Ян Гамильтон - Записная книжка штабного офицера во время русско-японской войны

• Название: Записная книжка штабного офицера во время русско-японской войны
• Автор: Ян Гамильтон
• Жанр: Биографии и Мемуары

Аннотация издательства: Русско-японская война (1904–1905) за господство в Северо-Восточном Китае и Корее не обойдена вниманием исследователей. Ей посвящены сотни научных трудов и книг. В этом море военно-исторической литературы затерялись оригинальные записки британского военного агента при Первой японской армии генерал-майора сэра Яна Гамильтона. Ему удалось нарисовать обобщающие портреты как японского, так и русского солдата, описать их морально-боевые качества, вытекающие из национального характера. В этом неувядающая ценность мемуаров английского, генерала, ставших библиографической редкостью. Печатаются по изданию 1906 года.

---

Штаб послал мне длинный список новостей, но они не стоят того, чтобы их переписывать в мой дневник. Они сводятся к следующему: три колонны, двигаясь по своим дорогам, дошли: левая, или колонна Императорской гвардии, до Киокахоши (Kyokahoshi); средняя, или колонна 2-й дивизии, до Кансотена (Kansoten); 12-я дивизия, или правая колонна, до Родоко (Rodoko). Здесь было небольшое столкновение, но несерьезного характера. Все три дивизии находятся теперь фронтом на северо-запад, а Ренненкампф, стоявший у Саймачи, не попытался атаковать правый фланг авангарда и отступил перед 12-й дивизией, занявшей Саймачи и преследовавшей его дальше. Vorwrts! (Вперед!) — наш девиз, и не может быть лучшего слова во всем военном словаре.

27 июня 1904 г. Исключительное утро: облачно и прохладно. Выступили в 7 ч. утра. Местность самая красивая и богатая из всех виденных мной до сих пор. Плодородные, обработанные долины, целый ряд кристально чистых ручьев, извивающихся по кремнистому дну, странного вида холмы, о которых я писал вчера. Весь пейзаж одет в самую яркую изумрудную зелень.

Пройдя несколько миль, мы встретили русского раненого, которого несли на носилках два китайца. Это был очень красивый молодой человек лет около двадцати. Одна нога у него была сломана и почти повернута кругом, другая нога тоже была опасно раздроблена. Он был ранен в деле под Цуенпу, но так как он упал среди кустов, то его не заметили, и он пролежал там более пятидесяти четырех часов, пока его случайно не нашел японский унтер-офицер. Он казался умирающим, бедный малый, или был очень близок к этому. Как раз когда мы подъехали, носилки были опущены на землю, и к ним сбежались посмотреть на раненого несколько японских кули. Они не были грубыми, но не казались печальными. Один из них вытащил маленькую ладанку, которая была надета на цепочке вокруг шеи раненого, и, смеясь, показывал ее всем. Какое грустное впечатление производила эта небольшая сцена у дороги! Невольно угадываешь все храбрые помыслы бедного молодого человека, когда он отправлялся сражаться за свою родину; наверно, эту святыню, которая заключалась в ладанке, дала ему его невеста; наконец, вспоминалось, что, по всему вероятию, его веселая, молодая жизнь была теперь близка к одинокому концу среди азиатов.

По прибытии в Линчатай (Linchatai), где два дня тому назад стоял русский кавалерийский полк, мне сообщили, что Куроки приглашает меня к завтраку. Я последовал за ординарцем и увидел пять раскинутых палаток со всем штабом, усердно уничтожавшим рис, соленые сливы и чай. Куроки, принц Куни и Фуджии, находившиеся в одной из палаток, с смутившей меня любезностью встали со своих мест и, удалив штабных офицеров в другую палатку, предложили мне сесть за стол. Я был этим опечален, ибо знал, что это не могло нравиться офицерам, однако, к их чести, следует упомянуть, что они сохранили самое приятное выражение лиц. Когда я наглотался рису, подобно лягушке, проглотившей вола, Фуджии послал за мной. Я нашел его спрятанным за его палаткой с видом многозначительной таинственности. Перед ним лежала раскрытая карта. Он прошептал мне, что путем расспроса пленных и благодаря найденной у пленного штабного офицера записной книжки вне всякого сомнения выяснилось, что Куропаткин был введен в заблуждение донесениями офицерских разъездов, будто бы главные силы Первой армии двигались по левой дороге в направлении Сиуен Хайченг; в действительности же мы двигались по дороге на Саймачи. Фуджии воспользовался этим случаем для маленькой лекции о необходимости для офицерских разъездов не пускаться в предположения и теоретические рассуждения, а ограничиваться только действительно виденным и только об этом доносить. В то же время он допускал, что в обстановке было много фактов, подтверждавших догадку Куропаткина и содействовавших его заблуждению. Во-первых, вполне естественно было предположить, что Первая армия будет стремиться как можно скорее войти в связь с 10-й дивизией под командованием Нодзу, высадившейся у Такушана месяц тому назад (об этом я услышал впервые), а также со Второй армией на Ляодунском полуострове, чем допустить возможность дерзкого намерения Куроки двинуться к северу и, рискуя быть изолированным, угрожать железнодорожному сообщению с Мукденом. Во-вторых, дело было в том, что мы действительно послали гвардейскую бригаду к Сиуену для совместного действия с Нодзу (об этом совместном действии я услышал впервые) и Куропаткин должен был ежедневно получать донесения о столкновениях в этой местности. Наконец, долгое пребывание Первой армии под Фенгхуангченгом и сооруженные там сильные укрепления могли заставить Куропаткина думать, что там оставлены были только сравнительно небольшие силы, а главные силы армии были направлены к югу. Как бы то ни было, главное дело было в том, что Куропаткин был введен в заблуждение и переменил все свои диспозиции.

Ко времени первых дней занятия японцами Фенгхуангченга русские сосредоточились у Ляояна, ожидая быстрого наступления Куроки вдоль Пекинской дороги, по которой мы двигаемся в настоящее время. В пяти милях от Ляояна у Чузана (Chusan) была превосходная позиция, где можно было бы задержать наступление с юга японских армий; также и у Бунсуиреи (Bunsuirei)[30], в нескольких переходах впереди нас, имелась хорошая позиция, преграждавшая наступление Куроки от Фенгхуангченга. Куропаткин намеревался удерживать обе эти позиции. Внезапно и очень кстати для японцев русские планы изменились. Войска, находившиеся у Ляояна, были направлены по железной дороге и пешком к югу против четырех японских дивизий и пожали плоды подобного безумия. Фуджии думает, что это безумное наступление должно быть приписано штатскому вмешательству, потому что он не считает Куропаткина способным на подобную бестолковость. После неизбежного поражения двух русских дивизий у Телиссу позади отрядов, занимавших Бунсуиреи, Лиеншанкуан и Мотиёнлинг, оставалось так мало войск, что теперь они отступают без серьезного сопротивления, и один офицерский разъезд уже вошел в Лиеншанкуан у подножия Мотиенлинга. Против наших трех дивизий у русских только одна дивизия и полк, и естественно, что они должны уступить. Одна бригада с шестнадцатью орудиями отступает перед Императорской гвардией; другая бригада отступает перед нами, а перед 12-й дивизией на левом фланге находится только один полк. Таким образом мы скоро займем без боя Мотиёнлинг и другие перевалы среди этой серьезной горной преграды — вот что сказал генерал Фуджии. Большое преимущество для японцев, но для меня большое разочарование. Русские, полив керосином склады у Лиеншанкуана и Мотиенлинга, зажгли их. Это, конечно, пустяки для людей, предки которых сожгли Москву, но все-таки не очень-то веселое развлечение, даже в таком небольшом размере. Что касается до наших собственных складов, то Фуджии говорил, что подвоз продовольствия к фронту по таким плохим дорогам встречает чрезвычайные затруднения, но у нас теперь собрано в Антунге и Фенгхуангченге так много продовольствия и материалов, что мы на очень долгое время находимся вне зависимости от господства на море.

Таковы наши дела. Дела же наших товарищей на юге не менее удачны, так как сегодня 10-я дивизия, базируясь на Сиуен, атаковала противника на дороге в Такубокуджо (Takubokudjo) и отбросила его к этому пункту, нанеся ему потери в 100 человек, сами же японцы потеряли убитыми только майора Ока и 5 нижних чинов. Мне следует строго следить и выяснить, можно ли верить этим сведениям о потерях. Разница в пользу японцев действительно замечательная, но я видел нечто подобное в Южной Африке, где люди, искусно прикрывавшиеся, встретились с теми, которые не умели этого делать. Во всяком случае похоже на то, что марш к Ляояну совершится без препятствий, что означает для меня отсутствие донесений о сражении.

После этой интересной беседы я поехал верхом в Нидобоши (Nidoboshi) и расположился в другом доме. Деревня состоит приблизительно из тридцати домов, покрытых просяной соломой. По дороге мы встретили военных кули, купавшихся буквально тысячами. Может быть, в мировой истории еще не существовало до сих пор такой чистоплотной армии, как эта. Можно идти посреди батальона в самый жаркий день без малейшего неприятного ощущения для людей даже с самым нежным обаянием. Мы же, как я слышал, ни в каком случае не можем считать себя одинаково безобидными для японцев. Как бы ни были мы чистоплотны, наша привычка есть много мяса придает нам особый плотоядный запах, который им далеко не нравится. Даже страшно предположить, что в то время, когда мы себя считаем наиболее обворожительными, нам только удается вызвать в воображении наших прелестных гейш зоологический сад в жаркий полдень.

1 июля 1904 г. Наконец-то настало прелестное утро. Потоки дождя, лившие со дня нашего прибытия, подвергли опасности успех всего нашего движения. Все сидели на половинной порции, и если бы сегодня опять полил дождь, то армия, или часть ее, должна была бы двинуться обратно к Фенгхуангченгу для своего пропитания. За последние два дня Куроки, Фуджии, Матсуиши, Курита и я по целым часам стояли в грязи в галошах и непромокаемых плащах, глазея на небо, не прояснится ли оно. Вряд ли слуга пророка Ильи с таким нетерпением смотрел на облачко величиной с ладонь человека. Напрасно реки вздулись до такой степени, что ни один китаец не согласился бы переправиться через них. Несколько русских пленных попытались было недалеко от нас переправиться через такой бурный поток и чуть было не утонули, их увели опять назад. Только нескольким военным кули удалось взобраться на подъем Кесшитаи (Kesshitai), или Готовность умереть, и довести свою работу до конца и спасти нас от голодной смерти. Единственно счастливыми существами здесь были множество лягушек. Когда у меня заболевала шея от глазения на небо, я пытался сократить томительное время, наблюдая за этими атлетическими, сладострастными обитателями болот. Как только они убеждались, что колоссальная фигура, затмившая их маленький мир, безжизненна, они давали полную волю своим чувствам. Я никогда не видел жизни более полной лихорадочного возбуждения; ряд страстных любовных приключений и героических поединков. Со всеми нашими великими идеями как бесконечно мала в глазах Всемогущего должна быть разница между всеми нами! Русские и японцы, борющиеся из-за Мотиенлинга; две лягушки, соперничающие из-за земляного червя: весь вопрос только в разности ступеней, занимаемых ими в животном царстве. Тем не менее сегодня погода прелестна; лягушки опечалены, а мы очень довольны. Я имел приятный разговор с принцем Куни, который ловил пескарей на обыкновенную комнатную муху, насаженную на согнутую булавку. Он поймал несколько штук, и я поздравил его со взятием многих пленников из реки. Он сказал, что мы завтра двинемся к Сокако (Sokako) и что русские продолжают отступление по всему фронту. Эскадрон кавалерии, разведывающий на фронте 12-й дивизии, нашей правой колонны доносит, что 4000 русской пехоты с 24 орудиями и полком кавалерии занимают позицию на высотах над Чаотао (Chaotao); против нашей средней колонны на Пекинской дороге у Тована (Towan) стоит полк с отрядами у Тиенсутиена (Tiensutien) и Иоширеи (loshirei). Все эти пункты находятся по ту сторону горной преграды с главным перевалом Мотиенлинг. Как видно, русские совершенно определенно отказались от мысли дать здесь сражение, и как кажется, штаб армии держится того убеждения, что нам не удастся выиграть нашу victoire decisive, пока мы не приблизимся вплотную к Ляояну.