Лиза Клейпас - Обольсти меня на рассвете

• Название: Обольсти меня на рассвете
• Автор: Лиза Клейпас
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-068224-9, 978-5-271-29360-3, 978-5-4215-1028-4

Когда-то умирающего мальчишку Кева Меррипена подобрали и выходили состоятельные супруги Хатауэй.

Они дали ему кров, пищу, стали его семьей. Однако спустя годы Кев так и остался замкнутым и недоверчивым. И даже любовь юной Уинифред Хатауэй не отогрела его сердце. Ее привязанность — слишком ценный дар для такого, как он. Ведь у него нет ни положения в обществе, ни состояния.

Жгучая, исступленная страсть в душе Кева борется с благородством и честью… И все же у судьбы всегда найдется шанс подарить двум любящим сердцам надежду на счастье.

---

Лиза Клейпас Обольсти меня на рассвете

Глава 1

Лондон, 1848 год

Зима

Уин всегда считала Кева Меррипена красивым. Его красота была сродни красоте сурового ландшафта или красоте зимнего дня. Он был крупным, обращающим на себя внимание мужчиной, непреклонным и бескомпромиссным во всем. Мягкость отсутствовала как в его характере, так и в лице, и эти суровые, словно высеченные дерзкой и твердой рукой скульптора черты создавали впечатляющий фон для его глаз, настолько темных, что зрачки были почти неотличимы от радужки. Волосы его были густыми и черными как вороново крыло, и такими же черными были прямые брови. На первый взгляд и не скажешь, что он умел улыбаться, но, когда он улыбался, а это бывало редко, Уин не могла отвести от него глаз.

Меррипен — ее любовь, но не ее любовник. Он никогда не был ее любовником. Они знали друг друга с детства, с тех пор как его приняли в ее семью. Хотя Хатауэи всегда относились к нему как к равноправному члену семьи, Меррипен свое место определил иначе: он считал своим долгом заботиться о них, защищать, но при этом жил сам по себе. Хотя и под одной с ними крышей.

Кев вошел в спальню Уин и, остановившись на пороге, стал смотреть, как она упаковывает саквояж, укладывая в него кое-что из личных вещей, стоявших на туалетном столике. Щетка для волос, шпильки, несколько носовых платков, что вышила для нее ее сестра Поппи. Складывая вещи в кожаный саквояж, Уин остро ощущала присутствие Кева, неподвижно стоявшего на пороге ее комнаты. Она знала, что таится за его неподвижностью, потому что сама ощущала тот же скрытый в глубине ток желания.

Мысль о том, что она покидает его, надрывала ей сердце, но выбора не было. С тех пор как переболела скарлатиной два года назад, она так до конца и не поправилась. Она была худой и слабой и то и дело падала в обморок. Врачи говорили, что у нее слабые легкие. С этим ничего поделать нельзя, можно лишь смириться. Впереди ее ждали лишь болезни и ранняя смерть.

Уин не желала принимать такую судьбу.

Ей очень хотелось поправиться, чтобы наслаждаться тем, что другие люди воспринимают как должное. Ей хотелось танцевать, смеяться, гулять на свежем воздухе, ездить верхом. Она хотела любить, выйти замуж, родить детей, когда придет тому время. Но по состоянию здоровья все эти простые радости были ей заказаны. Впрочем, надежда на выздоровление все же оставалась. Сегодня она отправлялась во Францию, в клинику, в которой работал молодой энергичный врач по имени Джулиан Харроу, достигший впечатляющих успехов в излечении больных с таким же диагнозом, как у нее. Применяемые им методы лечения нельзя назвать ортодоксальными. О нем говорили разное, но, несмотря на противоречивость слухов, Уин приняла решение вручить свою судьбу в его руки. Он готова была пойти на все, лишь бы исцелиться. Потому что, пока она не выздоровеет, ей не видать Меррипена.

— Не уезжай, — сказал он так тихо, что она едва услышала его.

Уин старалась держаться со спокойной уверенностью, несмотря на то что по спине ползли холодные мурашки страха.

— Пожалуйста, закрой дверь, — с трудом проговорила она. — Разговор, что им предстоял, должен проходить за закрытыми дверьми.

Меррипен не шевельнулся. Смуглое лицо его потемнело, а в черных глазах горела ярость, что совсем не было для него характерно. Сейчас он, как никогда, был похож на цыгана. Эмоции, которые он обычно умело сдерживал, грозили выплеснуться в любой момент.

Уин сама подошла к двери, чтобы закрыть ее, и он поспешно отступил, избегая физического контакта, который не принес бы им обоим ничего, кроме беды.

— Почему ты не хочешь, чтобы я ехала, Кев? — тихо спросила Уин.

— Там некому будет тебя защищать.

— Со мной все будет в полном порядке, — сказала она. — Я верю доктору Харроу. Его методы лечения кажутся мне вполне разумными, и многие его пациенты полностью излечились…

— И столько же не излечилось. Здесь, в Лондоне, есть врачи лучше этого доктора. Сначала надо попробовать обратиться к ним.

— Я думаю, что лечение доктора Харроу даст мне больше шансов на то, чтобы выздороветь. — Уин смотрела в черные глаза Меррипена с улыбкой. Она понимала, что он хотел ей сказать, но не мог. — Я вернусь к тебе, обещаю.

Меррипен сделал вид, что не слышал ее. Любые ее попытки облечь их чувство словами встречали его упорное сопротивление. Он ни за что не признается в том, что она ему дорога, и всегда будет относиться к ней как к хрупкой, безнадежно больной барышне, нуждающейся в его защите. Как к бабочке под стеклом.

В то время как его личная жизнь будет идти своим чередом.

Несмотря на то что Меррипен никогда не откровенничал с ней, Уин была уверена, что немало женщин отдавали ему свое тело и использовали его для своих плотских надобностей. Мутная злоба поднималась из глубин ее души при мысли о том, что Меррипен может быть с кем-то, кроме нее. Любой, кто знал Уин, был бы потрясен, узнав о том, как сильно она желала его. И пожалуй, Меррипен был бы потрясен больше всех.

Посмотрев в его непроницаемое лицо, Уин подумала: «Прекрасно, Кев. Если ты этого хочешь, я буду стойкой. Мы простимся как добрые друзья, и только».

Потом, наедине с собой, она даст волю слезам. Она знала, что пройдет целая вечность, прежде чем она увидится с ним вновь. Но что бы ни ждало ее там, в другой стране, продолжать жить так, как жила она последние два с лишним года, она не могла. Лучше смерть, чем такое будущее: вместе навек, и все же по разные стороны от пропасти, что звалась ее болезнью.

— Ну что же, — с нарочитой живостью сказала она, — скоро в путь. Причин для переживаний нет, Кев. Лео позаботится обо мне во время переезда во Францию, а…

— Твой брат даже о себе позаботиться не в состоянии, — грубо перебил ее Меррипен. — Ты никуда не поедешь. Ты останешься здесь, где я могу… — Он замолчал.

Но Уин услышала в его голосе нечто, подозрительно напоминавшее гнев или муку. Нечто, что он пытался скрыть.

Дело принимало интересный оборот. Сердце Уин взволнованно забилось.

— Есть… — Ей пришлось сделать паузу для того, чтобы набрать воздуха в легкие. — Есть лишь одна причина, которая может меня остановить.

Он бросил на нее настороженный взгляд.

— И что это?

Она ответила не сразу. Ей потребовалось время, чтобы набраться храбрости.

— Скажи, что любишь меня. Скажи, и я останусь.

Его черные глаза расширились. Он молчал.

Уин ждала ответа, обуреваемая чувствами, которые вообще-то не сочетались между собой: изумлением и отчаянием.

— Я… люблю всех членов вашей семьи.

— Нет. Ты знаешь, что не этого я прошу от тебя. — Уин подошла к нему и положила бледные ладони на грудь. Он был предельно напряжен. Она чувствовала, как откликнулось на ее прикосновение его тело. — Прошу тебя, — сказала она, возненавидев себя за то, что позволила себе озвучить свое отчаяние. — Пусть я завтра умру, мне все равно, если только я услышу от тебя хотя бы однажды…

— Не надо! — воскликнул он, отшатнувшись.

Забыв об осторожности, Уин шагнула к нему и схватила за ворот рубашки.

— Скажи мне. Пусть наконец правда откроется…

— Тише, тебе вредно волноваться.

Больше всего Уин злило то, что он прав. Она уже чувствовала знакомую слабость, головокружение, что всегда сопровождалось учащением пульса и ощущением сдавленности в легких. Будь неладно ее слабое тело, что подводило ее в самый ответственный момент.

— Я люблю тебя! — в отчаянии воскликнула она. — И если бы я была здорова, никакая сила не могла бы меня с тобой разлучить. Если бы я была здорова, я бы позвала тебя в свою постель, я бы одарила тебя страстью, какой только может женщина одарить мужчину…

— Нет. — Он поднес руку к ее губам, чтобы заставить ее замолчать, но отдернул, едва прикоснувшись к ним, словно они обожгли его.

— Если я не боюсь в этом признаться, что останавливает тебя? — Наслаждение, которое испытывала Уин, находясь рядом с Кевом, было подобно наваждению, безумию. С безрассудством страсти она прижималась к нему. Он пытался ее оттолкнуть, не причинив боли, но она вцепилась в него изо всех сил, что еще у нее оставались. — Что, если эти мгновения — последние из тех, что ты проведешь со мной? Разве ты не пожалел бы о том, что не сказал, что ко мне чувствуешь? Разве ты бы не…

Меррипен прижался губами к ее губам — все, что угодно, лишь бы заставить ее замолчать. Они оба судорожно втянули воздух и замерли, впитывая в себя ощущения. Каждый выдох его обдавал жаром ее щеку. Сильные руки обнимали Уин, руки, способные защитить ее от любых напастей, от любого зла. С ним она была как за каменной стеной. А потом словно вспыхнула искра, и их обоих закрутило в вихре желания.

От него пахло яблоками, в его дыхании ощущался горьковатый привкус кофе, но самым сильным был его собственный, особый запах. Желая его, тоскуя по его ласке, Уин крепко прижалась к нему, и Кев принял ее невинный дар с хриплым варварским стоном.