Татьяна Туринская - На восходе луны

• Название: На восходе луны
• Автор: Татьяна Туринская
• Жанр: Современные любовные романы

---

Все как всегда. Только на сей раз, услышав обиженный Аришкин всхлип, Марина почему-то не выдержала:

— Да выключи ты наконец телевизор! Или хотя бы сделай потише! Имей же совесть — мы с Аришкой хотим спать!

Каламухин нехотя оторвался от созерцания спортивных баталий и изрек менторским тоном:

— Марииина, что за истееерика? Ты же прекрасно знаешь, что по выходныыым я смотрю гооонки. Я целую неделю работаю ради тогооо, чтобы в выходныыые с удовольствием поболеть у телевииизора!

Марина вспылила:

— А я что, по-твоему, целую неделю ерундой занимаюсь?! Я тоже целую неделю работаю в ожидании выходных, чтобы хоть два раза в неделю выспаться по-человечески!

— Тебе бы только спааать, — возмутился Тореадорович. Но даже в крайне возмущенном состоянии не забывал противно и занудно тянуть слова. — Сколько можно спааать? Отдых должен быть актииивным!

— И вот это ты называешь активным отдыхом? Поорать с утра пораньше перед телевизором? Подергаться в постели, радуясь чужой победе, чужим успехам? Выключи телевизор, я сказала! Дай поспать ребенку!

Каламухин грозно сдвинул брови:

— Я чтооо, не могу в собственном доме посмотреть телевиииизор?!

— Можешь, — спокойно, но твердо ответила Марина. — Но не тогда, когда мы с Аришкой спим.

— Ну, знаааешь, — возмутился Витольд. — С какой стааати я должен менять свои привыыычки? Я всю жииизнь смотрю эти гонки по выходныыым, ровно в шесть часов утрааа. И если бы ты была повнимааательнее, ты бы уже это знааала. Но тебе, как я погляжуууу, абсолютно наплевать на мои привыыычки.

Марина возразила угрожающе тихо, и, будь Каламухин хоть чуточку внимательнее, он бы догадался, что сейчас ему лучше остановиться, не накалять страсти до предела:

— Нет, Витя, это тебе абсолютно наплевать на наши с Аринкой привычки и желания. Ты просто не способен понять, что не ты являешься центром вселенной, что каждый человек индивидуален и имеет право на собственные желания. Если тебе очень хочется посмотреть эти гонки, ты спокойно можешь записать их на видик и посмотреть в любое удобное время, а мы с Аришкой выспимся. Пожалуйста, выключи телевизор.

— Нееет, Марина, ты не понимаааешь! Запись — она и есть зааапись. Мне неинтересно смотреть в заааписи, я хочу смотреть вживууую!

— Ты и сейчас смотришь в записи — не думаешь же ты, что эти соревнования проводятся именно сейчас, сию минуту? Так что не будет никакой разницы, если ты посмотришь гонки немного позже, когда мы с Аришкой уйдем к бабушке.

— Мариина, какая же ты непоняяятливая! — возразил Витольд. — Даже если это и зааапись, то ее сейчас смотрят миллионы людееей. И то, что я смотрю эту запись одновременно с нииими, создает иллюзию сопричааастности. И это совсем не то же сааамое, что смотреть эту же запись в одинооочестве.

Марина прищурилась, вглядываясь в супруга. Господи, да как же она его терпит? Вот это серое ничтожество, возомнившее себя пупом земли, будет диктовать ей условия, а она должна беспрекословно им подчиняться?!

— Витя, ты никогда не задумывался, как ты выглядишь в чужих глазах? Тебе никто не говорил, что ты дикий зануда, если не сказать больше? Ты считаешь, что педантизм является твоей сильной стороной? Ты считаешь себя хорошим человеком и замечательным мужем? Ты вообще не догадываешься, какие чувства я к тебе испытываю?

Каламухин набрал в легкие побольше воздуха, собираясь, видимо, в крутой форме отчитать супругу за непочтительное отношение, но лишь резко его выпустил, издав глухое 'пффф'. Поразмыслив еще мгновение, добавил:

— Ты выбрала неудааачное время для семейных скандааалов, дорогааая. Позволь мне спокооойно досмотреть передааачу, а после я с тобой серьёоозно поговорю, — и гордо уставился в экран телевизора. Правда, на его лице уже не было того удовольствия, с которым он смотрел программу раньше.

Марина хотела было поставить наконец точку в отношениях, да тут так не вовремя заканючила Аришка:

— Мамуля, я чаю хочу…

По инерции Марина чуть было не рыкнула и на дочь, да вовремя спохватилась: ребенок-то тут при чем, она и так сторона пострадавшая. Марина встала с постели, набросила халат поверх ночной сорочки:

— Только чаю или и пожевать чего-нибудь? Говори сразу, я двадцать пять раз бегать не буду.

— Тогда принеси еще бутербродика и печеньку, — попросила Аришка.

Марина улыбнулась ей одобрительно и вышла из спальни.

Естественно, в комнате ее уже поджидала Ираида Селиверстовна. Как всегда, умытая, причесанная, при полном параде, взирала на заспанную невестку, как на чухонку, с торжеством победительницы. Не поздоровавшись, Марина прошла мимо нее на кухню, поставила чайник на огонь и принялась сооружать Аришке бутерброды с сыром и вареной колбасой. Ираида Селиверстовна внимательно наблюдала за ее действиями из-за спины, не скрывая любопытства, что-то недовольно фыркала себе под нос. И вдруг, едва ли не впервые за весь год совместного проживания в одной квартире, ранее высказывая свое недовольство в Маринкином присутствии, но вроде как обращаясь сугубо к сыну, снизошла до реплики в пространство:

— Эх, ну и мамаши нынче пошли! Чему вас только в школе учат? Соплячка, разве такой можно доверить ребенка? Да как дите-то твои бутерброды жевать будет? Кто ж ребенка кормит взрослой пищей?!

Марина, и без того на взводе, подобралась, готовясь к бою — видимо, какую-то условную черту в самой себе она уже перешагнула:

— А какой же пищей, по-вашему, я должна ее кормить? Грудным молоком, что ли?

Старушка ехидно хихикнула:

— Как же, грудным! Откуда у такой доски грудное молоко возьмется? Небось новомодными смесями кормила дите, оно и видно!

— Что вам видно? — чуть пригнув голову, как тигрица перед прыжком, спросила Марина. — Что вам видно?! Вам мой ребенок не нравится?!

Ираида Селиверстовна уперла руки в худые бока:

— Ребенок ни при чем, а вот мамаша…

— А-а-а, так к ребенку вы претензий не имеете? Ну что ж, и за это спасибо большое. А с мамашей что не так? Чем вам мамаша не угодила?!

Задрав голову кверху и подбоченясь, как пятилетняя девчонка перед впавшей в немилость подружкой, Ираида Селиверстовна заявила:

— Да таких матерей, как ты, нужно лишать материнских прав! Ты ж ребенка отравой кормишь, кровопийца! Я-то, дура старая, думала, что ты только нас с Витенькой со свету сжить хочешь, все отравить стараешься, а теперь вижу — и собственного ребенка угробить готова, только бы от нас избавиться, только бы квартиру нашу приватизировать! Ты же, негодяйка, ребенка твердой пищей кормишь!!!

Марину и так уже колотило от злости, а тут еще старая вешалка устроила концерт по заявкам. Смешала в кучу твердую пищу, отравление, квартиру. 'Да, — подумала Марина. — Права Бабушкина. Маразм крепчал…'

— И чем плоха твердая пища для ребенка? Я что, должна ее, по-вашему, одной манной кашей кормить?!

— Да! Вот именно! — с торжеством подтвердила Ираида Селиверстовна. Губоньки поджала, любуясь собою, и продолжила 'обличение' негодной невестки: — Или хотя бы перетертой пищей! Ведь это же ребёоонок, а ты в нее бутерброды заталкиваешь, печенье. Печенье, к твоему сведению, прежде чем дать ребенку, необходимо пару минут подержать в молоке, чтобы оно размякло. А какими супами ты ее кормишь?! У тебя же там картошка плавает кусками!!!

Марина, настроившаяся было на хорошую перепалку, как-то вдруг потеряла боевой настрой, окончательно сбитая речами противника:

— А как еще картошка должна плавать? Как-то я вас не понимаю — 'картошка плавает кусками'. А она что, должна плавать целиком? Или, быть может, ее там вообще не должно быть?

— Не строй из себя дурочку, душегубка! — резвилась Ираида Селиверстовна. — Можно подумать, ты ничего не понимаешь! Я давно тебя раскусила. Ты, конечно, змея подколодная, но далеко не дура! И без меня прекрасно знаешь, что пищу детям нужно перетирать через ситечко, чтобы они не подавились. Дети не могут есть твердую пищу! Можно подумать, я первая тебе это сказала!

Марина вскинула брови, посмотрела на старушку удивленно:

— Ираида Селиверстовна, голубушка. Я лишний раз убеждаюсь в том, что с вами что-то не в порядке. Между прочим, моему ребенку уже пять лет, вернее, почти пять. Когда она была маленькая, я, естественно, перетирала ей пищу. Сейчас уж не скажу с уверенностью, до какого возраста — быть может, лет до двух, может, немного больше. Может, даже до трех, хотя вряд ли. Но теперь-то ей, повторяю, почти пять лет! О каком перетирании речь? Какое размоченное в молоке печенье?!

— Пять лет! — возмутилась Ираида Селиверстовна. — Нет, вы только послушайте, что она говорит: пять лет! Пять!!! Почти!!! И что?!! По-твоему, это основание для того, чтобы гробить ребенка твердой пищей?!

'У-у-у-у, — подумала Марина. — Как тут все запущено! Безнадежный случай'. А вслух спросила: