Юрий Усыченко - Белые паруса. По путям кораблей

• Название: Белые паруса. По путям кораблей
• Автор: Юрий Усыченко
• Издательство: Издательство «Маяк»
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1964

Введите сюда краткую аннотацию

---

Стал таким, пожалуй, и не по своей вине.

Сенькин отец когда-то считался довольно видным лектором. Среди прочих занятий выступал с беседами, печатал в газетах статьи о любви и дружбе, правдивости и честности, красоте души человеческой и многих столь же возвышенных предметах. Выступал неплохо, в наиболее трогательных местах голос его вибрировал, иногда приходилось лектору даже прервать течение словес, чтобы отпить воды из стоящего рядом стакана.

Дома предпочитал коньяк, впрочем, не стаканами, а рюмками. За коньячком не без удовольствия хихикал над похабным анекдотом. Что касается дружбы и любви, то и в этой области не терялся.

Под стать себе подбирал приятелей; в домашних разговорах сын-школьник никого не стеснял. Тогда складывался характер парня, и тогда Сенька прочно уверовал: в газетах и книгах пишут, по радио говорят, в школе учат одно, в жизни — совсем другое. Не поколебала убеждения и судьба папаши. А была она печальной. Наступили трудные для людей с двойным дном времена. И папаша смылся в неизвестном направлении, бросив семью.

Воспитание его осталось. Всегда, везде, во всем Сенька соблюдал свою выгоду, иначе просто не мог. Верил, что другие действуют так же. Услышав о бескорыстном поступке, усмехался, зная, есть там какая-то подкладка, никто зазря благородничать не станет.

В добавление к основному качеству своему Сенька обладал твердым характером, волей и незаурядными яхтсменскими способностями. Бесхитростный и никогда не испытывавший нужды в хитростях, Костя сперва признал авторитет Сеньки в спортивных делах, а со временем и во всех остальных. Шутько долго присматривался, примерялся к новому приятелю, демонстрировал ему свою бывалость, пока не утвердился в Костином мнении окончательно. И тогда решил: доверять Косте можно.

— Слушай, — сказал как-то Сенька. — Дело есть. Было в тоне его такое, что Костя вспомнил перекупку скумбрии.

— Что за дело, подробнее говори.

— Парень один на танкере, так сказать, плавает… Рубашку нейлоновую купил, в магазине — ничего вроде была, а теперь мала.

— Ну и как же?

— Продать хочет.

— Мне сватаешь? Так у меня денег нет на нейлоновую.

Сенька, по всегдашней привычке, отплюнулся.

— Не тебе, в комиссионный снести нужно.

— Толком объясни, чего хочешь! Крутит и крутит! — разозлился Костя.

— Чего рот раскрыл, слушай меня. Он сам в комиссионку нести не желает, потому — паспорт требуют, а у него мореходка, а от моряков заграничное барахло неохотно берут, на судно сообщить могут. Так давай по твоему паспорту сдадим, ежели что, откуда рубаха заграничная спросят, — на базаре купил, теперь не нравится, другую хочу.

— Ну его, в такое путаться, — покачал головой Костя.

— А чего? Не зря ведь, свой сармак сорвем.

Костя молчал. Даже перспектива «сорвать сармак» не влекла.

— Да брось ты сознательного строить! — в свою очередь рассердился Шутько на непонятное упрямство приятеля. — Парня выручим, сами чуток заработаем, кому вред! Мы не сделаем, он, так сказать, на барахолку к барыге пойдет, продать-то надо.

— А с твоим паспортом чего?

— В домоуправлении на перепрописке, — не моргнув глазом, соврал Сенька. — Была временная, теперь постоянная.

Он четырежды за последнее время сдавал разные заграничные вещи в комиссионные магазины и боялся — приметят.

— Ладно, — не устоял в конце концов Костя. — Давай, сделаем.

Сошло отлично. Наверняка Шутько не знал, но догадывался, что рубаха вовсе не привезена из-за границы, а куплена с рук у иностранного моряка припортовыми дельцами. Однако это его совершенно не волновало. Главное — товар приняли в магазин, быстро нашелся покупатель и все получили свою долю. Операция была полностью в Сенькином духе: сравнительно выгодная, уголовными карами не грозящая.

Косте досталось двенадцать рублей. В семье его не дрожали над копейкой, но и не привыкли швырять ее зря. Лишних денег у парня никогда не бывало. Теперь появились. Второй раз в комиссионку он отправился уже без размышлений, в третий — даже с удовольствием, предвкушая «сармак». Сводил Нину в оперетту на хорошие места, в антракте ели пирожные. От новых доходов купил ей сувенирную косынку, изукрашенную видами Венеции, себе — безразмерные носки. Нина спросила, откуда деньги. Объяснил, что нашел халтуру, быстро перевел разговор на другое — хоть и радовался «сармаку», а признаться не хотел. Объяснению Нина поверила, она всегда верила Косте.

Так и прошла зима — без особых забот, скорее хорошо, чем плохо.

С первым зовом весны они были в яхт-клубе. Здесь и нашел их Михаил.

Яхт-клуб встретил пришедшего гомоном звонких молодых голосов, блеском свежевыкрашенной «посуды», маникюрным запахом нитрокраски. Возле яхт, швертботов, катеров хлопотали их экипажи — скребли, чистили, красили, лакировали, прилаживали рангоут и такелаж. Весенние голоса и весеннее солнце дополняли друг друга.

Костя и Нина обдирали рашкетами старую краску с бортов «Тайфуна». Под остриями металлических скребков краска завивалась тонкими стружками, неторопливо падала на землю. Таких стружек было много вокруг — работали капитан и матрос давно.

Девушка первой заметила приближающегося Михаила и, даже забыв поздороваться; нетерпеливо воскликнула:

— Ну?

— А что ж? — немного рисуясь, дескать, я и не сомневался в результатах экзамена, ответил он. — Все в порядке.

— Выдержал, значит? — уточнил Костя.

— Эге.

— Поздравляю. — Покровительственно-небрежный тон в разговоре с Семихаткой у Кости так и остался, однако чувствовалось, что он рад за товарища. Тот понял, ответил дружеской улыбкой.

— И я поздравляю. — Нина протянула руку. Новоиспеченный яхтсмен крепко пожал ее. Обменялся рукопожатием и с Костей.

— «Правила предупреждения столкновений судов» спрашивали? — осведомилась Нина. — Мне их труднее всего заучить было.

— Спрашивали. Статью двадцать четвертую, — полузакрыв глаза, начал «сыпать», отвечая выученное назубок. — Всякое судно, подходящее к другому с направлением более двух румбов позади траверза, то есть, находящееся в таком положении относительно обгоняемого судна, что ночью с него невозможно видеть ни одного из бортовых огней, должно считаться обгоняющим судном… Во!

— Лихо, — кивнул Костя. После паузы добавил:

— Теперь давай за дело. Матросом идешь ко мне на «Тайфун». Она, — глазами показал на девушку, — предложила, дядя Пава согласился, и я не против.

Михаил стал вторым матросом, полноправным членом команды морской яхты «Тайфун».

Говорят, во всяком деле самое важное — начать. Может, так око и есть. Случайность столкнула Михаила с яхтами и морем, а теперь лишиться парусного спорта для него значило бы лишиться многого. Правда, по-прежнему не все шло гладко. Едва взявшись за кисть, чтобы красить «Тайфун», Михаил ухитрился вымазаться краской на диво всему яхт-клубу, когда прилег отдохнуть, незаметно угодил волосами в растекшуюся по доскам лужицу смолы, приклеился к своему ложу, вставая, выдрал клок из шевелюры. Случались и другие неприятности. Но не они решали дело. Все-таки моряк из него получался.

Скоро общими усилиями «Тайфун» был спущен на воду и отправился в первый весенний рейс.

С утра штилело, а во второй половине дня, когда Михаил и Нина после смены пришли в яхт-клуб, «заработал», как говорят моряки, «горишняк» — ветер спокойный, ровный, хотя и довольно крепкий. Костя приказал зарифить грот — «Тайфун» вышел в море с уменьшенной парусностью. Несмотря на эту предосторожность, яхту кренило сильно. Крутые волны сшибались с «Тайфуном», обдавая сидящих в кокпите холодными брызгами. Пришлось натянуть сверх обычного платья непромокаемые штормовые костюмы-венцерады. Нос яхты, подброшенный волной, звонко шлепал об воду.

— Давай, Семихатка, за борт вылазь, откренивай, — скомандовал Костя. — Приучайся работать, как на гонках полагается.

Приказ капитана Михаил встретил без всякого удовольствия. Однако дисциплина есть дисциплина. Не покажешь же, что струсил, тем более при Нине. Но как не хочется вылезать из кокпита, ложиться на мокрый скользкий борт, висеть над клокочущей бездной, ослабляя весом своего тела крен «Тайфуна». Свалиться в море при резком движении яхты легче легкого. А на Михаиле тяжелый резиновый костюм, который сковывает движения. Не успеешь стянуть с себя венцераду, в ней и минуты не продержишься на воде.

Щеки Михаила побелели, губа судорожно закушена, в глазах мелькает страх. Но владеть собой уже научился. Ни словом, ни жестом не выдавая своих настоящих чувств, он висит на борту яхты, время от времени, лихости ради, откидываясь корпусом гораздо дальше, чем требуется. Когда девушка — свежая, растрепанная ветром, довольная — обернулась к нему, спросила: «Как дела?», Михаил улыбнулся в ответ. Правда, улыбка получилась довольно вынужденная, Нина и Костя обменялись взглядами.