Валентин Моисеев - Как я был «южнокорейским шпионом»

• Название: Как я был «южнокорейским шпионом»
• Автор: Валентин Моисеев
• Издательство: Моск. хельсинк. группа
• Жанр: Публицистика
• Год: 2004
• ISBN: 5-98440-004-9.

Принужденный арестом и необоснованным обвинением в шпионаже сменить посольский особняк на тюремную камеру в «Лефортово», вечерний смокинг на арестантскую робу, российский дипломат и ученый-востоковед Валентин Моисеев рассказывает об этом пятилетнем эпизоде своей жизни, который он называет «позорным для страны и печальным для себя».

Дело Моисеева является типичным в череде других «шпионских» дел, раздутых ФСБ в 90-е годы, и, прочитав эту книгу, читатель из первых рук получит представление о современных методах работы российских спецслужб, состоянии судебно-правовой системы и ситуации с правами человека в России.

---

Как в таких условиях может работать наша дипломатическая служба, сотрудничать ученые — вообще непонятно.

Перекочевало в приговор из обвинительного заключения выходящее за рамки понимания утверждение о том, что я совершил государственную измену в форме шпионажа в ущерб внешней безопасности государства, «являясь гражданином СССР, а затем РФ». Какой глубокий смысл заложен в эту фразу?

Нужно ли говорить, что в 1992 году Советского Союза уже не существовало, и я не мог в то время быть его гражданином и не мог нанести ущерб его безопасности? Вероятнее всего другое: кто-то продолжает до сих пор жить по уложениям несуществующего государства и не может с ними расстаться. Ведь сослалась же судья вслед за обвинением на нарушение мной расписки, данной, как и всеми другими, при поступлении на работу в МИД СССР, которая предусматривала обязательство докладывать о контактах с иностранцами «представителям советской власти». При поступлении на работу в МИД России такой расписки, разумеется, уже не требовалось. В судебном заседании я предлагал ей сослаться еще и на Правила поведения советских граждан за рубежом, обязательство соблюдать которые я также регулярно давал в свое время при каждом выезде на работу за границу. Там и того строже: нужно было не только докладывать о каждом своем шаге, но и запрещалось в одиночку появляться на улице.

Не думаю, что у Комаровой уровень правовых знаний выше, чем у коллегии судей Верховного суда, чтобы она могла опровергнуть их Определение. Да и закон не позволяет этого делать, а требует безусловного выполнения содержащихся в Определении указаний. Абсолютно убежден, что она не пошла бы на это, не будучи твердо уверенной, что ее прикроют, а может быть, и поощрят.

Комарова, судя по всему, специализируется на делах, расследование по которым ведет ФСБ. Ее подпись стоит под приговорами генералу КГБ Олегу Калугину с заочным обвинением в государственной измене, скульптору Александру Сусликову; обстрелявшему из гранатомета американское посольство в Москве, активистам организации «Новая революционная инициатива», обвиненным во взрыве около приемной ФСБ. А репортаж с процесса, где она председательствует, журналисты называют «Бесчинства судьи Комаровой».[44]

Очень сожалею, что не мне первому пришло в голову задать вопрос, увиденный мною в качестве заголовка в одной из газет: «Ваша честь, где ваша совесть?» — но всегда его вспоминаю, когда читаю подписанный ею приговор.

Что стоит за сроком наказания?

Может показаться, что отмеренные мне судом четыре с половиной года за столь серьезное преступление — исключительно признание властями шаткости обвинения или некий акт милосердия. Если первый тезис имеет право на существование, поскольку наши суды практически никогда не выносят оправдательных приговоров, особенно арестованным — их в лучшем случае освобождают «за отбытым» в изоляторе, то второе я исключаю полностью. Не для того предпринималось столько усилий осудить, чтобы потом миловать.

Пресса расценила приговор категорично: «Такого срока, который после многолетних мытарств получил «шпион» Моисеев, — писали на следующий день „Новые Известия“, — статья, по которой он обвинялся, даже не предусматривает: те 12 лет, на которых настаивал вчера государственный обвинитель, являются по ней наказанием минимальным. И это, на наш взгляд, говорит лишь о том, что очередной громкий процесс, инициированный ФСБ вслед за „делами“ Никитина и Пасько, окончился еще большим провалом».[45]

По мнению известного российского адвоката, председателя Российского комитета адвокатов в защиту прав человека Юрия Марковича Шмидта, «судейская чехарда в деле Валентина Моисеева — явное свидетельство того, что судьи не хотели идти против совести и закона и уступать нажиму, который на них оказывался. Реальных доказательств, подтверждающих его вину, не было. Все материалы, найденные у него, не содержали государственной тайны, если следовать перечню Федерального закона. И компромиссный приговор, вынесенный в результате беспрецедентного нажима „органов“, — тому свидетельство».[46]

В некоторых интервью я тоже называл полученный срок «оправданием по-русски», когда наказывать не за что, а полностью оправдать нельзя. Вместе с тем, думаю, что дело заключается не только и в этом.

О том, что стоит за таким наказанием и какие в этой связи от меня ожидаются действия, я был поставлен в известность в день оглашения приговора, еще до того, как вернулся в изолятор. Это сделал через пару часов один из моих бывших сокамерников, «случайно» оказавшийся в тот день в одном со мной автозаке, пока я ожидал отправки в «Лефортово» на территории «Матросской тишины».

Поздравив меня со столь мягким, по его мнению, приговором, о котором он якобы узнал от одного из адвокатов, он начал рассуждать, что при таком сроке, до окончания которого осталось полтора года, подавать кассационную жалобу не имеет смысла.

— Тебе надо думать о здоровье, о том, как быстрее выйти, а «касатка» — это опять ожидание в тюрьме, да и неизвестно, какие будут результаты. В лучшем случае опять многомесячный суд и все та же тюрьма. Пиши заявление начальнику «Лефортово», — советовал он, — чтобы тебя взяли в хозяйственную обслугу изолятора. Я знаю, твою просьбу удовлетворят, и уже через два-три месяца ты будешь условно-досрочно освобожден. А когда выйдешь, то со всем и разберешься.

Для человека, к тому времени уже более трех лет отсидевшему в тюрьме и познавшему все прелести тюремного существования, прозвучавшее предложение было более чем заманчивым. Будучи уже опытным, я прекрасно понимал, откуда дует ветер. Действительно — два-три месяца — и все позади. Опять же неизвестно, сколько отмерит следующий суд, если дело будет отправлено на новое рассмотрение. Он вполне может вернуться к 12 годам, как было по первому приговору.

Но вместе с тем я понимал, что отказ от обжалования приговора будет автоматически означать согласие с обвинением и приговором, чем бы я потом свои действия ни мотивировал. Более того, я лишился бы возможности рассмотрения жалобы в Европейском суде по правам человека ввиду неисчерпанности внутренних средств правовой защиты. Пойти на это, согласиться с наветом и признать, что я шпионил в ущерб стране, на которую всю жизнь работал, я не мог. Этому противилось все мое сознание. Адвокаты, которым я рассказал о сделанном мне предложении, сказали, что поймут любое мое решение. И я решил, пусть дадут хоть 12 лет, но я буду обжаловать приговор до конца.

Кассационная жалоба в Верховный суд была подана. И тогда атака на меня продолжилась с другой стороны. Сокамерник повел бесконечные разговоры об ужасах лагерной жизни и особенно этапирования.

— Молодые и здоровые-то едва выдерживают этап, теряя в весе по 10–15 кг, — пугал он. — А что будет с тобой, когда у тебя и так остались одни кожа да кости, да при твоем возрасте, — невозможно даже представить. Тем более с твоей статьей тебя наверняка отправят куда-нибудь подальше, на лесоповал. Там ты вообще не выживешь. Там нет никаких законов и правил. Зачем тебе это все надо? Подумаешь, судимость. Кого в России этим удивишь? И кто в России когда добивался справедливости?

Я не отозвал кассационную жалобу. Настойчивость, с которой меня подталкивали к отказу от обжалования, только укрепила меня во мнении, что сокращение наказания с 12 до четырех с половиной лет — приманка, брошенная мне, чтобы я попал в капкан признания своей вины и справедливости обвинения. В совокупности с посулами быстрого условно-досрочного освобождения это было молчаливое предложение компромисса со стороны ФСБ: и мы правы, и ты отделаешься легким испугом; только ничего не предпринимай больше, и давай все забудем. Мощная кампания в мою поддержку, развернутая правозащитниками на фоне охватившей страну шпиономании, мое обращение в Страсбург не могли не заставить власти задуматься о том, как бы замять дело с наименьшими для себя потерями.

Подобный компромисс, по моей оценке, был показателем шаткости позиций его предложившего.

Тогда я не мог знать, что мое мнение целиком разделяется наблюдателями и что они в точности просчитали действия и цели властей. В день оглашения приговора электронная газета «Грани. Ру», корреспонденты которой никак не могли знать о состоявшемся со мной в автозаке разговоре, писала: «Вероятно, суд, сформулировавший вердикт, посчитал, что решение принято архимудрое. С одной стороны, чекисты могут быть спокойны — они действительно поймали шпиона, а не слепили его из своих фантазий. С другой — Моисееву вышло послабление, пусть радуется. Сидеть-то всего осталось полтора года. Можно не сомневаться, что Моисееву уже популярно объяснили, сколь неблагоразумно было бы опротестовывать столь гуманный приговор. Это значит — новое разбирательство, в ходе которого могут открыться новые факты преступной деятельности чиновника МИДа. И — опять Лефортово, опять многолетнее правосудие».[47]