Александр Нильский - Закулисная хроника

• Название: Закулисная хроника
• Автор: Александр Нильский
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

— «Зачем ты пришел сюда?»

Граф Толстой от этой перефразировки приходил в отчаяние.

Большие надежды возлагались на Самойлова, но, увы, и он не вполне удовлетворял своим исполнением, хотя он был неимоверно лучше своего предшественника. Василий Васильевич не мог пожаловаться на неуспех, — наоборот в роли Грозного его очень хорошо принимали зрители, был доволен им и сам автор, однако чувство собственной неудовлетворенности сказалось чрез несколько представлений, и Самойлов стал видимо тяготиться участием в этой эффектной трагедии. Самолюбивый артист начал говорить, что громадная роль Иоанна слишком тяжела, что она подрывает его силы, и, в конце кондов, совершенно отказался от нее.

— Кто ж вас заменит? — спрашивали его поклонники.

— Кто угодно, — отвечал Василий Васильевич, — но я более ни за какие блага не соглашусь выступать в этой трагедии.

И он сдержал слово. Его убеждали в следующем сезоне поиграть Грозного, но он категорически отказался.

Кстати припоминается экспромт Д. Д. Минаева, произнесенный им в буфете Александринского театра в одно из представлений «Смерти Иоанна Грозного». Подходит он к одному театральному рецензенту и говорит:

К тебе обращаюсь с мольбою я слезной:
Скажи ты мне чистосердечно, на что их игра вся похожа?
Я Павла Васильева вижу, Василья Васильича — тоже,
Но где же Иван-то Васильевич Грозный?

Весною 1867 года приехал ко мне нижегородский антрепренер Федор Константинович Смольков с просьбою походатайствовать перед графом Толстым о разрешении поставить его трагедию в Нижнем Новгороде. Я охотно исполнил его просьбу и выхлопотал желанное согласие автора. Смольков убедил меня приехать к нему и посодействовать в постановке этой сложной пьесы, а также сыграть роль Годунова. Когда же я приехал в Нижний, почтенный антрепренер ошеломил меня просьбами играть роль Грозного.

— Я не могу!

— Больше некому, выручайте, ради Бога разучите и играйте.

После продолжительных увещеваний я согласился и принялся за изучение роли. Помня все замечания автора при исполнении Иоанна Васильевым и Самойловым, я серьезно отнесся к своей задаче, тем более приятной, что характер грозного даря давно меня занимал, и я втихомолку мечтал об исполнении этой роли когда-нибудь в далеком будущем…

Смольков не жалел расходов и обставил трагедию превосходно. Декорации были сделаны по рисункам императорского театра, костюмы сшиты новые, и даже были на сцене лошади, взятые «на разовые» у одного из актеров, который в часы досуга ими барышничал. На мою долю выпал большой успех, которому я, конечно, не придавал ценного значения, объясняя его снисходительностью провинциальных зрителей, еще никого не видавших в этой прекрасной роли.

По возвращении моем на службу в Петербург, «Смерть Иоанна Грозного» не была даваема вовсе. Ее сняли с репертуара за отсутствием исполнителя заглавной роли. Весною 1868 года приехал в столицу великий герцог Веймарский, у которого в Веймаре трагедия эта была представлена на немецком языке в переводе Павловой. Он выразил желание видеть ее в русском театре, но при возобновлении ее встретились затруднения: ни Васильев, ни Самойлов не соглашались вновь выступить в роли Грозного. По обыкновению началась суетня. Кто-то вспомнил, что я играл Иоанна в Нижнем Новгороде. Поспешно призывают меня в дирекцию и предлагают появиться в Грозном.

Тут, в свою очередь, стал было отказываться и я, не доверяя своим силам в изображении такой ответственной роли.

— Но вы отказываться не имеете права, — предупредительно заметили мне.

— Почему?

— Вы Иоанна уже играли в Нижнем.

— Но ведь вы не знаете, как я играл?

— Попробуйте!

Делать нечего, согласился, но с тем, чтобы испросили на это разрешение автора. Толстой тотчас же жал утвердительный ответ, и вскоре появилась афиша с моей фамилией в заглавной роли.

Алексея Константиновича сильно заинтересовало мое исполнение Иоанна. Он приехал в Мариинский театр за два часа до начала спектакля, все время сидел у меня в уборной и наблюдал как гримировал меня А. А. Штакеншнейдер (ныне актер Александринского театра Костров), которого я просил об этом, как хорошего художника. В то время я не имел ни малейшего понятия о характерном гриме… Однако, в первое представление, несмотря на старание искусного художника, грим мой вышел не совсем удачным, о чем упоминает сам Толстой в своем письме к Ростиславу [21].

Спектакль же прошел очень благополучно. Присутствовал государь с герцегом Веймарским, который в одном из антрактов посетил мою уборную вместе с великим князем Константином Николаевичем. На сцене же император Александр Николаевич осчастливил меня милостивыми вопросами о постановке пьесы в Нижнем Новгороде.

После этого представления роль Иоанна осталась за мной, и только единственный раз была сыграна Леонидовым в его бенефис. Роль же Годунова перешла к Малышеву.

Не обошлось, разумеется, без достаточной критики на мое исполнение со стороны журналистов, но самая злая эпиграмма была написана Петром Андреевичем Каратыгиным, который в то время был со мной немного не в ладах. После похвалы графа Толстого в письме к Ростиславу [22], он поместил в «Петербургской Газете»  (за 1868 г., № 64) следующее стихотворение без всякой подписи:

Иоанн IV (Настоящий)

Ивана Грозного играли три актера [23],
Но трудно автору нм было угодить;
Четвертый эту роль, как яблоко раздора,
По мненью автора, мог только раскусить.
Соперников своих надев костюм потертый,
Он грозного царя изобразил,
А так как Грозный сам был Иоанн четвертый,
По счету, стало быть, он настоящий был.
Хоть критика его не очень одобряет,
Но что суд публики пред авторским судом?
Венок четвертому сам автор присуждает,
И мы пред автором склоняемся челом…
Но Грозного смотреть уж больше не пойдем.

XXV

Встреча с графом Толстым в Берлине. — Его припадки. — Курьезный случай. — Визит к графу Шувалову.

Мое знакомство с графом Толстым продолжалось до самой его кончины. Незадолго до смерти его, мы встретились с ним в Берлине, на железнодорожном вокзале, при возвращении в Россию. Он выглядел очень нехорошо; исхудалый, скучный, он жаловался на припадки нервного расстройства.

— Одолевают они меня, мучат.

Сначала мы встречались с ним только на станциях, так как он ехал в первом классе, а я во втором, но потом уместились в одном вагоне.

— Я ведь сижу в купэ совершенно один, — сказал мне как-то граф. — И душевно бы желал ехать с вами вместе, но я боюсь за вас. Вам, может быть, будет неприятно быть в обществе больного человека? Вы не испугаетесь приступов невральгии?

— Я ничего не боюсь, граф, — поспешил я ответом. — Напротив, не говоря об удовольствии беседовать с вами, я, может быть, пригожусь в качестве сиделки во время припадка.

— Если так, то я сам буду очень доволен вашей компанией. Пересаживайтесь.

Я перешел в его купэ.

Мы много говорили о театре, об его будущих литературных замыслах, о желаемой им постановке «Дон Жуана», «Царя Феодора», запрещение которого его очень огорчало. Он надеялся со временем выхлопотать разрешение…

Наступила ночь. Мы уснули. В вагоне было совершенно темно… Вдруг я чувствую прикосновение дрожащих рук и какой-то невнятный шепот. Быстро вскакиваю и спрашиваю:

— Что? Что такое?

— Спичку! Ради Бога, спичку.

Освещаю вагон. Граф наклоняется к дорожной сумке, достает из нее какой-то футляр, роется в склянках и моментально делает себе подкожное вспрыскивание морфия, как потом оказалось.

— Ну, слава Богу! сказал облегченно граф. — Теперь, кажется, все обошлось благополучно. Захватил вовремя. Припадок не успел разразиться…

Затем мы доехали до станции. В последний раз простился я с ним. Он отправился к себе в имение, где и умер в самый день предполагаемого отъезда своего в Париж.

Упоминая как-то о том, что граф Толстой всегда был доволен моим чтением его стихов, я не упомянул, что он часто поручал мне чтение его произведений вместо себя. Благодаря этому, я приобрел много великосветских знакомств. Граф приглашал меня с собою в аристократические дома, где вместе с ним я декламировал монологи и диалоги из «Смерти Иоанна Грозного» или из других его пьес. Даже на первой считке в Александринском театре я читал трагедию для актеров, так как сам он чувствовал себя не совсем здоровым.

Однажды мое постоянное лекторство толстовских произведений было причиной курьезного случая. Как-то вечером, будучи незанятым в театре, возвращаюсь я к себе домой часов в восемь и застаю в гостиной жандармского офицера. Эта неожиданная встреча меня смутила, и я неровным голосом спросил: