткой отчаяния в голосе.

— Глупости! Мы такую «правду» знаем.

Мне нечего было сказать. Я проиграл. Я говорил правду, которую офицер НКВД никак не мог постичь. Не я стоял против следователя, а один мир противостоял другому миру. Между этими мирами — бездна, и в этой бездне исчезают, обессмысливаясь, факты.

Следователь продолжал спрашивать тем же насмешливым тоном:

— В конце концов, почему вы так уверены в Жаботинском? Может быть, он вас просто обманул. Думаете, он вам все рассказывал? Кстати, вы хорошо знали Жаботинского?

— Да, думаю, что знал его хорошо.

— Встречались с ним лично?

— Да, в последние годы перед войной встречался с ним.

— Вы приходили к нему, когда хотели?

— Нет, когда он вызывал меня.

— Сколько раз вы лично видели Жаботинского?

— Не могу назвать точную цифру.

— Приблизительно.

— В самом деле, мне трудно сказать. Думаю, что в общей сложности беседовал с ним несколько десятков раз.

— О чем беседовали?

— О разных вещах. О воспитании еврейской молодежи, об организационных делах Бейтара, о положении в Эрец Исраэль, о британской политике, об иммиграции молодежи в Эрец Исраэль — о разных вещах.

— О Советском Союзе вы говорили?

— Нет.

— Врете!

Это «врете» было произнесено нарочито громко, с яростным блеском глаз, но, в отличие от еврейского чекиста из управления НКВД, следователь при этом не перешел на ты.

— Для чего мне врать? — ответил я. — Разве я скрываю что-то из своей сионистской деятельности? Просто не могу вспомнить, чтобы Жаботинский когда-либо говорил со мной о Советском Союзе.

— Ну-ну, еще вспомните. В камере многое вспомните. Теперь скажите, кто входил в вашу организацию в Польше?