Мишель Пессель - Путешествия в Мустанг и Бутан

• Название: Путешествия в Мустанг и Бутан
• Автор: Мишель Пессель
• Издательство: Мысль
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1978

Мишель Пессель — французский географ и этнограф — совершил путешествия в малоизвестные государства Мустанг и Бутан, затерянные в высочайших горах Земли — Гималаях.

М.Пессель знакомит читателя с природой и людьми, живущими в высокогорье, с их историей, нравами, обычаями. Читатель вместе с автором побывает в Мустанге и Бутане, перенесется не только за десятки тысяч километров, но попадет и в другую историческую эпоху.

---

— Я тоже из Старого Света! — гордо сказал он.

Брат далай-ламы чуть усмехнулся. Старый Свет… Тибет — колыбель одной из древнейших цивилизаций на свете, которая существует и поныне.

В тот день я проникся отвращением к такси и воспылал любовью к караванам.

В Штатах кроме брата далай-ламы оказался еще один тибетец, с которым я начал заниматься языком. Это был миниатюрный семнадцатилетний юноша, сын министра.

Однако мысль о путешествии в Гималаи пришлось вскоре оставить. Разглядывая атлас, я обнаружил в нем королевство Бутан, пребывавшее в гордой изоляции и не имевшее ни с кем дипломатических отношений. Сердце у меня радостно забилось: вот куда следовало направить стопы!

Самолет доставил меня в Индию, где я узнал, что в Бутан попасть не удастся.

Мое отчаяние немного развеялось, когда я встретил в Калимпонге покорителя Эвереста шерпу Тенсинга. После разговора с ним я решил отправиться с товарищем — Аленом Тиолье — в район Эвереста, чтобы провести там антропологическое изучение шерпов.

Все. Гималаи приворожили меня, как это случилось со многими, чьей мечтой стало вернуться сюда еще и еще раз.

Три года спустя, преисполненный оптимизма, я вернулся в Катманду с женой. И вот после шестимесячного ожидания первая большая удача — разрешение на длительное пребывание в отдаленной провинции Непала — Мустанге…

Первым этапом на пути к Мустангу стал городок Покхара в центре Непала. Долина казалась зеленой от недавно посеянного риса, красные кирпичные домики, крытые соломой, выглядели брызгами на этом фоне. Покхара встретила запахом свежести и горного приволья. Был базарный день, на улицах много народа, Крестьяне в белых брюках и черных пилотках, женщины с золотыми кольцами в ноздре, звонкоголосые детишки, быки и лошади смешались в пеструю толпу.

Наш багаж погрузили на скрипучую телегу, и мы двинулись к центру города. Уже у самой цели Таши вдруг дернул меня за рукав и головой указал на троих мужчин. То были солдаты племени кхампа. Нет, они не шли, а неторопливо плыли, раздвигая толпу. Каждый вел в поводу крупную лошадь под седлом, отделанным серебром и крытым ярким ковром. Ростом кхампа были не меньше одного метра восьмидесяти сантиметров, так что невысокие непальцы не доходили им даже до плеча.

Солдаты-кхампа были обуты в громадные ботинки, просторные одежды цвета хаки при каждом шаге хлопали, как удары бича. Как и у всех тибетцев, походка их была тяжелой — походка людей, привыкших к горам. Но в отличие от тибетцев из района Лхасы лица кхампа были не монголоидными, а с прямым разрезом больших глаз, поставленных близко к орлиному носу; длинные заплетенные косы обмотаны вокруг головы. Во всем их облике чувствовались достоинство и гордость. Цитирую «Грамматику» Белла: «Кхампа — самое храброе племя тибетцев».

Они прошли мимо, не удостоив нас взглядом.

Протащившись пол-Покхары, запряженная быками телега свернула в боковую улицу и вскоре выехала на зеленую лужайку перед вместительным домом в восточном стиле с оштукатуренным фасадом. Дом принадлежал семейству Сершанов. У меня было рекомендательное письмо от брата короля Непала принца Басундхара к этой знаменитой по всему краю купеческой семье. Сершаны своего рода венецианцы южных склонов Гималайских гор, только они снаряжают не суда в заморские страны, а отправляют караваны с товарами по крутым тропам. Вообще-то их дом находится в Тукуче, довольно большом селении, отсюда в шести днях пути на север. Тукучу называют воротами Непала в Центральную Азию, и Сершаны, как я надеялся, помогут нам пройти через них.

Слуга ввел в просторную гостиную, где меня встретил приземистый быстроглазый мужчина. Поздоровавшись, он пригласил присесть возле его подушки.

— Вы собрались в долгое путешествие? — вежливо осведомился хозяин.

— Да, в Мустанг, — ответил я.

Молчание.

— Путь тяжел и неблизок, — заметил после паузы Сершан и добавил, что недавно в Мустанге нашли двух застреленных торговцев. — Дорога стала очень опасной, — продолжал Сершан. — Я могу только самым искренним образом посоветовать вам отказаться от намерения.

Все это, конечно, настраивало не на веселый лад. Я поспешил переменить тему и спросил, можно ли найти в Покхаре носильщиков, согласных отправиться с нами.

— Что вы, что вы! — замахал руками Сершан. — Носильщиков до Мустанга вам не найти. Место это расположено слишком высоко. Там жутко холодно, люди могут не выдержать.

Самое лучшее, закончил Сершан, коли мне так уж необходимо попасть в Мустанг, — это дождаться его каравана с грузом соли из Тукучи. Погонщики захватят нас, а в Тукуче, если повезет, можно раздобыть яков.

Я поблагодарил и ответил, что мы, пожалуй, все же попытаемся сами отыскать носильщиков.

Калай разбил палатку перед домом Сершана, и мы провели нашу первую ночь по-походному. Утром отправились на базар, где я купил недостающие вещи: керосин для ламп, два компаса и несколько шариковых ручек. Теперь, как мне представлялось, мы были полностью оснащены.

Вернувшись к палатке, мы застали Калая в очередном приступе меланхолии. Выражалась она в том, что Калай вдруг разуверился в своих силах и потребовал, чтобы ему наняли помощника повара. Просьба, на мой взгляд, была совершенно необоснованной: ведь ему предстояло готовить лишь на двоих, не считая собственной персоны. К тому же по прибытии в Мустанг я рассчитывал нанять человека, знающего местные условия. Но Калай, избалованный в предыдущих больших экспедициях по Гималаям, не унимался. Он сказал, что бхоты (тибетцы) не умеют готовить, зато у него здесь есть друг Канса, безупречно подходящий для роли помощника. Оба они из одной деревни.

По слабости характера я уступил. Но когда передо мной предстал земляк Калая, я вздрогнул. Это был худющий человек лет сорока пяти, в набедренной повязке, с изнуренным лицом, одноглазый. Как он сможет идти по горам?

Однако слово сказано, и Канса стал декоративным украшением нашей группы в ранге помощника повара, а при необходимости и носильщиком. Я заметил, что в Мустанге, среди снегов, ему, пожалуй, будет холодновато. Калай живо уцепился за эту мысль и сказал, что помощнику совершенно необходимо купить одежду. В новом обмундировании Канса стал выглядеть приличнее. Впрочем, справедливости ради, скажу, что я ни разу не пожалел впоследствии, что Канса пошел с нами.

Теперь предстояло найти носильщиков. Часам к четырем благодаря бешеным стараниям Калая у нашего лагеря появилось несколько человек. Они пришли с базара и производили впечатление «тертых парней», во всяком случае они никак не напоминали обычно молчаливых и аккуратных носильщиков. Предчувствие меня не обмануло.

Всего их было шестеро, а так как у нас было десять мест, я попросил Калая найти еще четверых. Однако типы с базара тут же согласились взять двойной груз, запросив, правда, совершенно несусветную цену — от 12 до 15 рупий в день, в четыре раза больше обычной платы носильщика в Катманду. Пришлось согласиться, хотя я и не представлял себе, как они потянут такой груз. Самый тяжелый тюк весил 55 килограммов, а до Тукучи добрых шесть дней пути. Я выдал им аванс, и мы расстались, договорившись, что носильщики вернутся завтра на рассвете.

Вечером я прошелся по базару с Таши. Мы говорили по-тибетски, и мне уже казалось, что я всегда только и разговаривал на этом языке. Прежний мир растворился в небытии, насущными были заботы и хлопоты текущего дня. Я поделился сомнениями с Таши — удастся ли нам затеянное?

Таши ответил уклончиво.

— Что ты думаешь о Кансе?

— Ничего не думаю.

— Но, по-твоему, это славный человек? — изменил я вопрос.

— Не знаю. Мы с ним раньше не виделись, — упорно держался Таши.

— Как ты считаешь, мы ничего не забыли?

— Не знаю. Это твоя забота.

Интересно, добьюсь я какого-нибудь ответа? В конце концов Таши сделал мне выговор:

— Что ты все время спрашиваешь — как я считаю, что я думаю. Мы, тибетцы, не думаем. Как можно думать о том, чего не знаешь!

Это был первый преподанный мне урок фатализма. Зачем беспокоиться, если события еще не наступили?

На следующий день, однако, оказалось, что тревога снедала меня не напрасно. К десяти часам утра носильщиков еще не было. Пробило одиннадцать, когда они появились и затеяли перебранку о грузах и о цене. В конце концов с каждым пришлось сговариваться в отдельности в зависимости от величины и веса тюка. В полдень носильщики, Канса и Калай высыпали на главную улицу, ведущую через базар на север, и вскоре скрылись из виду. Я же остался с Таши отобедать у Сершана.

Час спустя мы тоже выступили в путь. Проходя через базар, где на нас никто не обратил внимания, я пожалел, что выход в путь не был обставлен более грандиозно.

Столь же скромно и незаметно мы прошли мимо полевого госпиталя, где хозяйничал врач-европеец. Я посмотрел на него с нежностью: быть может, это последнее знакомое лицо, которое я встречу в пути. Я оставлял позади не только западную цивилизацию — я нырял в другую эпоху, углублялся в неведомый район высочайших на свете гор. Отныне ни «Грамматика» Белла и никакая другая книга не могли мне помочь.