Дирк Уиттенборн - Жестокие люди

• Название: Жестокие люди
• Автор: Дирк Уиттенборн
• Жанр: Современная проза

---

– И что, помогает?

– Осборн их пьет. – А вот этого я бы предпочел не знать.

– А зачем Двейн в собаку стрелял?

– С чего ты взял, что это сделал он? Вечно его обвиняют в том, чего он не делал. – Странно, что она заступается за своего драчуна. Я-то думал, что Брюс совсем вскружил ей голову. Наверное, верность бывшему возлюбленному достойна уважения. Только если этот возлюбленный не Двейн. Я его терпеть не мог.

– Да ну? Может, он решил, что это олень? Да ладно тебе. Это черный лабрадор, и теперь у бедного пса только три лапы. – Наверное, это все из-за курса семейной терапии, который преподнес нам дедушка. Помню, как-то психолог показал мне одну хорошенькую картинку, на которой был изображен сказочный домик и семья, живущая в этом домике, а потом спросил меня, кто на этой картинке похож на меня больше всего. Я показал на собаку.

– На твоем месте я бы ужасно разозлилась на Майю за то, что она ставит эти капканы. – Сказать по правде, мне казалось, что это было лучшим, что случилось за всю мою жизнь.

– Какой еще капкан… О чем это ты?

– Слышала я эту ерунду насчет консервной банки. Двейн сам чуть в него не попал. Он говорит, что еще устроит им за то, что они расставляют свои идиотские капканы.

– Почему он считает, что ему позволено кидаться на людей?

– В основном он путается только с богатыми.

– И что теперь он собирается делать? Подстрелить одну из их лошадей?

– Это у него нужно спросить.

– Говнюк твой Двейн. – Мне казалось, что я могу говорить так без утайки, зная, чем она занималась с Брюсом в домике.

– Ты его просто не знаешь.

– Человек, который стреляет в собаку – говно.

– Я передам ему.

– Вот и хорошо. И не забудь сказать ему, что если он еще раз швырнет в меня банку пива, или будет ко мне лезть, то его арестуют.

– Гейтс никогда не арестует Двейна за то, что он дерется с тобой или с твоими новыми богатенькими друзьями.

– Почему же это?

– Потому что Двейн может здорово навредить многим людям, если ему это будет надо.

– И как же он это сделает?

– Не забывай про уши мистера МакКаллума.

– Что это значит? – Кажется, она сказала что-то такое, чего не должна была говорить.

– Ладно, давай забудем об этом и выпьем пивка.

– У нас нет пива. – Вообще-то, я нашел целую упаковку в старом холодильнике, который стоит в подвале. Мама, видимо, не знала о нем, когда изгоняла из нашего дома алкоголь. Пусть Джилли Двейн с Брюсом угощают.

Браконьеры, ловушки на ондатр, уши мистера МакКаллума, дипломатический иммунитет Двейна, Осборн, принимающий лекарство от импотенции, сделанное из украденных желчных пузырей: получалась какая-то странная пищевая цепь. Мне никак не удавалось соединить ее звенья, и поэтому я выключил свет, нажал на кнопку проектора и погрузился в мир яномамо, в котором звучал голос моего отца.

Он комментировал все, что происходило в кадре. Слышать его голос – впервые в жизни – было странно. Он звучал умиротворенно. Я представил, будто папа рассказывает только для меня. Наконец в кадре появился он сам, окруженный толпой обнаженных индейцев. Отец только прибыл. Словно Полоний Лаэрта, он предупредил меня: «Жить в обществе первобытных людей – это и привилегия, и большая ответственность. Ведь они никогда не имели контакта с внешним миром. И даже представления о нем. Само присутствие наблюдателя меняет их жизнь, причем настолько существенно, что нам сложно это представить…». Его молодой голос, чем-то похожий на мой, звучал взволнованно. Когда я был простужен, то говорил в точности так же, как и мой отец. Только папа был намного умнее, конечно.

В основном он рассказывал о том, о чем мне и так было прекрасно известно. Я так много и так часто думал об этих людях, что теперь мне казалось, что это не документальный фильм, а домашнее видео, запечатлевшее моих далеких родственников, которых я никогда не видел вживую. Фильм был просто супер: мужчины нюхали энеббе и вообще вели себя в полном соответствии с данным им именем – «жестокие люди», а их шаманы насылали и снимали чары и проклятия, чтобы защитить себя или красть души соседских детей. И мне было приятно, что отец шутит, обращаясь ко мне (он невозмутимо заметил, что когда неженатые пары хотели предаться радостям незаконной любви, то, прежде чем тайком удалиться в кусты, они все употребляли одно и то же неуклюжее объяснение: «Мне нужно в туалет»). То же касалось неверных супругов. Отец перевел все, что они говорили, так что из субтитров все было понятно.

Документальный фильм был посвящен празднику, на котором, по приглашению племени, с которым жил мой отец, должны были присутствовать жители другой деревни, находившейся от них в одном дне пути. Целых две недели яномамо занимались тем, что убивали отравленными стрелами обезьян-баша, выкуривали броненосцев из норок и собирали бананы. Эти кадры прерывались съемками того, как индейцы наряжались для пира, который вовсе не был их главной целью. Когда я читал субтитры, то хохотал, как сумасшедший. «Зачем только нам столько хлопотать ради этих людишек, которые питаются спермой муравьеда?». «А может, нам лучше сразу убить парочку этих обжор, украсть их женщин и самим съесть все, что мы приготовили?». Возможно, папа выразился бы более красноречиво, но, в основном, все разговоры, которые вели между собой «жестокие люди», сводились к одному: «Давайте обманем наших соседей и напугаем их до смерти, так, чтобы они побоялись возвращаться и нападать на нас!».

– Финн! – заорала Джилли, стараясь перекричать шум пылесоса. Пир только начинался. Я надеялся, что если не стану отвечать, она оставит меня в покое.

– Финн! – Люди яномамо из соседней деревни танцевали на поляне, сжимая в руках натянутые луки и пучки стрел. Они ужасно кривлялись, готовые и пировать, и сражаться – с одинаковым воодушевлением. Потом они запели воинственные песни-ваияму.

– Фи-и-инн!

Я остановил пленку, но выключать проектор не стал. На экране застыл прыгнувший индеец. Его член был привязан к талии веревочкой. На корточках сидела голая девочка. Ее тело было раскрашено красными полосами. Хотел бы я знать, на что она смотрит с таким безразличием – на этого мужчину или на его достоинство? Встав на костыли (подмышки болели нещадно), я поковылял через комнату, распахнул дверь и закричал:

– Слушай, я никак не могу сосредоточиться. Неужели нельзя…

– К тебе твои друзья приехали. – Джилли, даже не взглянув на меня, продолжала пылесосить.

– Какие еще друзья?

Я выглянул в окно. Майя и Брюс привязывали своих лошадей к железной скамье, которая стояла у одного из кленов, растущих перед домом. Кобыла Майи была без седла. Видимо, они купали лошадей. Поверх ее мокрого купальника была надета майка с надписью «Жизнь – это не репетиция», а на ее ногах были высокие ковбойские сапоги Видимо, она сама только что вылезла из воды. Она была одета очень небрежно, в отличие от Брюса, который был при полном параде: на нем были белые бриджи, черные сапоги и рубашка-поло – самая настоящая рубашка-поло!

Джилли выключила пылесос и пяткой ноги, обутой в шлепанец, нажала на кнопку, чтобы втащить шнур.

– Пойду убирать на втором этаже.

Видимо, она не хотела, чтобы они видели ее в роли горничной. Меня тоже кое-что смущало. В той футболке, которая была на мне, я сегодня спал, и спереди у нее оставались следы, по которым можно было определить, что я ел последние три раза. Сегодня после завтрака это было шоколадное мороженое. Кроме того, я чувствовал себя слишком упоенным своим несчастьем, чтобы заниматься такой ерундой, как мыть голову или выдавливать прыщик, вскочивший у меня сегодня утром на подбородке.

Пока Майя подходила к дому, я стащил с себя футболку и понюхал свои подмышки. Джилли с изумлением смотрела на меня.

– Собираешься устроить им горячий прием?

Кажется, все будет хорошо, если я не стану размахивать руками. Потом я подскочил к зеркалу, висящему в прихожей, и выдавил прыщик.

– Ты что! Я же его только что помыла!

Там, где только что отражалось мое лицо, образовалось пятнышко гноя. Майя была уже у двери. За чистой рубашкой на верхний этаж я сбегать не успею. Я вытер гной с зеркала своей вонючей футболкой, швырнул ее в шкаф, повернулся к двери и открыл ее как раз в тот момент, когда Майя подняла руку, чтобы постучать.

– У меня для тебя кое-что есть. – Она рассмеялась и поцеловала меня – прямо в подбородок, рядом с выдавленным прыщиком, как будто его там и не было. – Это приглашение. На день рождения – мой и дедушкин. Приходи в Охотничий клуб в субботу, ровно в полседьмого.

Брюс остановился, стоя на газоне. Он внимательно смотрел на копыто своей лошади. Потом глянул на меня, и поднял большой палец вверх, беззвучно прошептав «Она от тебя без ума». Я знал, что с копытом его лошади все в порядке. Может, он просто понял, что мне нужна сейчас помощь, от кого бы она ни исходила?