Валерий Губин - Другая жизнь

• Название: Другая жизнь
• Автор: Валерий Губин
• Жанр: Научная Фантастика

---

Губин Валерий Дмитриевич Другая жизнь

Валерий Дмитриевич ГУБИН

ДРУГАЯ ЖИЗНЬ

Фантастический рассказ

Нужно было ехать, а я все никак не мог решиться, больно тягостным казалось мне предстоящее объяснение. Основная масса дачников схлынула, электрички отходили полупустыми, а я все прогуливался по перрону, курил, заходил в буфет и, отстояв небольшую очередь, пил кофе, потом снова ходил взад-вперед. Наконец решив, что позднее приезжать просто неудобно, я прыгнул в уже закрывающиеся двери вагона, и он, плавно набирая ход, понес меня из моря огней в беспросветную загородную темень.

Я смотрел в окно, видел там только свое собственное отражение зыбкое, расплывающееся, иногда совсем стираемое фонарем снаружи, - и в сотый раз повторял про себя все те доводы и аргументы, которые хотел выложить в нашем последнем объяснении. И про то, что я устал, и про то, что наша совместная жизнь не приносит нам больше радости и не служит защитой от внешнего хаоса, и про то, что мне уже поздно менять свой характер и приспосабливаться к ее капризам. Правда, временами я вдруг смущенно чувствовал, что все это не так, все это на поверхности, а настоящая причина нашего разлада гораздо глубже. Я продолжал ее любить, только теперь к этому все чаще примешивалось острое чувство жалости к ее болезненности, хрупкости, все время угнетали мысли о том, что совсем скоро она будет пожилой женщиной, будет еще чаще болеть, еще больше мучиться, поблекнет и станет рано или поздно похожа на свою мать - высохшую костлявую старуху с лошадиным лицом. А меня будет грызть и уже грызет тоска от сознания моего бессилия, от невозможности остановить время, которое разрушает красоту и пожирает почти все наши надежды. Но нет, и это, видимо, все не то, не самое главное.

Один раз мы уже объяснились, довольно спокойно, и решили расстаться, даже расстались - она пока жила на даче, а я в городе. Но вот она снова попросила приехать, и я поехал, мне было тревожно и неприятно - опять нужно будет говорить какие-то серьезные слова, очень много слов, целую паутину надо вязать, и есть опасность самому в ней запутаться.

Уже подходя к калитке, я увидел два светящихся окна на втором этаже, и тут всплыла ясная отчетливая мысль, но такая гнетущая, такая тяжелая, что я даже ухватился за планки забора, как будто мог упасть, - мысль о невозможности счастья. Я вдруг понял, что именно это и было последней, до сих пор неосознаваемой, причиной моего ухода. Я не просто понял, а почувствовал всем своим существом эту невозможность. "На свете счастья нет", - может быть, Пушкин находился в таком же состоянии, когда писал эти строки. Но почему оно невозможно, откуда такая уверенность - я не мог объяснить. И еще сильнее вцепился в забор, потому что дом с двумя освещенными окнами вдруг вздрогнул, повернулся, надвинулся всей массой. Померк свет, а потом плотная, обволакивающая тишина опустилась на меня.

Осторожно, боясь вспугнуть ее, я открыл глаза и посмотрел на огромный, во всю стену отсека экран. Ничего не изменилось - по-прежнему четыре звезды, словно в очередь, выстроились слева, правда, вторая стала немного ярче и слегка затмевала свою ближайшую соседку. А справа вот уже шестой год тянется унылая, вытянутая кишкой разряженная туманность, разбросавшая часть своих звезд прямо на нашем пути. И еще, все на том же градусе, всегда на том же месте экрана слабое, еле видимое мерцание. Это не звезда - это дюзы нашего ведущего корабля, он идет в нескольких тысячах километров впереди нас, и мы словно в связке несемся в космосе - две жалкие живые песчинки в огромном грозном ледяном безмолвии.

"Как это я ухитрился заснуть, - взгляд мой привычно скользнул по приборам - нет, это был не сон, а какой-то провал. Видимо, длительное одиночество начинает угнетать мозг, а до конца моей вахты еще три года".

Но, окончательно придя в себя, я решил, что все эти провалы от постоянно грызущего беспокойства - много лет, как перестали поступать сигналы от ведущего. Может быть, там уже нет никого в живых, и только автоматы поддерживают заданный курс. Я повернул ручку фокусировки до отказа, и мерцающее пятнышко стало чуть-чуть ярче. Сколько лет я смотрел на него с надеждой, а теперь, глядя со страхом, стараюсь не думать о том, сколько же все-таки лет, когда все началось, потому что не могу этого вспомнить и боюсь, что что-то случилось с памятью. Но одновременно во мне все сильнее растет подозрение - никакого старта не было, мы всегда неслись так в бесконечном пространстве, все дальше уходили в эту пугающую бездну, а в прошлом вообще ничего не было, кроме длительных вахт и еще более длительного сна в анабиозе. Чем дольше я вглядываюсь в эту бездну на экране, тем больше мне кажется, что и она начинает пристально вглядываться в меня...

- Что же ты не пьешь, чай уже холодный, - сказала жена. Я вздрогнул и протянул руку к стакану. Судя по всему, мы уже давно разговариваем, а только что даже поссорились. Обрывки моих и ее слов еще не улеглись в голове. Я увидел пепельницу, полную окурков, ее серое от усталости лицо, встал и распахнул окно. Шел мелкий дождик, и все небо было темным, ни одной звезды.

- Там за облаками звезды, очень много, и до самой близкой надо лететь всю жизнь.

- Что это ты?

- Нет, ничего. Мне вдруг показалось, что у меня не одна жизнь, а две, и они текут параллельно. Я сижу здесь и в то же время лечу где-то далеко в космосе.

- У тебя всегда все легко получается, надоела одна жизнь - взял и перескочил в другую.

- Вряд ли это легко. Эта жизнь пугает своей монотонностью, а та наверное, своей непонятностью.

- И давно ты обнаружил свою вторую жизнь?

- Не знаю, не помню. Сейчас мне кажется, что еще в детстве меня томили какие-то воспоминания и неясные предчувствия.

- Ты всерьез или опять начал дурачиться? Ну, посиди, подумай, может, что и вспомнишь, а я пойду чайник подогрею.

Она ушла, а я все стоял у окна и пытался вызвать в себе то удивительное видение, которое недавно посетило меня, но чувствовал лишь сильную усталость и тошноту от сырых, кислых сигарет. Она вернулась за спичками, но я отказался от чая и стал собираться. Еще можно было успеть на последнюю электричку, а оставаться здесь ночевать мне не хотелось.

- Что ж, прощай, жаль, что все прошло так сумбурно и бестолково, - я видел, как злость, раздражение борются в ней с глухим разочарованием.

- Я обязательно приеду на днях, и мы до конца все обговорим, а сейчас не могу - надо бежать.

- Теперь это уже не обязательно, беги, а то опоздаешь, - она отвернулась к окну.

Я бежал до самой станции, а когда выбрался на платформу, то оказалось, что до поезда еще минут десять. Вокруг было пусто, лишь на противоположной платформе светилось маленькое окошечко кассы. Я облокотился на мокрые бетонные перила и стал вглядываться в темноту леса. Лес тихо шептался о чем-то с дождем и дышал на меня свежим, настоянным на мокрых листьях березы воздухом.

- Что же все-таки случилось с ведущим, почему он не отвечает ни на какие сигналы? И куда мы в конце концов летели?

Дождь внезапно стих, резко дунул ветер, и прямо надо мной появился разрыв в тучах с ярко блестевшими звездами. Вдали прогудела приближающаяся электричка, но я спрыгнул с платформы и быстро пошел назад к даче, еще не зная твердо, зачем я возвращаюсь и что скажу. Но во мне все более крепла внезапно появившаяся уверенность, что у меня не две жизни, а одна, та, в которой я был несколько минут сегодня вечером. И у всех нас одна жизнь, мы летим среди звезд, все время летим, и они расступаются перед нами. Если только этот полет, - ни прошлого, ни будущего - и лишь страх перед бездной заставляет нас забываться и выпадать в другую жизнь, в которой мы все время к чему-то стремимся, мучаемся, ненавидим, любим, рвемся в погоню за ускользающим счастьем и всегда настолько устаем, что у нас не хватает сил вернуться туда, где есть только бездна, звезды и наш корабль, несущийся мимо них. Поистине есть только атомы и пустота, в которой атомы падают, говорил Демокрит. Поистине есть только звездная бездна, в которую мы вечно падаем, - это мы сейчас уже знаем, а возможно, и Демокрит знал две тысячи лет назад.

Я долго нетерпеливо стучал, пока не щелкнул замок, потом, ворвавшись, потащил ее сонную к окну и, указывая на небо, почти очистившееся от туч, долго и сбивчиво говорил, пытаясь выразить как можно понятнее то, что я и сам плохо понимал.

- Так ты согласна пойти со мной? Ты согласна?

- Согласна, если ты не сошел с ума и мне все это не снится.

- Тогда повторяй за мной!

Слова возникали у меня в голове так, как будто я их знал давно, еще с детства, и были они похожи на начало какой-то детской сказки:

- Великий и бездонный космос, и вы, звезды, вечно горящие в ночи, и ты, пространство, сжатое в точку и бесконечное во все стороны, дайте нам продолжить свой путь, поскольку мы оставили все сомнения, все надежды и готовы к дороге.