Ян Гамильтон - Записная книжка штабного офицера во время русско-японской войны

• Название: Записная книжка штабного офицера во время русско-японской войны
• Автор: Ян Гамильтон
• Жанр: Биографии и Мемуары

Аннотация издательства: Русско-японская война (1904–1905) за господство в Северо-Восточном Китае и Корее не обойдена вниманием исследователей. Ей посвящены сотни научных трудов и книг. В этом море военно-исторической литературы затерялись оригинальные записки британского военного агента при Первой японской армии генерал-майора сэра Яна Гамильтона. Ему удалось нарисовать обобщающие портреты как японского, так и русского солдата, описать их морально-боевые качества, вытекающие из национального характера. В этом неувядающая ценность мемуаров английского, генерала, ставших библиографической редкостью. Печатаются по изданию 1906 года.

---

У нас в Англии, строго говоря, не существует отдельных личностей. Все население разделено на неизменные социальные касты, между которыми роль брамина играет финансист, роль парии — солдат. У нас есть чувство национальной гордости, но оно почти совсем поглощено гордостью касты. Поэтому из этих трех отношений к человечеству вообще и в частности я предпочитаю японское.

Самодержавное правительство с настоящим демократическим устройством народа гораздо лучше, чем демократическое правительство с обществом, разделенным на ряд слоев, самодержавных по отношению к низшим и раболепных к высшим, как в Англии, или раболепных к низшим и самодержавных к высшим, как в Америке.

То же самое и с моей приятной привилегией прогуливаться без шляпы, не возбуждая этим никакого надоедливого любопытства. Это служит скорее внешним и наглядным признаком того, что японцы освободились от той узкой нетерпимости, которая считает за личное оскорбление, если кто-либо живет, действует и выглядит не так, как его соседи. Но это происходит не по той причине, что наши союзники лишены любопытства. От этого очень далеко. Если кто-либо попробует присесть у дороги с целью зарисовать что-нибудь, он скоро убедится, что этим качеством они обладают в полной мере. Но они не настолько глупы, чтобы бросить хотя бы только один любопытный взгляд на подобные пустяки, как особенность в одежде или ее употреблении. Действительно, это любопытство было бы странно в стране, где встречаются на улицах костюмы всевозможных периодов.

Что касается до японского обеда, то я откровенно сознаюсь, что чувство полной и никем не стесняемой свободы, которыми они так отличаются, служат полным вознаграждением за недостаточные и миниатюрные блюда, подаваемые с неправильными промежутками времени в их игрушечных домах. Но зато там все так восхитительно просто и удобно! Это не беда, если вы опоздаете к обеду на полчаса или даже час, никто не обратит на это никакого внимания, все будут сидеть и продолжать обед. Вам же самим будет легко догнать их, отказавшись от какого-нибудь сиропа из морских водорослей, жареного листа папоротника, кусочка сахарного леденца или вообще от первых двух блюд, каковы бы они ни были. Целый ряд крошечных кушаний подается маленькими, пикантными девушками, и когда маленькие лакированные скамеечки, служащие вместо столов, полны, кушанья уносятся вместе с ними. Заставлять есть гостя так же редко приходит в голову хозяину, как просить гостей есть поменьше. И это видоизменение западных обычаев может быть только приветствуемо.

Кроме того, никто не привязан к своему месту. В любое время пиршества каждому дозволяется встать с места, прогуляться и выкурить папиросу или выпить за чье-нибудь здоровье в другом конце комнаты или даже переменить свое место за столом. Боже мой! За одну только эту привилегию можно охотно заплатить 500 рублей в ночь в Лондоне. В заключение, что может быть наиболее важно, развлечения, беседы и удовольствия лежат на обязанности целой компании хорошеньких девушек, подрядившихся прогонять скуку от гостей по стольку-то с головы и по стольку-то в час. Это не неповоротливые любительницы в их обязанностях, как многие женщины на свете, а подготовленные с детства для их деликатного и трудного назначения. В Англии все зависит от хозяйки. Только она одна вместе с ее помощником — поваром могут или оставить в госте хорошее впечатление от обеда или испортить последний. Хозяйка, пользующаяся хорошим здоровьем, отличным настроением духа и нелишенная необходимых умственных достоинств и опытности, может мгновенно превратить скучающее и многочисленное общество людей в самое веселое и разговорчивое. Ее энергия и воля, применяемая в ее собственном доме, обладают волшебным свойством, и с их помощью она может двигать горы, даже горы людей. Но всему есть предел, и восемь человек — вот вероятный предел ее действия на расстоянии.

В Японии имеется хозяйка для каждого гостя. Гейши, кто бы они ни были, очень молодые и прелестные хозяйки, и каждая из них старается увеличить успех пиршества, как будто бы она сама его учредительница. Если кто-нибудь из гостей кажется скучным и забытым, даже если он самый безобразный, старый и ничем не выдающийся человек, гейши, одна за другой, принимаются за него, пока одной из них не удастся ускорить его вялый пульс и, к его собственному удивлению, вовлечь в веселую, кокетливую болтовню. Я слышал, что не все гейши так предупредительны и готовы к самопожертвованию; некоторые из них, говорят, очень избалованы, сердятся, много о себе воображают и даже показывают вид, что вы им надоели. На это я могу возразить только одно, что я никогда не встречал такого рода гейш. Я думаю, что они — восхитительные собеседницы, полны такта и находчивы в своих возражениях.

Глава IV. Из Токио к Ялу

Пароход Суминойэ Мару (Suminoye Маги), 14 мая 1904 г. Наконец мы отплыли, сопровождаемые большой толпой избранного токийского общества после устроенных нам торжественных проводов. Мы выехали из столицы 30 апреля и к полудню следующего дня прибыли в Шимоносеки (Shimonseki). Весь этот наш переезд по железной дороге напоминал нам предвыборное путешествие политического деятеля в Англии, если переполненные толпой станции, депутации, молодые дамы с букетами могут сделать Восток похожим на Запад.

Вполне вероятно предположить, что если представители власти, явившиеся пожелать счастливого пути иностранным офицерам, и ученики школ, расставленные шпалерами вдоль платформ, присутствовали там по специальному приказанию, то находившиеся там частные лица присутствовали из любопытства или любезности. Впереди всех находились дамы общества Красного Креста, среди которых много было жен офицеров из действующей армии. Толпа отличалась необыкновенно сдержанным энтузиазмом. Туда не допускался ни один подвыпивший малый, который в Европе имеет обыкновение портить всеобщее настроение своим лошадиным ржанием-хохотом.

Мы прибыли в Шимоносеки 2-го и выехали дальше в полдень 3-го. Как раз перед отъездом мы получили из Токийского главного штаба телеграмму о сражении на р. Ялу. Хотя мы и сходим почти с ума от досады, что пропустили это сражение, все-таки это известие было приятным напутствием для нас, англичан, и я был особенно порадован телеграммой от одного моего старинного приятеля, которая гласила:

Итак все-таки дело сделали орудия большого калибра… лучшие поздравления.

Это относилось к высказанным мною на обеде у генерала Кодамы взглядам, что тяжелые орудия должны иметь большое значение. Весьма забавно припомнить, что в то время, когда я защищал необходимость употребления на войне тяжелых орудий, более мощных, чем обыкновенные полевые, и даже сильно увлекся этой темой, высшие штабные японские офицеры должны были меня выслушать и возражать мне с чисто академической точки зрения, тогда как им должно было быть отлично известно о предполагавшемся употреблении этих орудий в предстоящем бою. Я полагаю, что это были 12-сантиметровые мортиры. Мы не должны бы называть их тяжелыми орудиями, но маленькие лошади японцев заставляют приблизить их к более легкому типу.

Теперь мы с удобством плывем на Суминойэ Мару, военном транспорте в 884 тонны водоизмещением. Капитан парохода кажется славным малым; большую часть своей молодости он провел на парусном судне из Глазго. В знак внимания к союзу он поднял больших размеров британский флаг на передней мачте. Я думал до сих пор, что на подобную честь может рассчитывать только генерал-адмирал или кто-либо другой, особо выдающийся во флоте; но я не был в состоянии уяснить себе существующие для японского военного транспорта положения: когда, какие почести он обязан или не имеет права отдавать. Во всяком случае, экипажи находящихся в порту британских кораблей этим сильно наэлектризовались, высыпали толпами на палубы и оживленно приветствовали нас.

В устье пролива мы прошли в нескольких ярдах от большого германского почтового парохода, направлявшегося в Шимоносеки. Человек на мостике и экипаж, видимо, недоумевали, как к нам отнестись. Английские же пассажиры, находящиеся на борту, видя наш развевающийся флаг на передней мачте японского военного транспорта, послали нам вслед громкий британский клич. Лучшего предзнаменования и желать было невозможно.

Наше общество состояло из подполковника Юма (Hume), артиллериста; капитана Жардайн (Jardine) из 5-го уланского полка; капитана Винцента (Vincent), тоже артиллериста. Последний должен был присоединиться к нам в Чемульпо (Chemulpho). Далее два американца: полковник Кроудер (Crowder) и капитан Марч (March), артиллерист. Кроме них там же находились восемь офицеров с континента: два француза, два немца, один швейцарец, один австриец, один итальянец и один швед. Нашими, так сказать, вожаками медведей были полковник Сатоу (Satow), говоривший по-французски японский артиллерийский офицер, и капитан маркиз Сайго (Saigo), офицер Императорской гвардии, говоривший немного по-немецки. Посему я предвижу, что английский язык вряд ли будет употребляться как во время самого путешествия, так, может быть, и после него.