Дэвид Бликст - Короли Вероны

• Название: Короли Вероны
• Автор: Дэвид Бликст
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-27317-1

Верона, год 1314-й от Рождества Христова. Согласно древнему пророчеству, ребенку, зачатому от правителя города, суждено стать легендарным освободителем Италии и основателем Золотого века. Но что делать, если таких детей несколько, а желающих причаститься к славе и того больше?!

Среди персонажей книги — великий Данте и герои Шекспира. Ад и рай смешались здесь воедино, и то, что не решается на словах, отдается на суд клинка.

Роман Бликста по силе и выразительности характеров персонажей сравнивают с «Крестным отцом» Марио Пьюзо, а по накалу бушующих в нем страстей — с историко-приключенческими романами Рафаэля Сабатини.

---

Обработав две легкие раны, доктор приступил к осмотру Пьетро. Донна Катерина деликатно удалилась, когда Морсикато принялся резать окровавленную ткань, а разрезав, начал долгую операцию по извлечению сломанной стрелы.

Морсикато поднаторел в лечении боевых ран — долгое время он был военным врачом и научился оказывать помощь прямо на поле битвы. Он сразу понял, как лучше извлечь стрелу. Однако дело осложнялось тем, что, пока Пьетро скакал на коне, раскланивался перед донной Катериной и давал отпор Марцилио, стрела перемещалась в его плоти то вправо, то влево. Доктор обернулся к Марьотто и Антонио.

— Пожалуй, вам придется его подержать.

С помощью огня, горячей воды, сильных рук и нескольких скальпелей разного размера хирург приступил к делу. К чести Пьетро следует сказать, что он сдерживал крик до последнего, то есть очень долго. Когда бывало особенно больно, юноша сравнивал собственные мучения с мучениями грешников в аду, так красноречиво описанными его отцом. Он даже пытался шутить на эту тему:

— Вряд ли у Малебранш когти острее, чем ваш скальпель…

— Тише, — успокаивал Морсикато.

— Наверно, пятки жарить еще больнее, еще…

— Не дергайся, — шипел Антонио, навалившийся Пьетро на плечи.

— Я просто говорю, что… проклятье… что в аду не может быть хуже, чем сейчас…

— Почти все, — произнес Марьотто, очень надеясь, что говорит правду.

Морсикато как мог осторожно вытащил один конец стрелы и стал постукивать молоточком по другому концу. Пьетро наконец не выдержал и взвыл и задергался.

— Навались! — рявкнул Морсикато.

К счастью, Пьетро уже потерял сознание.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Когда Пьетро очнулся, в комнате царил полумрак. Шторы были опущены, ставни закрыты, а свечи в канделябрах, тянущихся по стенам, погашены. Горела только единственная жаровня; от нее шло тепло, и не только: под самые потолочные балки ползли, извиваясь и корчась, длинные тени. Красноватые угли наводили на мысли о гигантских сковородках и тому подобном.

Пьетро задыхался и был весь в поту. Он попытался пошевелить ногой и сморщился от боли. Отерев мокрый лоб, юноша стал осматриваться. Он по-прежнему лежал на кушетке, до пояса прикрытый сырой фланелью — кстати, флорентийской работы. Осторожно, с замиранием сердца Пьетро приподнял покрывало.

Обе ноги были на месте. Сквозь стиснутые зубы прорвался вздох облегчения. Пьетро боялся, что хирург, замучившись возиться со стрелой, просто-напросто ампутирует ногу. Нет, нога, туго забинтованная, покоилась на обмотанном тканью горячем кирпиче. Неудивительно, что Пьетро взмок как мышь.

В смежной комнате послышался шум. По выстланному тростником полу зашуршала штора. Высокая, величавая донна Катерина вошла и остановилась в нескольких локтях от кушетки. Сняла с головы фаццуоло, вынула шпильки. Солнце не высветлило прядей, как у Кангранде, но волосы, спадавшие до бедер, были такого густого каштанового цвета, так переливались при каждом движении… Сладкий запах заполнил комнату. Свет догорающих углей смягчал черты несколько худощавого лица, играл в темной туче волос: донна Катерина более не была суровой — она была невозможно, сказочно прекрасной.

Пьетро вспомнил, как по дороге в Виченцу Марьотто и Антонио высмеивали саму мысль развязать войну из-за женщины. Теперь такой повод к войне уже не казался юноше нелепым.

Сообразив, что забыл выдохнуть, Пьетро поспешил исправить оплошность — и, проглотив кольцо дыма от жаровни, жестоко закашлялся.

— Вам нехорошо? — спросила Катерина, придвигая скамеечку к его изголовью.

— Пить… хочется… — прохрипел Пьетро.

Явилась чаша и, хотя вода была теплая, Пьетро выпил ее залпом.

— Благодарю, моя госпожа.

— Тише. Ложитесь.

Он повиновался и позволил подпереть себя подушкой, которую час назад рвал зубами. Из ведерка донна Катерина достала платок, отжала его и нежно положила Пьетро на лоб. Платок был чудесный, такой прохладный. Вдруг Пьетро осознал, насколько сильно вспотел; хуже того, он сообразил, что под фланелевым покрывалом на нем ничего нет. Юноша лежал, боясь пошевелиться, а донна Катерина отирала пот с его лица и шеи. Угли почти догорели, кожи порой касались легкие пальцы, и Пьетро не знал, блаженствует он или сгорает от стыда.

Когда его отцу было девять лет, он увидел девочку, равных которой не встречал ни до, ни после. Донна Беатриче Портинари вошла в жизнь будущего поэта. Данте посвятил ей всего себя, и его обожанию суждено было намного пережить прекрасную донну. И хотя Данте впоследствии все-таки женился, и душой его, и мыслями владела Божественная Прелесть, воплощенная в земной женщине.

«Ох, отец, теперь я вас понимаю».

Услышав шум в смежной комнате, донна Катерина прервала свое занятие, положила платок обратно в ведерко, скользнула мимо Пьетро и исчезла в дверном проеме. Юноша поспешно натянул покрывало повыше. Пот по спине тек ручьями, кушетка уже напоминала болото. Пьетро опять попытался пошевелиться и перенести тяжесть тела на левую сторону. Он закрыл глаза, а когда снова их открыл, комната тонула во мраке. Перед взором его проносились странные видения. В детстве Пьетро случилось серьезно заболеть, он знал, что такое бред. Эти видения походили на бред, но бред не изнурительный, а несущий отдохновение.

Морсикато упоминал об этом, извлекая стрелу, чтобы отвлечь внимание своего пациента. «В комнате должно быть очень тепло. Так мы сымитируем жар и, возможно, обманем организм и избегнем настоящего жара. С божьей помощью тело исторгнет дурные соки, и утраченное равновесие восстановится».

— Синьор Алагьери?

Пьетро не слышал, как она вернулась.

— Да, домина? — Сердце билось где-то в горле, по ногам побежали жестокие мурашки.

— Я думала, вы еще не спите. — Донна Катерина снова села на табурет; звякнула, упав в колени, связка ключей. — Вы знаете, где находитесь?

— Да, домина. — В горле было сухо, Пьетро еле ворочал языком. Он снова закрыл глаза.

— Очень хорошо. Синьор Монтекки пошел прогуляться с синьором Капеселатро, чтобы не дать тому заснуть. Синьор Морсикато уехал к другим пациентам, а вас оставил мне в помощь — надо же выполнять поручение брата. — В голосе донны Катерины юноше снова послышалось презрение. Донна Катерина продолжила обтирания, убаюкивающие движения ее руки прекращались, лишь когда она освежала платок в ведерке. — Синьор, вы не против поговорить?

— Нисколько, домина. — Пьетро хотел было сесть, но ласковая рука подавила его попытку.

— Вам нужно отдыхать. Мне вообще-то не следовало с вами разговаривать. Но, по-моему, за беседой время проходит быстрее. Вы не находите?

— Да, госпожа.

— Вы недавно приехали из Парижа, не так ли? Не возражаете, если мы будем говорить по-французски? Мне бы нужно практиковаться чаще, да не с кем.

— Как вам будет угодно, — отвечал Пьетро уже по-французски. Он пока не понял, говорить или слушать желала донна Катерина; в любом случае он рад был оказать ей услугу. Он снова зашевелился, стараясь перебраться на относительно сухое место и при этом не сдвинуть покрывало. Пьетро нашел более удобную позу — оперся на локти — и теперь мог видеть ее глаза и не ерзать.

— Вас беспокоит рана? — спросила Катерина, слегка наклонившись к нему.

Ее запах — лаванда, как показалось юноше — ударил в голову, обострил ощущения, словно волшебный бальзам.

— Non madame. — Это была правда. О ране Пьетро совсем забыл. Всю жизнь ему суждено, почувствовав запах лаванды, вспоминать о Катерине, о том, как она наклонилась к нему, как в вырезе платья показались ключицы. Юноша поспешил сменить тему. — Госпожа, кто еще в доме?

Она выпрямилась и слегка повела головой, словно из-за плеча могла что-то увидеть в темноте.

— Только мой деверь. Стрела застряла у него в плече, однако он, в отличие от вас, пытался вытащить ее самостоятельно. Ему почему-то казалось, что я буду на него сердиться. Ума не приложу только за что. Представляете? Взрослый человек, рыцарь, а боится меня. — Видимо, французский язык больше импонировал язвительно-игривому настроению донны Катерины.

— Это действительно весьма странно, госпожа.

— Мягко говоря. Мне пришлось отправить нескольких своих пажей, чтобы они доставили Антонио домой. Морсикато, как только обработал вашу рану, занялся синьором Ногаролой. У доктора есть опасения относительно его плеча, но очевидно одно: до небольшого семейного скандала Антонио продержится. А вы страшитесь моего гнева, синьор Алагьери?

— Я страшусь не угодить вам, госпожа.

Донна Катерина скорее выдохнула смешок, нежели задействовала свой глубокий голос.

— Понимаю. Дипломатия нынче не в чести, синьор. Советую вам освоить это искусство — не сомневаюсь, ему суждено возрождение.