Ян Гамильтон - Записная книжка штабного офицера во время русско-японской войны

• Название: Записная книжка штабного офицера во время русско-японской войны
• Автор: Ян Гамильтон
• Жанр: Биографии и Мемуары

Аннотация издательства: Русско-японская война (1904–1905) за господство в Северо-Восточном Китае и Корее не обойдена вниманием исследователей. Ей посвящены сотни научных трудов и книг. В этом море военно-исторической литературы затерялись оригинальные записки британского военного агента при Первой японской армии генерал-майора сэра Яна Гамильтона. Ему удалось нарисовать обобщающие портреты как японского, так и русского солдата, описать их морально-боевые качества, вытекающие из национального характера. В этом неувядающая ценность мемуаров английского, генерала, ставших библиографической редкостью. Печатаются по изданию 1906 года.

---

Так закончилось сражение при Чаотао. Потери японцев были: 54 убитых и 367 раненых. Общие потери русских — около 1000 человек. Мы, британские офицеры, особенно опечалены известием, что среди убитых был майор Хироака (Hiroaka), командир 1-го батальона полка Имамуры (14-го). Он был японским военным агентом при нашей армии во время Южно-Африканской войны, и все его очень любили.

Критика не может много прибавить ко всему этому эпизоду, потому что само изложение событий подсказывает выводы. Кажется ясным, что генерал Гершельман начал это сражение с предвзятой целью только задержать японцев и, причинив им тяжелые потери, спокойно отступить. Невероятно, чтобы он начал сражение, имея другие цели. С 8 ч. утра и до 1 ч. дня он имел непосредственно перед собой только очень слабую бригаду. Японский 14-й полк был в нескольких милях от поля сражения, а 47-й полк тоже не был в непосредственном распоряжении японцев. Но оборона оставалась строго пассивной. Затем опять, когда полк Имамуры дал себя почувствовать правому флангу Гершельмана, представился другой и еще более подходящий случай для контратаки. В это время японский план действий должен был стать до наглядности ясным начальнику, опытному хотя бы даже в военной игре или на маневрах. Часть японских сил удерживала фронт позиции и не намеревалась решительно сблизиться с противником, пока другая, выделенная для этого часть не будет готова к атаке его правого фланга. Пока не началась эта атака правого фланга и пока горный кряж разъединял обе части японских сил, было достаточно времени, чтобы притянуть все свои резервы, исключая казаков, и бросить их против полка Имамуры и двух рот полка Таниямы. Будучи очень далеким от подобного смелого решения, русский начальник, видимо, даже пренебрег выслать хотя бы одну роту из непропорционально большого резерва в подкрепление войскам, удерживавшимся на обнаженной неровной возвышенности, в то время, когда Имамура и Танияма были заняты сбрасыванием их вниз в долину. У каждого, изучающего эту войну, свои взгляды, и он должен сам делать выводы в таких случаях. Лично я держусь того мнения, что нет хуже ошибки для какого бы то ни было генерала, чем держать в тылу большие резервы в бездействии в то время, как их товарищей бьют на их же глазах. Гершельман пожелал последовать тактике парфян, но забыл, что русские не парфяне. Когда он увидел, что его фронт не может высвободиться без посторонней помощи, как он надеялся, то тогда настала минута сосредоточить все свое присутствие духа, двинуть вперед резервы и убедить этим каждого солдата, что он решил дать большое сражение. Если бы он так поступил, каков бы ни был окончательный исход боя, я уверен, что его молодцы, русские солдаты, мужественно исполнили свой долг, так, что даже в случае поражения дух армии все-таки выиграл. Как бы то ни было, дело не могло окончиться для него хуже, чем это случилось на самом деле, даже в том случае, если бы обстоятельства сложились не в его пользу; исход сражения определился бы в конце дня, и он был бы в состоянии отступить под прикрытием темноты. Тактика японцев отличалась чрезвычайной предприимчивостью, не говорю риском, но Инуйэ знал своего противника, и все его расчеты оправдались на деле, даже больше, чем он мог предполагать. Жардайн говорит, что японцы начали отказываться от германских построений для атаки и приближаются к тем, которые применялись в Южной Африке. Он пишет также, что 12-я дивизия чрезвычайно довольна, что она первая нанесла поражение европейской дивизии. Он доносит, что эти русские превосходят своим развитием и дисциплиной сибиряков и что японские офицеры считают их гораздо более опасными.

Глава XVI. Перерыв перед наступлением

24 июля N вернулся из поездки в штаб армии и сообщил мне, что все, включая и Фуджии, утверждают, что я сделал ошибку, послав в Индию телеграмму о превосходстве европейцев над сибиряками. Генеральный штаб заявляет, что европейцы менее энергичны и не так хорошо обучены, как сибиряки. Полковник Хагино занимался опросом пленных. Он доносит, что русские новобранцы обучаются только три месяца перед смотром. Этого времени недостаточно, ибо после смотра наступает зима, во время которой проводятся занятия только в казармах. Хагино приказал русскому унтер-офицеру, взятому в плен 17-го числа, прочитать записную книжку одного из убитых офицеров. Он не был в состоянии ее прочесть, несмотря на то, что утверждал, будто бы выдержал унтер-офицерский экзамен. Когда я вспоминаю, как один из моих собственных унтер-офицеров составил для меня перед генеральским смотром великолепную таблицу, содержавшую все необходимые сведения, которые могли быть потребованы разумным генералом относительно людей, их возраста, службы, процента умеющих плавать или непьющих, то я подозреваю, что наши унтер-офицеры лучше, во всяком случае по книжной науке, чем их московские братья. Видимо, многие из пленных европейцев не знакомы с магазинным ружьем, будучи сорока лет от роду и недавно вновь призваны под знамена. Хагино энергично доказывает, что сибиряки более выносливы и имеют больше природных охотничьих и военных качеств, которых совершенно недостает людям европейских батальонов. Самые лучшие русские войска — это войска Туркестанской армии, второе место занимают сибирские и третье войска Европейской России. Имея за собой семь лет службы в России и все данные японского разведывательного отделения, Хагино должен знать, что говорит. При обыкновенных обстоятельствах преобладающим моим чувством был бы чрезвычайный интерес. Теперь же мой интерес весь поглощен досадой, что я послал ошибочную телеграмму. Оба мы, Жардайн и я, сделались жертвами заблуждения по милости полковых офицеров, которые утверждали, что только что ими разбитые европейцы составляют цвет Русской армии.

Я не сомневаюсь, что полковые офицеры были не правы и что генеральный штаб прав, но порой мне кажется, что последний предпочел, чтобы я послал домой ошибочное донесение.

N также говорит, что Вторая армия начала вчера наступление против русских и в очень скором времени войдет с ними в непосредственное соприкосновение.

25 июля — день большого сражения. Никто из нас не может ни думать, ни говорить о чем-либо другом. В полдень я выехал верхом, чтобы разделить завтрак с начальниками артиллерии и инженеров, которые помещаются в маленькой китайской фанзе на краю гор. Начальник инженеров Т. Кодама устроил изящный, игрушечный садик, материалом для которого ему послужили только одни кремни, камни и проточная вода. Там были каналы, пруды и водопады; были устроены тропинки со скамейками, а в середине была центральная башенка; все это на площади в пять квадратных ярдов. Такой садик с удовольствием попытались бы устроить европейские дети, но их попытка вышла бы комической или полукомической, садик же генерала Т. Кодамы был настоящей драгоценной безделушкой. Я признаюсь, что это выше моего понимания. Но они объяснили мне, что каждый камень тщательно выбран по глубоким и важным правилам искусства и древней науки и что эта хорошенькая игрушка стоила начальнику инженеров такого же напряжения мысли, как и те сотни ярдов мостов, благодаря которым в прошлый апрель армия перешла через широкую и быструю Ялу, не замочив сапоги.

N по пути домой, как бы немного стесняясь, сделал мне намек, что вид этого садика мог бы послужить наглядным уроком силы воли и настойчивости для каждого увидевшего его хорошо образованного японца. Для западного человека все подобные представлений совершенно непостижимы.

За завтраком была откупорена бутылка красного вина. Бог их знает, откуда они достают его. Я выпил за здоровье Второй армии, и мой тост был принят с большим энтузиазмом. Рядом со мной сидел умный молодой доктор, говоривший по-немецки. Он сказал мне, что теперь в Первой армии всего четыре процента больных. Причиной того, что армия была свободна от обыкновенных во всяком походе эпидемических заболеваний было то, что, боясь пропустить сражение, даже самые молодые солдаты сами склонны к самому точному соблюдению правил гигиены. Например, не было никакого опасения, что люди в походе будут пить плохую воду. Даже в госпитале они не станут пить воду на веру, а сначала допросят служителей, хорошо ли она прокипячена, и только после этого притронутся к ней.

10 ч. вечера. Фуджии любезно прислал мне записку с уведомлением, что у них еще до сих пор нет новостей о сражении.

26 июля. Рано утром выехали с Матсуиши на прогулку. По возвращении домой меня навестил Фуджии. Он был в хорошем расположении духа и сообщил мне много интересного, в особенности о сражении, которое только что произошло между Второй армией и русскими у Ташичао. По-видимому, он крайне доволен нашим односторонним разговором и относится поощрительно к моему записыванию его слов. Вот что он сказал:

— «В течение целого дня 24-го числа 250 орудий японской артиллерии вели безрезультатную борьбу с восемнадцатью батареями противника. На этот раз русские орудия уже не торчали открыто на вершинах гор, а были так хорошо укрыты, что, несмотря на численное превосходство нашей артиллерии, ей так и не удалось привести их к молчанию. Наоборот, в некоторых случаях русским удалось заставить замолчать наши орудия. До тех пор пока было светло, наша пехота не была в состоянии достигнуть какого-нибудь успеха, но в 10 ч. вечера наш правый фланг, состоявший из 5-й дивизии, овладел первой линией неприятельских окопов на высотах у Таихеиреи (Taiheirei), или Ерхтаолинга (Erhtaoling), и затем в 2 ч. дня развил свой успех, достигнув второй русской позиции на высотах к северу по направлению к Тапинреи (Tapinrei), или Тапинлингу (Tapinling). 3-я дивизия двинулась ночью параллельно и в миле с четвертью к западу от 5-й дивизии и заняла высоты к востоку от Сансеито (Sanseito), или Шаншитао (Shanshitao).