Олег Егоров - Вепрь

• Название: Вепрь
• Автор: Олег Егоров
• Издательство: Клуб 36`6
• Жанр: Триллер
• Год: 2006
• ISBN: 5-98697-019-5

Студент и начинающий литератор Сергей Гущин приезжает зимой в деревеньку Пустыри, чтобы вдали от суеты заняться литературным творчеством. Свой фантастический роман он так и не напишет, потому что фантастика начнется в его жизни — кровавая, мистическая, беспощадная и в то же время… совершенно реальная.

Его будет преследовать вепрь, и он будет преследовать вепря, за ним будут охотиться люди, и он будет охотиться на людей, он встретит любовь и вместе с любимой девушкой Настей разоблачит настоящих исчадий ада, которые страшнее всех вепрей мира.

«Вепрь» — это роман, в котором фантастика встречается с реальностью, а мистика с правдой жизни. «Вепрь» — это роман в котором недавняя история пересекается с историей далекой, временем Гражданской войны, чекистов и барона Унгерна, и выясняется, что от этих историй зависит наше будущее.

«Вепрь» — литературная сенсация 2005 года, лег в основу многосерийного фильма, который стал событием на российском телевидении.

---

Но как бронетанковый сержант в первый раз подобрался к Ахмету незамеченным? И когда Гаврила Степанович перехватил у братьев Захарку? Это по-прежнему оставалось для меня загадкой. Хотя, памятуя о маскировочном халате Семена и его умении окапываться, я допускал, что он не день и не два грелся в сугробе у "Замка" казенным спиртом. Ждал удобного случая. А химикалиями против собачьего нюха Паскевич его, естественно, обеспечил.

— Ты чего?! — Захарка толкнул меня в бок. — Сережа! Крышу-то из кирпича не ставят!

— Извини. — Я снял с гаража лишние кубики и заменил их на перевязанную стопку общих тетрадей, похищенную из шифоньера. — Так правильно?

— Так можно. — Кран с опущенной стрелой заехал в гараж.

— А дед Гаврила где подобрал тебя?

— В поле. — Мой собеседник обошел гараж и вздохнул. — Заправку надо строить. Без горючки дальше ковра не укатишь.

Мы с энтузиазмом взялись воздвигать заправку из подсобного материала.

— В поле-то почему? — продолжал я его расспрашивать.

— А дядя Семен остался следы мести, — охотно разъяснил Захарка. — "Я следы замету, — сказал Тимке. — Ты гони в лес, где уговорено". Тимка — он пьяненький был. Стал настегивать. Назад в сани даже и не глядел. Как под гору, то мы шибко слетели, а как поле пошло, я и спрыгнул. Но у самого леса уже.

Я с невольным уважением глянул на мальчишку. Инстинкт — чувство, конечно, сильное. Но соскочить на ходу с саней — для пятилетнего парня это поступок.

— Сижу и плачу, — закончил свою историю Захарка. — Тут дед Гаврила на лыжах. Я ему как рассказал, что чуть не померз, он меня и забрал к себе. Батя когда из Москвы вернется? Он привезет мне железную дорогу? Дед Гаврила сказал — привезет. Пока что я здесь живу. На улице опасно без бати. Ты про дикого вепря слыхал?

— Слыхал. — Я посмотрел на часы. — Давай-ка, Зaxap Алексеевич, я тебе яичницу изготовлю. И — на боковую. Ты как?

— А сказку?

— Будет.

— Ладно. Пока я дорогу нарисую железную. — Он достал из ящика тумбочки, стоявшей у того же топчана, альбом и коробку с цветными карандашами.

Я же поплелся наверх.

"Силен Гаврила Степанович! — восхищался я, занятый приготовлением глазуньи на растопленной печи. — Обошел присягу! И как! Доктор Зорге против него — коновал, а не доктор! Три месяца контору Паскевича за нос водит! Вот она — школа, от тайги до Британских морей! Силен старик! Слов нет!"

Умяв яичницу, Захарка честно залез под одеяло и подпер щеку ладонью. Сказку он приготовился слушать длинную.

— Нет уж, братец, — раскусил я его гражданскую хитрость. — Ты щеку-то на подушку давай устраивай.

— Ладно, — сдался парень.

Он лег на спину и натянул одеяло до подбородка.

— Жили-были…

— Другую, — сразу перебил Захарка.

— В некотором царстве… Короче, жил один чувак по фамилии Гущин. Жил — горя не мыкал. Редактор ему нравился, темноглазый брюнет… Брюнетка, точнее. Но поехал он как-то в тридевятое государство искать приключений на свою задницу. Еще в автобусе добрая волшебница ему не советовала. Но он ведь что думал? Он думал: "Чудеса все кончились! Все драконы в ковер зашиты! А у меня миссия важная: человечество удивить плохой беллетристикой…"

— Беллетристика — это что? — сквозь дрему пробормотал Захарка.

— Это заразная болезнь. Плохая болезнь. Ты про свинку слышал?

Но Захарка уже крепко спал.

Оставив торшер зажженным, я привел замок-таймер в рабочее состояние. Мой подопечный объяснил мне простую технику закрытия тайника: "Дед Гаврила вон тот гвоздь опускает за полками". Я щелкнул тумблером. Выдержав интервал секунд в пятнадцать, бетонная стена медленно двинулась.

Я выскользнул в погреб, захватив с собой перевязанную стопку общих тетрадей. И сразу налетел на Тимофея.

— Ты откуда? — удивился он пуще моего. — А там что?! Самогон? Я — в паре!

"Скотина! — обозвал я себя, скрипнув зубами. — Крышку-то погреба не запер! Вот же бестолочь! Прав был дед Гаврила: все с тридцати пачек "Беломора" начинают!"

Впрочем, на самобичевание у меня времени практически не осталось, и я метнулся к верстаку. Увидав в моей руке тяжелый будильник, Тимоха попятился. В его расширенных зрачках мелькнул ужас.

— Только не… — это все, что он успел прошептать.

— Да, — процедил я злорадно. — Именно. Подарок из Праги.

Сраженный ударом будильника в лоб, он завалился на мешки.

— Видно, судьба твоя такая, танкист, — объяснял я, связывая обмякшего Тимофея проводом, найденным все на тех же стеллажах. — Когда-нибудь эти будильники тебя доконают. Тебе спать надо в шлемофоне.

Проверив узлы на запястьях и щиколотках незадачливого соглядатая, я для надежности еще и прикрутил его к ножке слесарного стола.

Паскевич

Я живым не сдамся! — приведенный в чувство полуведром холодной воды, за которым мне пришлось понять на кухню, Тимоха выпучил глаза.

— А ты мертвым сдайся, — посоветовал я, присаживаясь рядом на корточки. — Никеше, Плахину Коле сдайся, детишкам всем, сколько их на твоей гнилой совести.

Он стал затравленно озираться.

— Тем более ты ведь слышал: я пленных не беру. Весь поселок в курсе. — Вытряхнув из пачки сигарету, я раскурил ее.

— Прижигать будешь?!

— Угадай с двух раз.

Тимоха заскулил.

— Дурак ты, кантемировец.

"Когда его, интересно, хватятся? — размышлял я, глядя на мокрого танкиста. — Час от силы. Тем паче, если сам Паскевич его сюда снарядил после отъезда коллег. О существовании тайника мерзавец Тимоха теперь знает. Не убивать же его, в самом деле. Убивать — так зоотехника Белявского. Иначе это никогда не закончится. Только вперед его найти надо. И не откладывая".

Окурок зашипел во влажном пустом ведре. Отодвинув мешки, я достал "Вальтер" и гранаты. ППШ оставил на месте. Обращаться с ним я все равно не умел. Рассовав обе гранаты и запасную обойму по карманам пуховика, я осмотрел пистолет.

— Не стреляй! — Тимоха дернулся и на одном дыхании отбарабанил закладную: — Степка убивал! Он сержант, как в военном билете! Я только порошок в чай сыпанул участковому! Я что, знал про яд?! Мне сказали, я и сыпанул. Не от себя! Ты бы не сыпанул за четвертак, если снотворное? Пацанов — тоже для науки! Бабы еще народят!

— Нож ты у егеря свистнул? — перебил я его излияния.

— Кого?! — Тимофей, словно черепаха, втянул голову.

Наклонившись, я выдернул штык из-за голенища его провонявшего лошадиным потом валенка. Штык был в кожаном чехле.

— Нож за нож. — Штык перекочевал во внутренний карман моего пуховика. — Твой кортик найдут между лопаток Паскевича. Коль скоро вы подставили майора…

Я осекся. Опять проклятая рифма вылезла. Танкист, чуждый поэзии, ждал продолжения. Ухо его, повернутое ко мне, шевельнулось. Он еще и ушами шевелил, мерзавец. Успех, наверное, имел в школе. Ириски у новичков на спор выигрывал. Впрочем, откуда в Пустырях было взяться новичкам?

— Сержант приказал! — Мое зловещее молчание повергло Тимофея в совсем уже панический ужас. — Говорил ему: "Дорогая вещь! Лучше хлебный взять!" Так он же, дьявол, упрямый, как моя Гусеница. "Хлебных полно! Даже у Дуськи есть! Поди доказывай после"!

— Брату передашь. — Я съездил ему по уху, и танкист завалился на бок. Подобрав на верстаке тряпку, я заткнул ему рот. Он продолжал что-то мычать. Должно быть, валил все на Семена с Паскевичем. Или — на присягу. Или — на тяжелое детство.

Вспомнив, как это делал в кинофильме польский диверсант с фамилией, похожей на марку стирального порошка, я снял пистолет с предохранителя и дослал патрон в патронник.

— Пошел на преступление, — объяснил я заморгавшему быстро-быстро Тимофею. — Когда вернусь, чтоб лежал в той же позе. У тебя яйца крепкие?

Он утвердительно мотнул подбородком. — Если изменишь позицию, все равно оторву! — Предупредив, таким образом, своего "языка", я поднялся по трапу в кухню и, не мешкая, вышел из дома.

На улице моросило. Хасан безмолвствовал. Шлепая по грязному снегу, я добрел до моста и, выполнив команду "левое плечо вперед", направился вдоль берега. Так я намерен был срезать путь. Родовое гнездо Белявских, похожее в темноте скорее уж на заброшенный скворечник, возвышалось вдали без признаков жизни. Все окна были погашены. "Скворцы весной прилетают, деревня!" — вспомнил я замечание орнитолога Семена, сделанное мастеру криминальной фотосъемки. Значит, скоро должны были прилететь.

До подножия холма я добрался более или менее проворно. Дальше сложность состояла в том, чтобы взять обледенелую высоту. Взял я оную с третьей попытки. Первая и вторая закончились моим съездом на исходный рубеж. Грязный и продрогший, я пересек знакомую аллею и взошел на крыльцо.

"Жаль, что на Паскевича лицензий не выписывают", — подумал я и сжал в кармане рукоятку "Вальтера". Встав на скользкий путь браконьерства, я уже не намерен был отступать, хотя и повторяю, что героизм всегда считал худшей стороной человеческой натуры. Но я испытывал что-то вроде тупой решимости. Мое пребывание в Пустырях превратило меня в психопата, способного на многое, и не в лучшем смысле. Трудно поверить, но так оно и обстояло.