Александр Тиняков (Одинокий) - Стихотворения

• Название: Стихотворения
• Автор: Александр Тиняков (Одинокий)
• Издательство: Водолей
• Жанр: Поэзия
• Год: 2002
• ISBN: 5-7137-0216-2

 Александр Иванович Тиняков (Одинокий) — одна из наиболее парадоксальных фигур в поэзии Серебряного века. Оставшийся в воспоминаниях современников если не Федором Павловичем Карамазовым от литературы, то, по крайней мере, одним из «неудачников», Тиняков, по словам Н.А.Богомолова, «воспринявший все соблазны и искушения своей эпохи как неукоснительное руководство к действию, тем самым становится не просто «одним из», но и тем образцом, по которому можно изучать сами каноны, принципы и неписаные законы символизма».

---

II ДЕРЕВЕНСКИЕ ЛЮДИ

Мой прадед Мой род не знатен и не громок, Ему безвестна глушь веков, Но я моих отцов потомок И я люблю моих отцов. Б.В. Никольский

Он в будни мерно за сохою
Шагал в ликующих полях,
А в праздник – с песней удалою –
Гулял и гикал в кабаках.

В избе, пропахшей горьким дымом,
Под ледяной метельный смех,
Он, как медведь, дремал по зимам,
Закутавшись в овечий мех.

Но лишь весною начинала
Чернеть полей окрестных ширь,
Душа в нем дивно оживала,
В нем просыпался богатырь!

И снова твердым, мерным шагом
Он шел за верною сохой
По зеленеющим оврагам
Под дружелюбной синевой.

Звенела летом легким звоном
Его блестящая коса –
И с быстрым падала поклоном
К его ногам лугов краса.

Во дни июльской грозной страды
С него стекал кровавый пот,
Но он не знал ценней награды,
Чем урожайный, хлебный год.

Когда ж кончался птичий гомон
И осень в мир несла тоску,
То – вечный труженик – цепом он
Стучал задорно на току.

Потом он сыпал емкой мерой
Зерно златистое в мешки
И ехал с мельницы весь серый
От пыли, пота и муки.

И за весной весна летела,
И за годами шли года,
Но в нем не никла, не хирела
Душа под бременем труда.

И встречен смертью роковою,
Он умер сразу, не болев,
В саду, под яблонью, весною,
Под птичий радостный напев…

Вот почему порой не ладит
Мой дух с весельем городским:
Во мне живет мой старый прадед
И манит к нивам золотым.

Зовет старик к родным избушкам,
К зеленым отчим рубежам,
К осенним радостным пирушкам
И к тяжким, сладостным трудам!

Август 1912 Москва Николаевский солдат

В холод, в оттепель и в зной
Мимо серых, дымных хат
Ходит бравый отставной
Николаевский солдат.

И хотя на днях ему
Стукнет восемьдесят пять,
Бодро носит он суму
И не хочет помирать.

А когда бывает пьян,
Он поет про старину:
Про Малаховский курган,
Про Венгерскую войну.

С ярким пламенем в глазах
Говорит он про врагов,
И объемлет жуткий страх
Простодушных мужиков.

Рты раскрыв, они глядят,
Как в них метит костылем
Расходившийся солдат,
Точно въявь он пред врагом…

А когда Японец нам,
Обезумев, стал грозить,
То старик пришел к властям
И сказал: «Хочу служить!»

Видел я потом: рыдал
Старый, будучи не пьян,
И – рыдая, повторял:
«Наши сдали Ляоян!»

август 1912 Москва Становой Пристав

Будя бубенчиком лужайки,
Простор тревожа полевой,
На дребезжащей таратайке
Куда-то едет становой.

От пыли сер помятый китель
И сед его повисший ус –
И каждый деревенский житель
Снимает перед ним картуз.

Не зная долгих остановок,
Всегда он мчится средь полей
На гул кабацких потасовок,
На крики буйных бунтарей.

Сожгут ли сена стог в усадьбе
Иль конокрада свалит кол,
Умрет ли пьяница на свадьбе, –
Он все заносит в протокол.

К купцам, известным в околодке,
Он заезжает на лету,
С дороги, крякнув, выпьет водки,
Похвалит дочек красоту, –

И мчится дальше в ночь глухую
На зов настойчивый и злой,
И будит тишину ночную
Его бубенчик удалой.

И так всю жизнь. Без пыли седы
Теперь концы его усов,
Но так же в мире часты беды
И змей греха многоголов!

Быть может, пулею шальною
Из-за угла его сразят
И вольнодумной болтовнею
Его могилу оскорбят…

Но в бессознательной отваге
Он примет горькую судьбу
И – верен долгу и присяге –
Опустит руки лишь в гробу!

Октябрь 1912 Петербург Землевладелец

Угрюм и толст, – как ястреб, зорок,
В домашнем сером пиджаке
Помещик въехал на пригорок
На сытом рыжем меринке.

Дружнее граблями взмахнули
Ряды веселых, статных баб,
Приказчик – с быстротою пули –
Вскочил, прервав певучий храп.

И не успев стряхнуть дремоты,
Он пред хозяином поник –
И было тяжелей работы
Вникать ему в обидный крик.

Натешась руганью ядреной,
Помещик лошадь повернул
И в зыбких волнах ржи зеленой
Поплыл и тихо потонул.

Вернувшись с поля – весь багровый –
Он чай с вареньем долго пил
В старинной маленькой столовой
И мух назойливых давил.

За ранним ужином он хмуро
Смотрел на юных дочерей,
А те склонялися понуро
Под властью сумрачных очей.

Ложась в постель, перед киотом
Шептал он древние слова,
Хоть не к молитвенным заботам, –
К подушке никла голова.

И ночью – мирною и тихой –
Он увидал привычный сон:
Поля с пшеницей и гречихой
Да ярко-синий небосклон.

Ноябрь 1912 Петербург

III ВСЕОПРАВДАНИЕ

Я люблю мою темную землю, И в предчувствии вечной разлуки Не одну только радость приемлю, Но, смиренно, и тяжкие муки. Федор Сологуб
Все люблю и все приемлю Вл. Бестужев
Посвящаю Владимиру Бестужеву Оправдание войны

Сестрою смерти речь людская
Войну неправо нарекла:
Война – свирепая и злая –
Вершит не мертвые дела.

Не к смерти, хилой и костлявой,
Бойцы стремят свои сердца,
А к жизни, сладостной и правой,
К могучей жизни – до конца!

И смерть в сраженьях не почетный,
А только неизбежный гость, –
И жизнь – с улыбкой беззаботной
Бросает ей за костью кость!

Но мчится весело в атаки,
Но кроет дерзким дымом твердь
И в бой зовет в огне и мраке: –
Поверьте, юные, – не смерть!

Порыв стремительный героя
И горький плач его жены –
Все это – наше, все – земное
И чуждо смертной тишины.

Пускай страданий слишком много,
Склонить мы головы должны,
Как перед мудрой волей Бога,
Пред неизбежностью войны.

И мы не можем, не страдая,
Понять, как сладостна любовь,
И нам мила краса земная,
В которой – слезы, боль и кровь.

Декабрь 1914 Петроград Любовь к земле

Я радуюсь утренним зорям,
И зорям вечерним я рад,
И Демоны болью и горем
Моей тишины не смутят.

Все в жизни – сиянье и благо,
Все в мире земном – красота,
Везде живоносная влага
Божественных Сил разлита.

Обиду, позор, неудачу
Приму я как сладостный дар
И, в узы попав, не заплачу
И встречу – без гнева – удар.

И счастью, и скорби, и муке
Я нежно и трепетно рад,
Всему простираю я руки,
Как ласковый, любящий брат.

Но если бы ангел из рая
Был Господом послан за мной,
Его бы я встретил, рыдая,
Его б я не принял душой!

Люблю мое хрупкое тело,
Больную и глупую плоть, –
И лучше земного удела
Не даст мне удела Господь.

Быть может, в огромной Вселенной
Есть много прекрасных миров,
Но здесь и былинкой смиренной
Остаться навек я готов.

Страданья, печали и горе
Готов я нести без конца
И славить небесные зори
Словами земного певца!

Декабрь 1914 Петроград За книгою Шри Рамакришны

В мой срок я выполз из яйца
На Божий свет свирепой коброй,
Шипя, приветствовал Творца
И начал жизнью жить недоброй.

Птенцов, лягушек и мышей
Я убивал мне данным ядом
И жил один среди камней,
Презренно-грозным, грешным гадом.

Семья шумливых обезьян,
Меня завидев, убегала,
Сам Тигр – владыка наших стран –
Боялся гибельного жала.

Куда бы яд ни проник,
Туда и Кали низлетала…
Но как-то в лес пришел старик
И сел под деревом устало.

Привычной злобою томим,
Ужалил старого я в ногу, –
Но смерть не реяла над ним
И я почувствовал тревогу.

Когда же он лучистый взор
С любовью на меня направил,
Познал я грех мой и позор
И жизнь разбойничью оставил.

И с той поры я за святым
Ползу смиренно по дороге
И сердце гада – раньше злым, –
Я ныне радуюсь о Боге!

Май 1915 * * *

Мне ни счастья, ни покоя
Не дал праведный Господь,
В грудь вложил мне сердце злое,
Гордость – в ум и похоть – в плоть.

И, послав меня на Землю,
Приказал Он мне: «Живи!» –
Я Его завету внемлю,
Я иду на свет Любви.

Темный, слабый и распутный,
Часто я впадаю в грех,
Упиваясь влагой мутной
Унизительных утех.

Я страдаю и болею,
Проклинаю, плачу, злюсь,
Но о прошлом не жалею,
Мук грядущих не боюсь.

И пускай лихим позором
Жизнь моя меня томит!
И пускай змеиным взором
Смерть меня заворожит!

Пусть не знает ум покой,
И не знает счастья кровь,
И бунтует сердце злое, –
Верю в Божию Любовь!

В дни паденья и страданья,
В страхе, злобе и стыде,
Верю свято в оправданье
Я на Божием суде!

Май 1915 Смерти

Когда придет моя пора,
Когда ударит час разлуки
И ты – Суровая Сестра –
Ко мне протянешь властно руки, –
Не отступлю, не прокляну,
Не содрогнусь перед тобою:
Уста безропотно сомкну,
Глаза бестрепетно закрою.
Когда прикажет Господь,
Прерву мой труд и без печали
Земле и тленью вверю плоть,
А Сам уйду в иные дали!

Ноябрь 1915

IV ЖЕНЩИНЫ