Елена Грушко - Венки Обимура

• Название: Венки Обимура
• Автор: Елена Грушко
• Жанр: Научная Фантастика

---

-- Нет, это герань луговая. От колотья, ломоты в костях, икоты пользовали ею, даже голову мыли от глухоты, а вот присушка... нет, нужен хотя бы девясил,-- ласково коснулся Егор желтого лохматого венчика.

-- Ну?! -- настаивал Антонов.

-- Я могу приготовить,-- растерялся Егор,-- но ведь это в любом случае должен выпить Иван.

-- Действительно! -- озадачился - Антонов.-- Я как-то забыл. А заговор? Выйду не благословись, встану не перекрестясь... Подождите, сейчас вспомню.-- Он нахмурился, но тут же лицо его прояснилось.-- Ну, Егор! Вы должны знать! У вас память лучше моей!

-- Да,-- просто сказал Егор.-- Я знаю. Иди сюда, Наташа. Он подвел девушку к окну.-- Смотри на восток -- и повторяй за мной...

На море, на Окияне, на острове Буяне, есть бел-горюч камень Алатырь, никем не ведомый; на этом камне сидят тридцать три тоски. Мечутся тоски, кидаются тоски и бросаются тоски через все пути, и дороги, и перепутья. Мечитесь, тоски, кидайтесь, тоски, бросайтесь, тоски, в буйную голову рабы Божьей...

О Господи!.. Но, кажется, никто ничего не заметил, Наташа говорила все как нужно:

-- ...в буйную голову раба Божьего Ивана, в лик, в ясные очи, в сахарные уста, в ретивое сердце, в ум и разум, в волю и хотение, во все его тело белое, во всю кровь горячую, в семьдесят семь суставов, жилочек и поджилочек, чтоб он тосковал-горевал по мне, нигде без меня, рабы Божьей Натальи, пробыть не мог, как рыба без воды. Думал бы обо мне -- не задумал, спал бы -- не заспал, ел -- не заел, пил -- не запил, чтобы я ему казалась милее свету белого, милее солнца пресветлого, милее луны прекрасной, во всякий день, во всякий час, во всякое время: на молоду, под полн, на перекрое и на исходе месяца...

Наталья перевела дыхание и доверчиво посмотрела на Егора:

-- А что теперь?

Егор обернулся к Антонову. Антонов кивнул на дверь. В дверях стоял Иван.

-- Вас уже ждут, Михаил Афанасьевич,-- сказал он. -- Машина готова.

-- Да, ведь пора ехать! -- засуетился Антонов. -- Вы проводите меня в аэропорт, Егор, мне не хочется расставаться с вами. Пойдемте скорее! До свидания, Наташа. Все будет хорошо, имейте в виду, -- многозначительно сказал он девушке, которая стояла ни жива ни мертва. И вдруг с таким изумлением вперил взор в окно, что и остальные туда торопливо обернулись.

За окном ровно ничего не было, но в лаборатории раздался ужасный грохот, и Егор, который стоял рядом с Антоновым, заметил, как тот столкнул с полки большущий глиняный горшок с землей.

-- Батюшки-светы! Какое ужасное несчастье! -- спокойно сообщил Антонов.-- А ведь нам с Егором Михайловичем надо спешить, Наташенька, простите, мы не сможем вам помочь убрать все это. Вот кошмар, а? Иван, -сказал он, выталкивая Егора в коридор,-- сделайте, голубчик, милость, помогите. Договорились?

-- Да, -- кивнул Иван. -- Да...

* * *

В "уазике" уже сидели Дубов, Голавлев и Никифоров -- сам за рулем.

"А где же Юлия?" -- подумал Егор обеспокоенно.

-- А где же Юлия? -- спросил Антонов.

-- У нее срочные дела в дирекции совхоза -- пока не удалось освободиться. Она передавала вам привет и сказала, что позвонит в Москву, -пояснил Никифоров.

"Все ясно, -- разочарованно подумал Егор.-- Да что я?! Так даже лучше".

-- Все ясно,-- сказал Антонов, усаживаясь и приглашая в машину Егора.

Приросший к переднему сиденью Дубов и головы не повернул.

-- Вы тоже едете? -- хмуро спросил Голавлев Егора.

-- Да. В аэропорт и назад.

Никифоров включил зажигание, и тут Голавлев ахнул:

-- А где мой второй блокнот? -- Он открыл кейс.-- Я его где-то оставил! Где? Не у вас ли в лаборатории?

-- Не обратил внимания, -- озадачился Егор. -- Впрочем, сейчас схожу.

-- Нет, нет, я сам, -- торопливо открыл дверцу Голавлев. -- У вас там есть кто-нибудь?

-- Да, Наташа.

-- Отлично. -- И Голавлев побежал в дом, крича: -- Извините, я одну минутку!.. Посидели молча.

-- Вы с Юлией Степановной давно знакомы? -- спросил Никифоров, поворачиваясь к Антонову.

"Да, меня это тоже интересует", -- подумал Егор.

-- Около года. Наше знакомство началось с небольшого препирательства в библиотеке: мы разом заказали одну и ту же весьма редкую книгу: "Нечистая, неведомая и крестная сила". Автор ее -- Сергей Васильевич Максимов, великий этнограф и писатель, далеко не всеми, к несчастью для нас, ныне знаемый. Я подобного рода книги изучаю постоянно, это мне необходимо для работы, а Юлию интересовала, оказывается, глава о ведьмах. Она сказала: "Всю жизнь пыталась узнать, как ведьмы делают косточку-невидимку, вообще существует ли такая штука". Прочла и засмеялась: "Вот оно что, оказывается..."

-- Какая же это косточка? -- полюбопытствовал Никифоров.

-- В старину полагали, что любая ведьма непременно обладает умением делать этот таинственный талисман. По-моему, однако, работа, женщине достаточно противная: если взять черную кошку да выварить ее до последней степени, то и останется косточка, делающая ее владелицу невидимой. Чистая фантастика! Нам, писателям, такого не выдумать.

В машину вскочил Голавлев:

-- Все в порядке, нашел. На курс!

"Уазик" тронулся. Голавлев повернулся к Егору:

-- Кстати, в вашей лаборатории застал очень трогательную сценку. Наташа даже убежала, когда я так не вовремя появился...

Антонов сморщился; Егора тоже передернуло. Голавлев заметил это, но не смутился. Морщины так и плясали на его лице, от прежней злости не осталось и следа:

-- Я, кажется, помешал вашему разговору? Вы о фантастике? О, вот это жанр! Мощный роздых дает уму, как и детектив. Я всегда беру с собой в дорогу какую-нибудь развлекалочку: Брэдбери там, или другое чтиво.

-- Чти-во? -- повторил Антонов.-- Да... Сказку у нас принимают всерьез только дети. Мы отдали им мечту. Это значит, мы уважаем их надежду на завтрашний день. Но отчего же мы не уважаем свои мечты? -- сказал он словно про себя, а Голавлев невольно засбоил:

-- Ну конечно, футурология -- это сложно. Общность наций, общность языка...

-- Общность наций -- да. Общность языка -- нет,-- твердо сказал Антонов.-- Я убежден, что даже величайший наш фантаст напрасно лишил далеких потомков народов Земли языковой индивидуальности.

-- Вы писатель, сказочник, а значит, витаете в облаках,-- с подчеркнутой приветливостью говорил Голавлев.-- Процесс унификации языков неостановим. Люди уже сейчас предпочитают обходиться без вывертов, говорить кратко, быстро, чтобы смысл был понятен сразу -- и любому социальному типу. Возьмите хотя бы нашу газету. Мне кажется, эсперанто -- необходимость. Общий язык уничтожит разногласия быстрее всяких переговоров на высшем уровне.

-- От души надеюсь, что подобного кошмара -- я имею в виду, конечно, не уничтожение разногласий, а уничтожение границ между языками -- никогда не произойдет, -- передернул плечами Антонов.-- Что исстари ведется, то не минется.

-- Да уж минулось, минулось, Михаил Афанасьевич! -- вмешался Никифоров, поворачиваясь.-- Вы посмотрите, как изменился, измельчал народ! Помню, в войну... А сейчас -- каждый за себя, разве осуществишь с такими задуманные повороты?! Неужто в языке спасенья искать? -- Автомобиль нервно дернулся к кювету.-- Нет, я уж лучше буду молчать! -- крепче схватился за руль начальник Отдела.

-- Думайте что хотите,-- невесело сказал Антонов,-- но я убежден: пока народ обладает своим языком -- исконным, конечно, а не тем, во что его превращает пресса и официоз,-- в нем жива душа его предков, его страны во всей духовной силе. Ведь каждое слово, нами произнесенное, дорого нам не только за красоту его, родную и привычную, а за то, что мы ощущаем его связь между каждым из нас -- и всей народностью нашей...

-- Вы, конечно, имеете в виду прежде всего русское слово? -- невинно спросил Голавлев, и Антонов спокойно ответил:

-- Конечно. Ведь я русский. А вы разве нет?

-- Знаете, что я вам скажу, Михаил Афанасьевич? А не попахивают ли ваши рассуждения... знаете чем?

-- Знаю, -- отмахнулся Антонов.-- Национализмом, верно? Или шовинизмом? Нюхайте на здоровье. Я терпеть не могу разговоров о взаимном влиянии различных языков, на которых говорят народы нашей страны. Понятно, что русский -- язык межнационального общения, и, наверное, невозможно избежать его проникновения в другие наречия, принадлежащие меньшему количеству людей, но ведь от этих "взаимовлияний" ничего не остается, когда берем обратный процесс, проникновение, скажем, элементов нивхского языка -- в русский.

-- Вот, вот, -- закивал Голавлев.-- Опять вы о том же.

-- Опасно искать ученым взглядом того, чего бы найти хотелось, это еще Даль говорил,-- бросил Антонов. .

-- Да чего тут искать? Все сразу видно,-- развел руками Голавлев.

-- Ничего вам не видно! Я веду речь о том, что ни язык какой-то, ни народ не имеют права претендовать на подавление другого языка и другого народа, но это вовсе не значит, что следует доводить свою нацию до такой степени жертвенной ассимиляции, до которой довели себя мы -- русские. И не прыгайте, не прыгайте радостно, неровен час -- откроется дверца, упадете на обочину. Почему это, интересно знать, мы трубим на весь мир о том, что при Советской власти началась новая жизнь малых народностей Приамурья (кстати, новая -- не всегда лучшая), а о национальной гордости великороссов вспоминаем лишь в связи с наименованием известной статьи!