Дэвид Бекхэм - Моя команда

• Название: Моя команда
• Автор: Дэвид Бекхэм
• Издательство: Footwork Productions Ltd
• Жанр: Спорт
• Год: 2003

Девид Бекхэм…. Мало кто из людей любящих футбол не знает этого, одного из самых выдающихся, футболистов планеты. Титулы Дэвида Бекхэма внушительны

Манчестер Юнайтед

Чемпион английской Премьер-лиги: 1995/96, 1996/97, 1998/99, 1999/2000, 2000/01, 2002/03

Обладатель Кубка Англии: 1996, 1999

Победитель Лиги чемпионов УЕФА: 1999

Обладатель Межконтинентального кубка: 1999

Обладатель Суперкубка Англии: 1996, 1997

Обладатель Молодёжного кубка Англии: 1992

Реал Мадрид

Чемпион испанской Примеры: 2006/07Обладатель Суперкубка Испании: 2003

Милан

Бронзовый призёр чемпионата Италии: 2009/10

Офицер Ордена Британской империи (OBE): 2003.

Посол доброй воли ЮНИСЕФ: с 2005 года

«Величайший посол Британии» — включён в список 100 великих британцев

Занимает 15-е место в списке «100 знаменитостей» по версии «Forbes» 2007

Занимает первую строчку в списке 40 самых влиятельных людей в Великобритании до 40 лет по версии журнала «Arena» 2007

Включён в список «Time 100» по версии журнала «Time»: 2008.

Впервые сам великий футболист расскажет о своей жизни со страниц этой книги.

---

Когда все кончилось, игроки сборной Англии пошли к той трибуне, где собрались наши болельщики. Я не чувствовал в себе сил принимать хоть какое-то участие в этом, а потому, повернувшись, вернулся в раздевалку. Как раз в это самое время Гленн Ходдл давал телевизионное интервью, в котором он сказал, что если бы игра шла одиннадцать на одиннадцать, Англия наверняка бы победила. Газеты и все прочие, конечно же, перетолковали эти слова таким образом, как будто он заявил, что только по моей вине Англия проиграла Аргентине.

Все наши ребята вернулись в раздевалку, и в ней повисла смертельная тишина. Рядом со мной присел Алан Ширер. «Прости, Ал», — только и смог я выдавить. А Алан опустил голову и уставился в пол. О чем тут было говорить? Только каждый конкретный игрок знает, какие мысли бродили у него в голове после той игры. Я никогда не забуду, что единственным, кто специально подошел ко мне поговорить, был Тони Адамс. Когда я в первый раз попал в состав сборной Англии, Тони напугал меня буквально до смерти. Помню, как в Грузии, где нам предстояло сыграть на выезде отборочный матч, он за несколько минут до того, как надо было выходить на поле, поднялся в раздевалке и произнес: «Держитесь, мужики! Это наш матч. Мы его заслуживаем. Мы приехали сюда с одной целью — выиграть!» И дело не только в том, что Тони говорил громогласно, — его голос переполняли страсть и решимость. Я прямо не мог поверить в жесткость, даже свирепость его тона. Это было одно из тех мгновений, когда ты по-настоящему потрясен и одним рывком выходишь на совершенно новый уровень преданности делу и чувства долга. И не то чтобы ты не понимал этого раньше или оно тебя не волновало. Но возможность находиться здесь, в раздевалке, и оказаться свидетелем того, насколько все эти вопросы важны для Тони, несомненно, воодушевляла парня, который только начинал свои выступления в составе сборной. Поражение Англии в Сент-Этьенне было для Тони таким же горьким и тяжким испытанием, как и для любого другого сборника, и даже еще усугублялось его опасениями по поводу того, что ему уже больше никогда не удастся выступить за свою страну. Словом, в раздевалке царила в тот вечер гнетущая атмосфера. Не могло быть большего разочарования, чем то, которое нас постигло. Но Тони все же подошел и положил мне руку на плечо:

— Что бы здесь ни произошло, я все равно считаю, что ты — отличный парень и превосходный молодой игрок. Я горжусь, играя с тобой за сборную Англии. Благодаря случившемуся ты можешь даже стать сильнее. И можешь после этого сделаться лучше как спортсмен.

Мы покинули стадион и направились к автобусу, перед которым меня ждали мама и папа. Я рухнул в объятия отца и разрыдался. Буквально не мог остановиться. Сейчас, думая об этом, я испытываю некоторое смущение, но в тот момент ничего не мог поделать с собой. В конце концов я все же успокоился, и папа затолкал меня в автобус. Я сел и подставил голову прохладному ветерку, дувшему из окна. Гэри Невилл тоже вошел и сел рядом со мной. Он, конечно, видел, как я плакал. И чувствовал, что вот-вот я могу начать снова.

— Не позволяй никому видеть тебя в таком состоянии. Нечего раскисать. Ты не сделал ничего плохого. Что случилось, то случилось, — сказал он.

Я посмотрел на него.

— Виктория беременна.

Глаза у Гэри открылись чуть пошире.

— Ну и прекрасно. Отправляйся туда и будь с нею. Это самая лучшая новость, какую ты только мог услышать. Думай только об этом. То был всего лишь футбольный матч. А это — новая жизнь.

Помню, когда в «Юнайтед» пришел Себа Верон, мы с ним говорили о реакции аргентинских игроков или, по крайней мере, некоторых из них, когда они увидели меня в тот вечер рядом с моим отцом. И когда их автобус выруливал с автостоянки, мы могли видеть, как они, голые по пояс, оглядываются на автобус сборной Англии, смеясь и размахивая футболками над головой.

Мы отправились прямиком в аэропорт и затем прилетели обратно в Ла-Боль на свою последнюю ночевку в турнире «Франция-98». Некоторые из ребят сразу пошли в свои номера, другие отправились чего-нибудь выпить. Я оказался в комнате для игр — вместе с Терри, Слэтсом и Стивом Макманаманом. Обычно мы после матчей пили горячий шоколад и вскоре после полуночи укладывались спать. Однако в этот вечер Терри велел мне выпить что-нибудь покрепче. Я решился на пару кружек пива. Как правило, я не пью, но в тот момент алкоголь помог хоть чуть-чуть снять боль. Так мы и торчали вчетвером, не особенно и разговаривая между собой — не очень-то и было, о чем, — и я, насколько помнится, досидел где-то приблизительно до четырех утра, невзирая на то, что в девять нам предстояло встать и готовиться к обратному полету в Англию на «Конкорде».

Я позаботился о том, чтобы в тот же вечер вылететь в Штаты. Англия тоже вылетела — из чемпионата мира. Я хотел провести с Викторией как можно больше времени до начала тренировок перед новым сезоном. Мои родители вылетели в Англию прямо из Сент-Этьенна и на следующий день должны были встретить меня в лондонском аэропорту «Хитроу». Когда «Конкорд» приземлился, кто-то в аэропорту был настолько любезен, что предложил нам воспользоваться своим кабинетом в течение тех нескольких часов, которые оставались до вылета моего самолета в Штаты. Тем временем я разыскал родителей, отдал им часть своих вещей и совершил все формальности для последующего полета в США. Я знал, что не увижусь с родителями, по меньшей мере, две недели, а ведь у меня имелась для них новость, которую хотелось сообщить им лично, а не по телефону. В общем, я сказал им, что Виктория беременна.

Они выглядели очень удивленными. И взволнованными тоже. Возможно, потому, что уже каким-то образом настроились на то, чтобы как-то сгладить мою реакцию на удаление с поля, когда я окажусь в кругу близких. Джоан приехала вместе с родителями, она обняла и поцеловала меня, но мама не проронила ни слова, а папа, помнится, только и сказал:

— А ты уверен, что это не слишком быстро?

Мы должны были попрощаться. Я без всякой спешки и суеты отправился в зал вылетов, предварительно обратившись туда, где должен был сдать свой багаж и пройти контроль. Меня предупреждали, что пресса будет искать встречи со мной, но все выглядело так, словно все пройдет тихо. Пройдя положенные процедуры, я считал, что дело в шляпе и никто из журналистикой братии не сможет прорваться на ту сторону, где находятся пассажиры, уже прошедшие иммиграционный и паспортный контроль. И ошибался. Краем глаза я увидел изрядную группу фотографов и несколько операторских бригад с камерами, направляющихся в мою сторону вслед за невысоким парнем, которого я распознал по нашим предыдущим контактам: он всегда бежал вприпрыжку рядом и шептал тебе всякое разное, пытаясь спровоцировать хоть какую-нибудь реакцию.

— Ты думаешь, что подвел команду, Дэвид? Или подвел всю страну? Ты хоть понимаешь, что ты наделал, Дэвид? Разве ты должен уезжать из страны именно сейчас?

До моего зала мне требовалось прошагать примерно метров двести. Я забросил свою сумку через плечо, смотрел прямо перед собой и маршировал в нужном направлении, не проронив ни слова. Со стороны это, должно быть, выглядело диковато — я, а за мной куча всякого сопровождающего меня народу. Возможно, в газетах или по телевидению это тоже смотрелось плохо — вроде того, что я пытался сбежать. Но я знал, что должен не обращать внимания и продолжать идти вперед. В нынешней ситуации я никак не мог себе позволить отреагировать неверно. И мне абсолютно не нужны люди, рассказывающие мне, как плохо я должен себя чувствовать. Я и без них уже чувствовал себя далеко не лучшим образом, причем с каждой минутой все хуже. Мне хотелось закрыть глаза и оказаться наедине с Викторией. Что я мог сделать, кроме как отворачиваться от камер?

Я пересек долгожданную финишную черту и через несколько минут снова очутился на борту «Конкорда». Поток настырных грубиянов, накинувшихся на меня в аэропорту «Хитроу», позволил мне хотя бы отчасти представить, что меня ожидало, останься я дома. Когда сверхзвуковой лайнер оторвался от взлетной полосы, я подумал, что оставил все случившееся позади — не только свое страшное разочарование в Сент-Этьенне, но и ту назойливость, с которой средства массовой информации старательно совали мне все это в лицо и вешали на меня всех собак.

Было немного страшновато прилетать в Нью-Йорк, в аэропорт Кеннеди. В Америке я уже бывал, но на сей раз впервые приехал сам по себе, один. Не спеша прошагал к контрольно-пропускному пункту, где проверялось все, связанное с безопасностью. Там стоял персонал из соответствующей службы, с оружием и в темных очках. Выглядели они действительно серьезными парнями, которые хотели знать, что у меня в этой сумке и что в той. Я позаботился, чтобы меня встретил водитель. Но не успел я выйти через вращающиеся двери в зал прибытия, как увидал целую толпу фоторепортеров, телеоператоров и представителей прессы, которые меня поджидали. Это же Нью-Йорк. Такого не может быть и не должно.