Александр Нильский - Закулисная хроника

• Название: Закулисная хроника
• Автор: Александр Нильский
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

К просьбам неспособных актеров, несносно пристававших к Воронову о хороших ответственных ролях, Евгений Иванович относился безучастно. Например, один из таких незаметных, но крайне самолюбивых господ, упорно и долго наседал на него с просьбами о роли. Воронов каждый раз отвечал ему только одним звуком: «у!.. у!.. у!..».

Актеру это, наконец, надоело, и он, выбрав удобную минуту, потребовал объяснения. Подошел он не без волнения к Евгению Ивановичу и раздраженно спросил:

— Позвольте же узнать, что это за «у-у-у», которым вы изволите постоянно отвечать на мою просьбу?

— Неужели вы не понимаете?

— Конечно, не понимаю… Да не только я, но, надо полагать, никто в мире этого не поймет…

— В таком случае я вам разъясню: «у» есть междометие.

— Согласен, что междометие, но что оно у вас означает?

— У-ди-вле-ни-е!

Всякое приказание из дирекции или непосредственно от начальства Воронов исполнял беспрекословно, не выражая ни одобрения, ни порицания. К женской красоте он не питал ни малейшего почтения; на женские прелести и костюмы смотрел на сцене, как на декорацию, необходимую для пьесы, и строго в этом отношении требовал приличия и благонравия. Однажды, во время представления оперетты «Орфей в аду», в антракте подходит к Воронову его жена, бывшая также актрисой, и обращает его внимание на чересчур откровенное декольте артистки Г-вой, которая готовилась предстать перед публикой в таком виде. Евгений Иванович, с обычным своим спокойствием, приблизился к Г-вой, осмотрел ее со всех сторон и невозмутимым голосом произнес, показывая рукой на ее грудь:

— Пожалуйста, уберите все это!!

Воронов был непримиримым врагом оперетки, и когда она стала появляться на нашей сцене, он наотрез отказался ставить «Прекрасную Елену», предоставив это дело самому бенефицианту. Свой отказ он мотивировал следующим доводом:

— Я нахожу, что ставить подобную безнравственную пьесу, как «Прекрасная Елена», на той же сцене, где играется Шекспир, Гоголь, Грибоедов, — стыд и грех. Для подобных вещей нужно устроить другой театр и поставить другого режиссера. Я считаю своею нравственною обязанностью не допускать этой скабрезной галиматьи до императорского театра и недоумеваю, как она проникла к нам…

И действительно, «Елена» была поставлена без его участия.

В исторических и народных пьесах, как, например, «Смерть Иоанна Грозного», «Дмитрий Самозванец» Чаева и др., Воронов мастерски, эффектно и великолепно ставил народные сцены. Под его управлением толпа жила, это были живые лица, принимавшие близкое участие в ходе событий. Все эти картины обыкновенно вызывали общий восторг зрителей и имели огромный успех.

Не знаю, насколько хорошим преподавателем драматического искусства был Воронов, но многие отзывались с большой похвалой о написанной им «теории».

XXVIII

Н. И. Куликов. — Время его режиссерства на сцене Александринского театра. — Находчивость его. — Его драматургическая деятельность. — Происхождение звания «главный» режиссер. — Рассказ Куликова про Максимова.

С Николаем Ивановичем Куликовым, бывшим гораздо ранее Воронова главным режиссером нашей драматической труппы, я поддерживал долголетнее близкое знакомство. Последние сорок лет жизни он занимался исключительно переводами и сочинениями оригинальных пьес, от которых имел хороший доход, дававший ему возможность безбедно существовать.

Когда я впервые встретился с Куликовым, это был уже достаточно дряхлый старик, ходивший на костылях, однако живо интересовавшийся театром. Мой первый визит к нему был вызван одним из закулисных празднеств, К которому готовились заранее. Я посетил его с просьбой сочинить приличную случаю интермедию для торжественного спектакля, в котором собирались чествовать, не помню теперь по какому поводу, В. В. Самойлова. Я принимал большое участие в составлении этого спектакля и намеревался к этому же привлечь Н. И. Куликова, как талантливого драматурга, который мог облегчить задачи устроителей спектакля и помочь им своими советами, а главное сочинением интермедии.

Чуть не с первых же слов я так близко сошелся с Николаем Ивановичем, что вскоре мы сделались большими друзьями. Правда, для Самойловского чествования он ничего не устроил, но это не помешало нам продолжать знакомство, кончившееся только с его смертью, последовавшей три года тому назад.

Куликов хоть кого мог очаровать своим умом, неподражаемым сарказмом, блестящим остроумием, а главное — заразительною веселостью, которая не покидала его никогда. Ни почтенный возраст, ни мучившие его постоянно болезни не удерживали Николая Ивановича от юмора, которым он щеголял всю жизнь.

В бытность свою режиссером, каковым его я, конечно, уже не застал, он пользовался огромным значением и влиянием не только за кулисами, но даже и в дирекции. Его злого языка все боялись более всяких выговоров и распеканий, которые в то время были в большом ходу у начальствующих лиц. Насмешка же и сарказм Куликова действовали сильнее взысканий, благодаря чему он нажил себе массу врагов и недоброжелателей, которые и способствовали его преждевременному уходу со сцены.

Куликов был строгим режиссером и администратором. Об этом свидетельствует его собственный рассказ о том, как он разобрал однажды жалобу своей жены Варвары Александровны[24] на одного из закулисных сторожей.

Дело происходило в Александринском театре. Был отдан Куликовым приказ, чтобы во время спектакля никто не смел стоять в кулисах, в особенности первых. Варвара Александровна, забывшая это запрещение, явилась на какое-то выдающееся представление, когда театр был переполнен публикой, и заняла место близ портала. Как нарочно, дежурил новый сторож, совершенно не знавший Куликовой. Он подошел к пей и попросил ее уйти. Та смерила его строгим взглядом и спокойно осталась на занятом ею месте. Сторож настоятельнее стал требовать удаления и пригрозил жалобой.

— Отстань ты от меня! — крикнула, наконец, Варвара Александровна. — Я пожалуюсь на тебя…

— Жалуйтесь сколько вам угодно…

— Да разве ты, глупый человек, не знаешь меня?

— И знать не должно!.. Уйдите подобру-поздорову, без греха: вот вам и весь сказ.

— Я жена главного режиссера, и до меня запрещения не касаются.

— Не могу знать! Мне все единственно… Мне велено не допущать — ну, я и не допущаю… Пожалуйте вон!

Куликова вспылила и бросилась разыскивать мужа. Минут через пять она привела Николая Ивановича к этому исправному сторожу и, жалуясь на него, сказала:

— Сделай милость, объясни этому олуху, кто я… и внуши ему, как должен он обращаться со мной…

Куликов приблизился к дежурному и спокойно, что называется, «с чувством, с толком, с расстановкой», проговорил:

— Ты хорошенько заметь эту барыню… Это, братец, моя жена… И если в другой раз она будет стоять за кулисами, то ты, пожалуйста, ничего не смей ей говорить… а просто возьми под ручку, да и выведи… Да не забудь прибавить, что торчать за кулисами запрещено всем без исключения…

Куликов в молодости отличался ловкостью, находчивостью и увертливостью. Однажды, во время его режиссерства, он в чем-то проштрафился по службе, и директор A. М. Гедеонов, сильно разгневанный, приказал вычесть из его жалованья пятьдесят рублей, что собственноручно и написал на докладе, поданном из конторы. Для объяснения этой резолюции Александр Михайлович велел пригласить Куликова в свою канцелярию, которая находилась рядом с его кабинетом. Когда Николай Иванович явился, Гедеонов вздумал поинтересоваться впечатлением, какое произведет его резолюция, и с этой целью тихонько подошел к двери и стал всматриваться в физиономию режиссера, который его, конечно, не замечал.

Куликову показали доклад, на котором красовалась пометка Гедеонова: «удержать из жалованья 50 рублей». Он со вниманием прочел это неприятное для него известие и с горячностью стал говорить чиновнику:

— Помилуйте… что это за новости… Я ровно ничем не провинился… Это несправедливо… Неверно…

Александр Михайлович, обладавший вспыльчивостью, мгновенно выскочил из кабинета и закричал на Куликова, совершенно не ожидавшего такого оборота дела:

— Что такое?.. Неверно?.. Как ты осмеливаешься говорить это про свое начальство?… Что несправедливо? Что неверно? Говори…

Куликов, смиренно показывая на бумагу, заметил:

— Извините, ваше высокопревосходительство… не извольте гневаться… а я сказал правду…

— Какую? В чем твоя правда? Отвечай!

— Я только сказал, что вы изволили неверно написать слово «удержать»… Оно у вас вышло через ять, а на самом-то деле это пишется через есть (е)…

Николай Иванович всегда был религиозным, верующим человеком. Накануне праздников и в самые праздники посещал церковные службы и подолгу выстаивал в храмах, не взирая на слабость ног. Однажды, это было уже в последние годы жизни, он слушал обедню в домовой церкви. Неподалеку от него стояли два молодых офицера, которые все время разговаривали и изредка смеялись. Такое непристойное их поведение ужасно сердило Николая Ивановича, который всячески выражал на это неудовольствие, но те не обращали на него внимания и продолжали свою веселую беседу. Наконец, Куликов не выдержал и, приблизясь к разговаривавшим, тихо заметил им: