Феликс Чуев - Солдаты империи: Беседы. Воспоминания. Документы

• Название: Солдаты империи: Беседы. Воспоминания. Документы
• Автор: Феликс Чуев
• Жанр: Биографии и Мемуары

Книга написана на материалах личных бесед с деятелями ХХ века. Воспоминания о Сталине, Чкалове, Стечкине, Рокоссовском, Курчевском и других с многими из которых автор был знаком лично.

---

В моем взводе убили на переправе командира, – говорит он. – Одиннадцать человек звание Героя получили в том бою. Там памятник стоит, где мы пробились.

Про колодец расскажи, Николай Васильевич,- напоминаю я.

Там не колодец, там ручей. Молдаване сделали выемку, раковину, как корыто, чтоб вода текла… Мы копали окопы. Немцы не стреляют, когда мы копаем, и мы не стреляем, когда они копают. А пить хочется. Я взял термос литров на десять и первым пошел к ручью. Только налил два котелка- навстречу немец, тоже с термосом. И оба мы без оружия, чтоб воду, значит, легче тащить было. Суворов говорил, что в походе и иголка тяжела… Так вот, только я налил два котелка воды, тут он передо мной.

Рус, ком, ком! – пальцем поманил. Я такой простодушный, иду, думаю: «Может, он на нашу сторону хочет перейти…» Подошел я. Он мне как врежет! Я отлетел, встал. А он снова:

Рус, ком, ком!

Я снова подошел, он опять как даст! И мы пошли на драку. Он мне как въе…т- до сих пор шишка на груди! Я потерял сознание. Он хотел меня сапогом добить. Но когда подошел, я очнулся, и только он ногу поднял, я его за ногу как хапану зубами! Он рукой попытался, а я еще раз изо всех сил укусил его, и он упал в яму- там рядом яма была. Но под рукой ни одного камня, только ил. Я закидал его илом, схватил своей термос и убежал. Пришел к своим. Вызвал меня заместитель командира дивизии по политчасти и говорит:

Николай, мы тебе подберем людей, пойдешь за «языком». Без «языка» не возвращайтесь!

Отправилось нас семнадцать человек, из них пятеро должны были непосредственно брать «языка», остальные- отвлекающая группа, саперы, санинструктор…

Кто идет?

«Звездочка».

Проходи.

Начало смеркаться. Увидели в сумерках: семеро немцев идут на нашу территорию, как потом выяснилось, тоже за «языком». Мы залегли, травкой прикрылись. Атаковали первыми, и все решила внезапность нападения. Четверых немцев убили, одного ранили, захватили в плен немца и румына – там немецкая и румынская армии стояли. Здоровенный немец попался, Мишка Одинцов его прикладом стукнул, иначе схватить не могли. В штаб доставили. Он упирается, ничего рассказывать не хочет. «Покажите,

кто меня взял!» – говорит. Чемпион по боксу оказался.

Вызвали в штаб Одинцова и меня. Я как глянул: это ж мой немец у ручья! И он меня сразу узнал. «Камерад!» – кричит. И все рассказал: как мы с ним дрались, оба без оружия… Тут-то мне и влетело от замполита, почему пошел за водой без автомата…

Но все ж наградили меня орденом Красной Звезды. Всех ребят из нашей группы наградили – кого орденом Славы, кого медалью «За отвагу»… А орден Славы я получил раньше – за Днепр. Лично Жуков вручал! – с гордостью отмечает Николай Васильевич. – Но я тебе скажу, что на Днестре было потрудней, чем на Днепре. Днепр с ходу форсировали, а на Днестре были еще страшней бои. Мы друг у друга адреса переписали: погибнешь – напишу тебе домой или ты моим напишешь.

После войны Николай Щербина стал строителем.

Кунцево тогда еще не входило в Москву,- говорит он. Первым секретарем кунцевского горкома партии был Евгений Иванович Налоев. СI алии у него на партийном учете стоял. Потом взял его в ЦК. А я в это время работал в кунцевской правительственной больнице, сделал там три комнаты с экранами от ядерных излучений на случай новой войны. Брали мы медные щиты и загибали их, как кровлю делают, обшивая стены, пол, потолок. Руководил нами Городецкий. Он потом вызвал меня и сказал:

Будешь работать в Волынском на даче товарища Сталина. Но об этом никто не знает, кроме Нало-ева. Если кому скажешь – голова с плеч!

Отобрали туда сперва сто восемьдесят рабочих, потом сократили до ста двадцати. На сталинской даче мы тоже делали экранную защиту, но только в одной комнате. Так же обшили ее медными щитами, сверху припаяли медную сетку и покрыли поверх сетки штукатуркой, смешанной с бронзовой краской. Из комнаты получилась коробка. За стеной выкопали яму метра три глубиной, припаяли к медным щитам кабель и вывели его на медный колун, опущенный в эту яму, засыпали землей – сделали заземление. Хорошие были мастера. Сварщик Саша Гусев у меня работал, позже стал Героем Социалистического Труда… С поваром Сталина Александром Ивановичем Веселовым

я там познакомился… Два дня работали. Когда все сделали, начальник смены мне сказал:

Товарищ Сталин сейчас болеет, но хотел бы с тобой поговорить.

Это было 22 октября 1952 года. Иду, переживаю, конечно. Слышу:

Заходите, заходите. Он в шинели, в валенках.

Почему же ты в дом не завел человека? Угостил бы его! – говорит он повару. Заводит меня в комнату, наливает коньяку стопку и себе маленькую рюмочку: – За хорошую работу!

А я уже осмелел:

За вас можно выпить, товарищ Сталин? Выпили. Он еще наливает. Я ему говорю:

Я на работу должен приехать, товарищ Сталин.

Зачем сегодня на работу? Запиши телефон, приедешь на работу, скажи начальству, пусть позвонят по этому телефону.

Машину подали – «ЗИС». Александр Иванович выносит коробку – в ней три бутылки коньяку, две бутылки вина, одна бутылка водки и четыре лимона. Все. (У Сталина росли свои лимоны на даче, и он очень ими гордился. Об этом мне говорили В. М. Молотов и А. И. Мгеладзе. – Ф. ?.).

А перед новым, 1953 годом меня пригласил Евгений Иванович Налоев и вручил красный пригласительный билет на новогодний прием в Кремль.

Я приехал в Кремль, видел всех членов Политбюро и снова Сталина. В Георгиевском зале меня за самый дальний стол посадили. Выпил и закусил неплохо. Подходит человек в сером костюме:

Николай Васильевич, пора ехать домой. Выхожу- машина стоит, и в ней опять коробка,

в которую на сей раз положили две бутылки коньяку, две «Столичной», три банки красной икры, трехсотграммовая баночка черной, ветчина, шоколад и, конечно, лимоны… Отвезли меня домой в Измайлово…

…В разное время мне довелось беседовать с маршалом Жуковым и отставным сержантом Щербиной. Оба солдата, оба воевали за Россию, оба не дрогнули перед врагом.

«ТРИЖДЫ ПОКРЫШКИН СССР»

Мне присылает открытки их Техаса американский летчик, с которым и познакомился в Анголе,- симпатичный и, как я думаю, душевный парень. Он собирает фотографии выдающихся авиаторов разных стран. Я открылся ему, что знал немало советских пилотов высокого ранга, и послал несколько снимков. Американец ответил мне из своего Техаса картонной бандеролью с любопытной книгой. Чуть не полгода добиралась она до Москвы, но ее, видать, непростая даже в эпоху «илов» и «боингов» одиссея стоила того: я держу в руках роскошное издание о советской авиации в годы второй мировой войны. Текст и снимки, многие из которых вижу впервые. Кое-где мой друг сделал закладки и пометил: «Это твои знакомые».

Вспомнив изучаемый некогда в школе и институте английский язык и положив рядом словарь, я постигал эту книгу. В одной из глав повествовалось о внезапном ударе германских военно-воздушных сил по советским аэродромам 22 июня 1941 года. Уничтожены сотни и сотни советских самолетов в один день, из них большая часть сожжена на земле. Однако 322 наши машины были сбиты в воздушных боях. Немецкие потери – 35 самолетов…

В книге это объясняется не тем, что многие наши самолеты были устаревшими, а неправильной тактикой ведения воздушного боя, применяемой Советскими ВВС. Она губительно господствовала до тех пор, пишет автор, пока русский старший лейтенант не изобрел новые приемы, которые изменили ситуацию в небе в пользу русских. У него появилось более сотни

последователей, ставших настоящими асами. Его звали Александр Покрышкин.

В книге помещена фотография с такой надписью: «Возвратившийся со «свободной охоты» на войне советский ас полковник Александр Покрышкин в окружении других офицеров. Звезды на покрышкинской «Аэрокобре Р-39», построенной в США, означают 55 его побед».

Американцы не упустили случая подчеркнуть, что советский летчик воевал на их машине. Известно также, что президент Рузвельт наградил Покрышкина Золотой медалью Конгресса США и назвал его лучшим летчиком мира…

А у меня в детстве был другой снимок легендарного аса. В поселке Рышкановка под Кишиневом в синей молдавской мазанке тусклый свет низкого оконца полировал круглую лакированную рамку, на которую мама приклеила вырезанные из фронтовой листовки «Прочитай, передай товарищу!» изображения трех геройских звезд, обвитых лавром. Сам Покрышкин был незастеклен и не отсвечивал, а все время гордо смотрел вверх, сквозь потолок, в небо.

Что бы сейчас ни говорили, то было время героев, а талантливые «себе на уме» и «чего изволите» объявились для меня гораздо позже. Позже тех дней и вечеров на земле Молдавии. Как я потом узнал, в молдавском небе Покрышкин уже на второй день войны «завалил» первый фашистский самолет, а вскоре и сам был сбит.

С Александром Ивановичем я познакомился в зале Кремля на XVII съезде комсомола. Подошел, подарил ему свою книжку, где были стихи о героях России, о нем: