Дуглас Боттинг - Джеральд Даррелл. Путешествие В Эдвенчер

• Название: Джеральд Даррелл. Путешествие В Эдвенчер
• Автор: Дуглас Боттинг
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Джеральд ненавидел школу так сильно, что Луизе пришлось забрать его оттуда. «Мать отвозила Джеральда в школу по утрам, — вспоминает один из друзей семьи Дарреллов. — И это было нелегко. Она тащила его, а он упирался и кричал. В конце концов, его приходилось оставлять дома, потому что у него поднималась температура. Вызванный доктор сказал, что это очень нехорошо для ребенка и что его можно обучать на дому». И действительно, местный врач поставил Джеральду диагноз так называе­мой «школьной болезни». У него обнаружилось психосоматическое заболе­вание, которое не позволяло ему учиться в обыкновенной школе.

После того как семья Дарреллов переехала в Дикси-Лодж, Лоуренс, который, как Лесли и Маргарет, жил отдельно, подружился с Аланом То­масом, помощником менеджера крупного борнмутского книжного магази­на. Алан был ровесником Лоуренса и разделял литературные и интеллекту­альные интересы своего нового друга. Очень высокий, худой, бородатый, похожий на паука, Алан жил в Боскомбе, поблизости от Борнмута. Скоро он познакомился со всей семьей Дарреллов и стал братом и другом всех членов семьи. Незадолго до того как Джеральд покинул так не нравящуюся ему школу Вичвуд, директор этой школы пришел в магазин, где работал Алан.

«В вашей школе учится брат моего друга», — сказал Алан.

«Да? — удивился директор школы. — И кто же это?»

«Даррелл, Джеральд Даррелл», — ответил Алан.

«Самый невежественный ребенок во всей школе!» — отрезал директор и в возмущении покинул магазин.

Джеральд продолжал бороться с трудностями. Но в один прекрасный день его несправедливо обвинили в каком-то проступке, за что он был на­казан директором школы. Мама забрала запуганного мальчика из школы, и на этом формальное образование Джеральда завершилось. Ему было все­го девять лет.

Чтобы помочь Джеральду побыстрее справиться с травмой, мама реши­ла купить ему подарок. Они на трамвае отправились в центр Борнмута, где располагался зоомагазин. Джеральду предстояло самому выбрать себе со­баку. Он вспоминал:

«В витрине я увидел множество кудрявых черных щенков. Я долго сто­ял, выбирая, какого из них купить. Наконец я остановил свой выбор на са­мом маленьком, которого совсем затерроризировали его более крупные со­братья. Мы купили его за символическую сумму в десять шиллингов. Я при­нес его домой и назвал Роджером. Роджер был одним из самых разумных, смелых и добрых собак, какие только у меня были. Он быстро вырос и стал напоминать небольшого эрдельтерьера с пушистой шерстью, которая бы больше пристала пуделю. Роджер был очень умным. Он быстро выучил не­сколько трюков и великолепно умирал за короля и отчизну».

Роджеру было суждено прославиться и, в некотором роде, обрести бес­смертие.

Избавившись от невыносимого груза формального образования, Дже­ральд вернулся к своему привычному, веселому времяпрепровождению. Он исследовал сад, лазил по деревьям, играл с собакой, набивал карманы улит­ками и слизняками и мучил всех своими проделками. Дороти Браун вспо­минает, что именно Джеральд засунул вонючие бомбы в ящик для угля, ко­гда Дарреллы пришли к Браунам на Рождество. Мама правила своим до­мом мягкой рукой. «В их доме могли накормить каждого, — вспоминает Дороти. — Она радостно принимала любого друга своих детей. «Сколько человек придет сегодня вечером?» — спрашивала она и находила место за столом для каждого, и для молодых, и для старых. Мама была очень ма­ленькой, но обладала огромным сердцем. Она была очень дружелюбной, могла поговорить с каждым, а готовила она совершенно замечательно!»

Восхитительные ароматы, распространявшиеся с маминой кухни, бес­конечное разнообразие вкуснейших блюд, которые она подавала к обеду, энтузиазм, веселье и способности замечательной рассказчицы доставляли удовольствие всем собиравшимся за ее столом. Эти качества оказали ог­ромное влияние на младшего сына Луизы. Став взрослым, Джеральд пре­вратился в настоящего гурмана и великолепного повара. Свои кулинарные навыки Луиза унаследовала от матери. Многому она научилась у своих ин­дийских кухарок, поскольку, несмотря на неодобрение мужа, проводила на кухне очень много времени. Вернувшись в Англию, она привезла с собой все поваренные книги и заметки, сделанные в годы жизни в Индии. Неко­торые из любимых рецептов Луизы — английские, англо-индийские и ин­дийские — были записаны в красивом викторианском блокноте ее мате­рью: «чаппати», «тофу», «Пирог», «молочный пунш», «немецкие булочки», «еврейский маринад» (сливы, перец чили, финики, манго и зеленый им­бирь). Многие записи сделаны ее собственной рукой и отражают уже ее вкусы — «цветная капуста по-афгански», «индийские отбивные», «цыпле­нок, жаренный по-американски», «голландский яблочный пудинг», «индий­ский сливовый пирог», «русские сладости», «пирог на каждый день», «спи­ральные носочки» (загадочное название!) и «детская вязаная шапочка» (еще одна неожиданность!). Но индийские блюда всегда были ее любимы­ми. Не утратила мама интереса и к алкоголю: вино из одуванчиков, вино из изюма, имбирное вино (для которого требовалось шесть бутылок рома) и вино из маргариток (четыре кварты цветков маргаритки, дрожжи, лимо­ны, манго и сахар).

Неудивительно, что Алан Томас вскоре стал проводить все вечера и вы­ходные дни с семьей Дарреллов. Он быстро понял, что это незаурядное се­мейство:

«Я никогда не видел такой безоговорочной щедрости и гостеприимства. Никто из друзей этой семьи не сможет отрицать, что их общество украша­ло жизнь всех вокруг. Все шесть членов семьи Дарреллов были замечатель­ны сами по себе, а во взаимодействии друг с другом они были еще лучше, чем в отдельности. Раскаты раблезианского хохота, чисто английское ост­роумие, песни Ларри под аккомпанемент гитары или пианино, яростные споры и оживленные беседы затягивались далеко за полночь. Я чувство­вал, что моя жизнь обрела новое измерение».

Лоуренс вспоминает, что именно тогда Маргарет взбунтовалась и отка­залась возвращаться в школу, а Лесли «вполголоса напевал, любовно пере­бирая свою коллекцию ружей». Из Джеральда уже в те дни вырастал вы­дающийся натуралист. Все ванные в доме были забиты его тритонами и го­ловастиками, а также им подобными созданиями.

«Хотя было трудно сказать, что миссис Даррелл управляла жизнью се­мьи, — вспоминает Алан, — однако только благодаря ее мягкосерде­чию, ее забавному, безграничному терпению эта семья оставалась семьей. Она умела смягчать даже самые яростные вспышки ирландского темперамента, я помню, как Джерри возмущался тем, что Ларри, собравшись помыться, вытащил затычку из ванны, где было полным-полно всякой жив­ности. Захлебываясь от невыразимой ярости, подыскивая самое оскорби­тельное слово в своем словаре, Джерри выкрикнул: «Ты, ты… ты… Ты — ПИСАТЕЛЬ!»

Но Джеральд во многом опирался на бескорыстную и искреннюю под­держку старшего брата: «Когда мне было шесть или семь лет, а Ларри был еще неизвестным писателем, борющимся за признание, он постоянно со­ветовал мне начать писать. Опираясь на его советы, я написал несколько стихотворений, и Ларри с глубоким уважением отнесся к моим виршам, словно они вышли из-под пера Т.С. Элиота. Он всегда бросал свои заня­тия, чтобы перепечатать мои стихи. Именно на его машинке я впервые увидел свое имя в напечатанном виде».

Незадолго до смерти, когда в живых осталось меньше половины семьи, Джеральд любовно и честно описал свое бурное детство. Дрожащей рукой на желтой бумажной салфетке из ресторана он написал: «Моя семья — это омлет из ярости и смеха, приправленный диковинной любовью, сплав глу­пости и любви».

Примерно в то же время, когда мама купила Дикси-Лодж, Лоуренс по­знакомился с Нэнси Майерс, изучавшей искусство в Слейде. Нэнси была немного моложе Ларри. Она очень напоминала Грету Гарбо — высокая, стройная, светловолосая, голубоглазая. Лоуренсу исполнилось двадцать, он вел богемную жизнь в Лондоне — играл на пианино в ночном клубе, пи­сал стихи, работал над своим первым романом и увлеченно читал, став за­всегдатаем читального зала Британской библиотеки. «Мое так называемое воспитание было довольно бурным, — вспоминал он. — Я постоянно нару­шал спокойствие. Я кутил и распутничал в Лондоне. Я встретил Нэнси, и она была почти такой же. Мы с ней заключили нелепый союз». Вскоре Ло­уренс с Нэнси сняли комнату на Гилфорд-стрит возле Расселл-сквер. «Мы много пили и почти умирали. Мы вместе бегали в фотостудию. Это было ужасно. Мы сочиняли надписи для плакатов, создавали короткие расска­зы, подрабатывали журналистикой — но мы не собирались продаваться церковникам. Я написал дешевый роман. Продал его — и ситуация изме­нилась. Я обрел стабильную профессию. Искусство ради зарабатывания денег».

Наконец Лоуренс решил, что Нэнси пора пройти крещение огнем, и по­знакомил ее со своей семьей. Много лет спустя Нэнси так вспоминала об этом знакомстве: