Роберт Асприн - За далью волн

• Название: За далью волн
• Автор: Роберт Асприн
• Жанр: Фэнтези

Отважный спецагент британской спецслужбы, заброшенный сквозь время и пространство ко двору короля Артура под легендой славного рыцаря Ланселота, пребывает в сомнениях. И неудивительно. Вот бы сами попробовали устранить коварного ирландского террориста, не имея ни малейшего представления, под видом какого из многочисленных обитателей Камелота он действует! По всем теоретическим выкладкам убирать надо Мерлина. Но.., а вдруг ошибка? И вообще — а террористы ли покушаются на жизнь короля Артура? А если не террористы, то КТО? И какое отношение к происходящему запутанному бреду имеют таинственный саркофаг явно из другой эпохи и юная дева, упорно стремящаяся утратить осточертевшую девичью честь? Задание спецагента принимает оборот все более нелепый и комический…

---

И все же кровотечение началось, а я не поняла почему. Что же делать?

Я пробормотала какие-то извинения. Сердце мое бешено колотилось. А эти тупицы, конечно, ничего не поняли. Конечно, они и понятия не имеют о том, что это такое — быть женщиной! Я шагнула к полуразрушенной конюшне.

Дойдя до угла, я пустилась бегом. Со лба текли струйки пота, состояние было полуобморочное. Мне казалось, будто все мои внутренности вываливаются из меня.

Но когда я подняла тунику и провела рукой между ног, рука осталась сухой и чистой. Никакой крови. Ясно. Все дело в полнолунии.

И все же: что происходило?

И тут я вспомнила изменника, вспомнила его запавшие пустые глаза. И тогда, когда он сговаривался с Темным Королем, и теперь, когда его самого так подло предали. Изменник? Изменница? Мой отец или я сама?

Я упала на колени, обхватила себя руками. Он смотрел на меня в упор и отказался от меня. Совсем как Петр. Была ли я и в самом деле дочерью своего отца?

Но ведь Харлек никуда не делся. Вот он, мой город, вот она — я.

Правда, теперь тут недоставало кое-каких зданий, многие горожане погибли или бежали. И все же тут была столица — дворец, стадион, бани, фонтаны, хотя.., не бежала вода, и бани остыли.

Удивительно, как я смогла во всем признаться Ланселоту прежде, чем рассказала Меровию, Второе мое предательство было страшнее.., когда я пыталась передать послание людям отца на берег, рассказать, что я отказалась исполнить волю отца и не стала убивать Артуса, что брат мой Канастир мертв. А мое послание приняли треклятые саксы, а может, юты, которые к тому времени уже успели захватить город.

Ощущение было ужасное. Как будто я рассказала подруге о похождениях с новым любовником и обнаружила, что он — ее муж.

Я плакала, к горлу подступил ком. Все тело мое сводили спазмы — наверное, вот так мучалась моя мать, когда производила меня на свет. На этот глупый, мерзкий свет. Но даже слезы — и те покинули меня. Глаза мои оставались сухими. Семнадцать лет я прожила на свете, но ничего путного не совершила. Полжизни миновало, а мне нечем похвастаться, кроме влюбленного в меня юноши, который готов выстроить мне не дом, но храм, и петь мне не песни любви, а песни войны.

А еще.., мой отец — изменник, а я — трусиха, и боюсь даже собственного отражения в зеркале. Что ж, быть может, мне и повезло, что он отказался от меня.

Тут я задумалась о бессмертии. Песни Этого Мальчишки бессмертны, бессмертны и Строители, в ряды которых я некогда вступила. Они переживут нас обоих. Что же, бессмертие смеется над нами?

Харлек жив, это я вижу. Мой город выживет. И вместе с тем он мертв — так дядя Лири говорил мне о безбожниках. Он говорил, что они живы и мертвы одновременно.

И дело тут не в разбойниках-ютах. Наш город захватывали столько раз, что те, кто рисует карты, могли бы помечать на них Харлек не чернилами, а мелом!

Я никогда не понимала этого, покуда жила здесь. Этому меня научил Камланн. Меровий, Артус, Этот Мальчишка и даже Ланселот показали мне, как много мы потеряли. Правда, им всякая потеря представляется приобретением. Но я-то знаю точно, что это значит.

Когда-то мы были воинами, теперь стали солдатами. Когда-то у нас был Королевский Совет, теперь остался никчемный сенат. Когда-то греки, евреи, друиды, даже женщины и принцессы, бывало, вели философские споры на ступенях Древних Палат. «Говорите по очереди, слушайте правду!» А теперь мы гнем спины перед Гормантом, который предал Dux Bellorum. А почему бы и нет? Всякое почитание относительно, а он даже собственных детей не узнает! Вот дед мой правил, а отец просто управляет.

Как там говорится в ритуальном стихотворении Строителей?

Одно поколенье сменяет другое,

Земля же вращается вечно.

Неожиданно я услышала голос иного поколения. Он звучал потаенно, украдкой, словно то говорила шлюха, не рискующая войти в двери храма: «Ты же знаешь, что это не так, — вещала соблазненная соблазнительница. — Разве ты не ощущала собственную душу так, как ощущают острые камешки, что царапают твои босые ноги?» О, мне хорошо была знакома та, чей голос я слышала. Это она возносила меня на вершины и опускала в бездны. Она всегда была готова пришпорить меня, как пришпоривают пони, заупрямившегося перед преградой и не желающего перепрыгивать через нее.

«Ты можешь погибнуть, но можешь остаться в живых, как Бог Меровия. Ибо она здесь — твоя душа, ты касалась ее! Ты видела ее, чувствовала, ты вынула ее из шкатулки и вертела, рассматривая при свете солнца! Вот что такое — быть Строителем!» — Истинный дар Меровия, — произнесла я вслух, — это то, что строит Строитель. Вот дар моей любви тебе, Корс Кант Эвин, — если только ты когда-нибудь примешь его.

Чьи-то шаги. Хруст вывороченных из земли булыжников растрескавшейся мостовой. Я быстро вскочила. Но страх мой был напрасен. Это был всего лишь он, Этот Мальчишка-римлянин. Его волосы растрепались, словно конская грива на ветру. Рассвет окрасил их в огненные тона.

Я отвернулась. Пусть щеки мои были сухими, но в глазах наверняка отразился страх. Бояться на самом деле было нечего. Никакие внутренности из меня не вываливались, даже кровь не текла. И все же мне казалось, словно что-то умерло у меня внутри. «Хорошо, что он не ждет от меня любви, — подумала я, — ибо сегодня он ее ни капельки не получит».

Но если честно, я бы не возражала, если бы он сам предложил мне только любовь. Больше от него ничего не требовалось. Скажи он мне сейчас о любви, я бы бросилась к его ногам, и пусть бы он делал со мной все, что пожелает! Но будь я проклята, если бы я предалась животной похоти, подобострастию или «цивилизованности». Не о такой любви я мечтала!

— Здорова ли ты.., госпожа моя? — спросил он, глядя при этом сквозь меня так пристально, что я едва не обернулась, чтобы посмотреть, не стоит ли кто-нибудь у меня за спиной. От звука его голоса меня зазнобило. Порой он знает больше, чем следовало бы! Слишком мудры, слишком пытливы его глаза, глаза барда! Но он питал ко мне искреннее сочувствие, а я сейчас как раз в сочувствии больше всего и нуждалась, чувствуя себя проклятой, словно обитательница Гадеса, которая мучается жаждой, но которой вместо воды подносят очередной камень, и этот камень она должна вновь катить вниз по склону.

— Харлек, — выговорила я и запнулась. Я не знала, что сказать. Я чувствовала себя так, словно очнулась после чудесного сна, где мне привиделись цветы и радужные рыбки, и обнаружила, что мир сер, а сапоги немилосердно жмут.

И еще.., я дала клятву Ланселоту. «Святая Равноапостольная Мария, помоги мне! Укрепи меня! Пусть голос мой будет тверд! Пусть всякие чувства оставят меня, невзирая на то, что Этот Мальчишка живет на свете!» Наверное, он и сам в этот миг ощутил прикосновение смерти.

А я не имела права плакать. Харлек умер давным-давно, еще до того, как мне минуло десять лет от роду — тогда, когда последний корабль с фигуркой дракона на носу отплыл в Кардифф, и было объявлено, что Харлек принадлежит Риму. Про это еще наши бабушки детишкам рассказывали сказку.

Я услышала какой-то странный звук, обернулась и увидела, что Корс Кант стоит передо мной на коленях.

Глупый мальчишка! Это еще что за новости?

— Полагаю, тебе лучше встать на ноги, Корс Кант Эвин, как подобает истинному барду — если, конечно, тебе еще не дика мысль о том, чтобы завоевать меня.

Я подтолкнула его туда, где нас ждали Ланселот и Кей, а в конце пути — Меровий и корабль, на котором мы могли уплыть домой. О Господи! Как же я жаждала поскорее вновь увидеть Камланн и забыть о том, что есть на свете это место, где у меня больше нет дома!

И тут раздался глухой стук, заставивший меня вздрогнуть. Мы все, выпучив глаза, уставились на Ланселота, а он рухнул, как подкошенный. Я бросилась к нему со всех ног, но Кей опередил меня.

— Государь! — в страхе воскликнул он. Он, похоже, не на шутку испугался. Стало быть, они все же что-то значили друг для друга, невзирая на все распри. Принц корчился на земле, словно змея, и сжимал руками виски.

— О, как больно! — выдавил он еле слышно.

Корс Кант схватил меня за руку, а я в ответ изо всех сил сжала его пальцы.

«Тупица! Почему бы тебе вместо этого не сжать меня в объятиях!» А несчастный Ланселот кричал от боли, словно душу его кромсал невидимый нож.

Глава 28

«О Иисус, Митра, помогите!» — Корс Кант приподнял голову Ланселота, потрогал шею — сердце героя не билось. Бард прижал ухо к губам Ланселота, но дыхания не ощутил.

— Он мертв, — изумленно проговорил юноша. Корс Кант поднял голову, посмотрел на Анлодду, Кея, Бедивира. Все трое замерли, лица у них стали как каменные. Наконец сенешаль шагнул к Ланселоту, отбросил руку Корса Канта и сам потрогал шею полководца.

— Мальчишка прав, — изрек он. Отважилась приблизиться и Анлодда, прижалась ухом к груди принца.