Пётр Капица - Письма о науке. 1930—1980

• Название: Письма о науке. 1930—1980
• Автор: Пётр Капица
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1989
• ISBN: 5-239-00269-X

Пути развития советской науки, ее роль в социалистическом государстве, практика становления научных коллективов, задачи воспитания талантливой творческой смены, всемерной поддержки и стимулирования новаторства — лейтмотив обширного многогранного эпистолярного наследия выдающегося советского ученого, лауреата Нобелевской премии П. Л. Капицы.

Среди адресатов ученого — партийные и государственные деятели, видные ученые: И. В. Сталин, В. М. Молотов, Г. М. Маленков, Н. С. Хрущев, В. И. Межлаук, С. И. Вавилов, А. Н. Несмеянов, Эрнест Резерфорд, Нильс Бор, Поль Дирак и другие.

Книга представляет интерес для всех, кто интересуется историей становления и развития советской науки.

---

Мне думается, что я вправе поставить вопрос о моральных условиях, которые нужны для успешной научной работы. Еще при первой беседе с Вами, я говорил, что самое главное для успешной работы, это «доброе отношение» к ученому.

Без чувства, что его ценят, ему доверяют, его работой интересуются, любой творческий работник, будь то ученый, писатель или художник, интенсивно и смело работать не может. Я согласен с высказыванием тех историков, которые показывают, что уровень науки и искусства в стране главным образом определяется отношением окружения к ведущим творческим работникам. Этим, например, Тэн объясняет то, что в эпоху Возрождения в Италии появилась целая плеяда гениальных художников, равной которой мир до сих пор не знает. Действительно, можно ли себе представить, например, музыканта, совершенствующего и развивающего свою игру, если бы ему приходилось выступать только перед аудиторией глухонемых?

То, что «доброго отношения» в моем случае сейчас нет, видно из ряда фактов.

Сейчас Калькуттский университет присудил мне золотую медаль имени Сарвадикари; по-видимому, это наиболее крупная научная награда в Индии. Я должен был ехать в Калькутту получать ее на торжественном заседании 1-го сентября. Кроме того, ряд научных учреждений Индии приглашает меня в Бомбей и Дели. Меня в Индию не пустили.

Такого же рода недоверие проявилось в следующем. Недавно в Москву приезжали английские ученые, среди них ряд моих старых друзей по Кембриджскому университету, где я проработал 13 лет. Естественно, что я приглашал их к себе на дом. После этого меня специально вызвал к себе Президент Академии наук академик Несмеянов и в присутствии академика Топчиева сказал мне, чтобы я не общался с иностранными учеными без присутствия третьего лица. Простите за резкость, но от этого разговора у меня остался тяжелый осадок. Мне как бы представилось, что я разговаривал не с товарищами-учеными, а с жандармскими офицерами.

Следующий факт еще обиднее. У нас в Президиуме Академии наук только один физик (Курчатов), но в то же время 3 химика и 3 математика. Мы считаем такое положение ненормальным, так как в данное время физика играет ведущую роль и поглощает наибольшие материальные средства. С этим согласен и Несмеянов, поэтому было решено увеличить число физиков в Президиуме. Отделение физико-математических наук выдвинуло меня как кандидата для выборов в Президиум. Когда Несмеянов обратился по этому вопросу в ЦК (говорят, к тов. Суслову), то ему сказали: «воздержаться» от того, чтобы меня выбирать, и выборов не было[193].

Приведу еще следующий случай. Еще в 1949 году меня уволили с должности заведующего кафедрой в университете за то, что я не был на заседаниях, посвященных 70-летию Сталина. Процедура увольнения была настолько любопытна, что я посылаю Вам копию письма академика Христиановича, объясняющего причину увольнения[194], а также приказ об увольнении, подписанный тогдашним ректором МГУ (Несмеяновым). Недавно академик Петровский, ректор МГУ, по-видимому, хотел загладить эту историю и, когда мы с ним виделись, то он «Предложил, что на первых порах сделают меня членом ученого совета МГУ. Но из этого ничего не вышло, Министерство высшего образования отказалось утвердить мою кандидатуру[195].

Но самое для меня угнетающее — это история с кислородом. Своим постановлением от 17 августа 194G г. № 1815—782 Совет Министров осудил мои работы по кислороду [и меня] как ученого, так н начальника Главкислорода. Меня тогда отовсюду сняли, и по сей день я отстранен от «кислородных дел». Кроме этого, еще отменили присужденную мне Сталинским комитетом премию за работу по кислороду[196]. Тогда же ряд ученых и инженеров подали особое мнение, в котором говорили, что мои работы по кислороду были правильными и передовыми в мировой технике. Уже через 2— 3 года сама жизнь показала мою правоту, когда установки для получения кислорода моим методом низкого давления стали делать в Англии, Франции, Америке. Этим странам понадобились мои патенты, и стали приходить многочисленные запросы, чтобы их у нас купить. Поскольку это отношение зарубежной промышленности было лучшим доказательством прогрессивности и новизны моих научных работ по кислороду, то еще тогда Президент Академии наук С. И. Вавилов от имени Академии написал в Совет Министров о том, что надо пересмотреть решение правительства, по, кроме того, он также посоветовал мне написать тов. Микояну о необходимости продажи моих патентов. Копию своего письма тов. Микояну я прилагаю[197]. Ответа на эти письма ни я, ни Академия наук не получили.

Теперь у нас также перешли к строительству моих кислородных установок низкого давления (Тула). Интересно отметить, что в Индии на металлургическом комбинате, который мы будем там строить, будут поставлены мои установки, и не только потому, что они лучше и проще, но и потому, что у нас на них есть патенты и мы имеем право их строить за границей. Ведь все эти установки — крупные сооружения, стоящие много миллионов.

В прошлом году Академия наук еще раз, по-видимому в третий, обратилась в ЦК и в Совет Министров с просьбой пересмотреть прежнее решение о моих работах по кислороду. Но вот уже год, как это дело лежит в ЦК <...> без движения.

Ведь нелепо продолжать наказывать ученого за успешную работу, которую признают во всем мире как наиболее передовую. На ученого это действует куда хуже, чем на музыканта, выступающего перед глухими, о чем я говорил в начале письма. При таком обращении с людьми у нас найдется мало охотников смело, творчески работать. Таксе отношение нашего руководства к науке и научной работе совершенно не согласуется с установкой на развитие передовой науки, которую мы проповедуем.

Даже в те годы, когда я был отстранен от большой научной работы, я продолжал чувствовать, что широкая научная общественность высоко оценивает мои достижения. Не только мои работы вошли в учебники у нас и за границей, но нет крупной страны, где моя научная деятельность не была бы отмечена тем, что я выбран почетным академиком или доктором, либо я получил медаль. Это объективно доказывает, что мои научные работы ценят. Конечно, в нормальных условиях вся эта внешняя сторона служит больше для удовлетворения личного самолюбия, но в том положении, в котором я тогда находился, это являлось источником уверенности в собственной правоте и помогало сохранять бодрость духа.

В жизни, при проведении новых идей, всегда нужна точка опоры, ею для меня являлась научная общественность.

Но представьте себе, что мои работы по кислороду были бы секретными и не были бы широко известны ни у нас, ни за границей, ведь тогда я был бы практически лишен возможности опираться на общественное мнение и этим доказать свою правоту. <...>

Я пишу Вам так подробно чтобы привлечь Ваше внимание к этому вопросу, так как он касается не только меня, но и ряда наших выдающихся творческих работников, не работающих в полную силу из-за отсутствия доброго отношения к ним. Мне думается, что это одна из важнейших причин, почему мы все больше теряем лидерство в науке и в искусстве.

Атмосфера доброжелательства для развития любого вида творчества важнее всех материальных благ.

Уважающий Вас П. Капица

137) Г. М. БАРАНОВУ 25 ноября 1956, Москва

Директору ВНИИКИМАШ[198] Г. М. Баранову

Многоуважаемый Георгий Максимович,

Я получил Ваше письмо от 21 ноября, в котором Вы от имени научного совета института просите меня дать согласие на включение моего имени в коллектив соискателей Ленинской премии за работу «По созданию и освоению комплексного оборудования для широкого внедрения технического кислорода в промышленность», поскольку в установке используются мои пред-ложения по получению кислорода методом низкого давления и также мой турбодетандер.

Это предложение сотрудников ВНИИКИМАШ мне очень приятно как знак доброго отношения товарищей, не забывших о совместной работе, хотя этому минуло уже 10 лет. Тогда, в продолжение ряда лет, я отдавал свои основные силы как научной, так и организационной работе по проблеме получения дешевого кислорода, необходимого для интенсификации ряда крупнейших промышленных процессов, но в 1946 году я был полностью устранен от научной работы и от организационной деятельности, так как сочли, что я ее веду по неверному пути. Но я горжусь тем, что последующие годы, сперва за границей, а потом и у нас, показали, что разрабатываемый мною тогда метод низкого давления получения кислорода, основанный на использовании моего турбодетандера, победил на практике и оказался наиболее правильным для получения дешевого кислорода. Что касается самой проблемы интенсификации кислородом ряда основных технологических процессов, то она также приобретает первостепенное значение в развитии народного хозяйства.

Предложение участвовать в соискании Ленинской премии, исходящее от коллектива наших ведущих специалистов в области кислородной промышленности, не только лестно для меня, но дает еще одно веское доказательство прогрессивности направления моей тогдашней научной деятельности. Успешному осуществлению в последние годы в Туле коллективом ВНИИКИМАШ мощной кислородной установки низкого давления я искренне радуюсь, это крупное достижение нашей кислородной промышленности. Кроме того, я предвижу, что этим будет положено начало быстрого роста развития кислородной промышленности по нашему методу низкого давления. Ведь надо не бояться сказать правду, что в 1946 году была совершена ошибка, так как на несколько лет у нас было полностью приостановлено развитие метода низкого давления. Эта задержка привела к тому, что наши идеи и научные результаты сперва были широко использованы на практике за границей, и таким путем им удалось обогнать нас. Теперь надо опять завоевывать лидерство.