Елена Грушко - Венки Обимура

• Название: Венки Обимура
• Автор: Елена Грушко
• Жанр: Научная Фантастика

---

Егор сидел на скамейке над обрывом, смотрел в темнеющие дали, пытаясь по привычке утешить себя созерцанием великой реки, на берегу которой, что ни говори, он провел пятьсот делаварских лет ссылки. Все его прошлое -далекое, инопланетное, немыслимое прошлое -- всколыхнулось в памяти, когда слушал он Дубова. Здесь, на Земле, все происходило в строительстве медленно и нелепо. И когда Дубов говорил, что вопрос о создании завода азотных удобрений на Обимуре практически решен, скоро прибудет первый десант строителей, начнется возведение временного поселка, а через год-полтора -работа на основных сооружениях, Изгнанник со сладкой тоской вспоминал, как за одну только ночь -- а ведь она на Делаварии в два раза короче земной! -он нашел подходящую для строительства площадку -- а их в горах Делаварии было раз-два и обчелся,-- провел с помощью роботосистем необходимые исследования и дал команду на пульт Всепланетного Бюро Изобретений. Проект-то у него был давно готов. И наутро рабочих, пришедших на плантацию лекарственных трав -- самую большую на Делаварии! -- встретили корпуса нового завода по производству чудодейственной шестинол-фола-вадмиевой кислоты.

Конечно, даже там не удалось бы осуществить такую блистательно-стремительную операцию, если бы не подгадал Изгнанник свершения своей многолетней мечты к проведению Вседелаварского конкурса молодых изобретателей. В это время Бюро Изобретений обязывалось по первому требованию предоставлять участникам конкурса любые необходимые материалы и технику. Так счастливо сошлись обстоятельства, что соперники Изгнанника предъявляли к Бюро довольно-таки скромные требования: их интересовали, например, детали для сооружения дачных домиков на астероидах, крепления для солнечных качелей, записывающие устройства, вмонтированные в женские украшения, и всякая такая мелочь. Условия для исполнения мечты Изгнанника создались на редкость благоприятные! А сколько сложностей встает перед инженером-строителем здесь, на Земле... И защемило сердце Изгнанника: вот уже близок конец его земным странствиям, а никогда еще не прикасался он так близко к делу своей жизни на Делаварии -- сооружению промышленных предприятий. Правда, он специализировался по сверхскоростному строительству, но, возможно, его советы могли бы оказаться полезными Дубову...

Эта мысль неожиданно пришла к нему еще там, в кабинете начальника Отдела, когда Дубов с косноязычной значительностью рассказывал о предполагаемом строительстве. Она вызвала такой прилив нетерпеливой тоски по Делаварии, что рассказ Егора Белого о лаборатории памяти растений тоже начался вяло и косноязычно, а ведь понятно -- и лестно! -- что Юлия и Никифоров приберегли его уникальные (по выражению шефа, который еще неделю назад называл их весьма сомнительными!) опыты под занавес для пущего эффекта!

-- Собственно, мысль о том, что у человека существует историческая память, не нова и бесспорна. Спорить стоит лишь о том, пробуждается она случайно или под действием каких-то факторов и можно ли употреблять эти факторы, сознательно. Если да, то вопрос лишь в том, дан воздействовать на историческую память возможно более сильно. Известны опыты с электросном, электрошоком, наркотиками, сеансы гипноза...

-- Этой проблемой занимается и фантастика! -- перебил вдруг Антонов.-Скажем, в "Лезвии бритвы" Ивана Ефремова главный герой воскрешает историческую -- он называет ее подсознательной -- память с помощью разных доз ЛСД. Там это еще называется пробуждением наследственной информации. Ефремов пишет, что уже египтяне знали о сложном устройстве и неисчерпаемой глубине памяти. Египтяне считали, что Себ -- это наследственная душа, переходящая из тела в тело, а это как раз и есть наследственная память. Помните, как хорошо сказано об этом у Ефремова?

-- Да, конечно,-- буркнул Егор. Можно было подумать, что он обиделся, когда его перебили. Нет. Просто ощутил неловкость: не знал об этом, не читал этой книги. Он не любил читать, не смог полюбить. Разве что стихи. Они порою, случайным подбором слов заставляли звучать в его душе какие-то струны. И даже утешали, вселяли надежду, как "Эдда":

Что тешку скорбеть,

если сюда

путь мой направлен?

До часу последнего

век мой исчислен

и жребий измерен...

Но не станешь же объяснять своего отношения к литературе. Точно так же не вздумал бы рассказывать Егор, как и когда впервые возникла у него идея использовать сочетание памяти растений--и исторической памяти человека. Поэтому он и прял пряжу общих слов:

-- Животные и растения, не обладающие индивидуальным сознанием, являются в то же время участниками огромного "гибридного интеллекта". Своего рода коллективного мышления в природе. Однако ведь и человек -- часть природы. Значит, он тоже может стать--и становится -- участником этого коллективного мышления. И не возбудит ли определенный подбор "группы соучастников", например, трав, его историческую память? Под словом "человек" я разумею не столько индивидуума, сколько представителя родовой совокупности. Назовите, если хотите, этот процесс пробуждением не исторической, а генной памяти -- суть не изменится. Сочетание генов растений и генов человека дает определенный эффект. Ведь растения играли колоссальную роль в жизни наших предков, нам даже трудно вообразить какую!..

По-настоящему увлекся рассказом Егора только Антонов. Голавлев хмыкнул: "Держись земли -- трава обманет!" Дубов же, наверное, почуял тайного союзника в Егоре, а может быть, считал доводы и его и Юлии слишком незначительными, чтобы реально помешать строительству завода, не заслуживающими внимания не то что общественной комиссии, созданной словно бы для очистки чьей-нибудь совести, но и органов директивных. Строить было почти решено, однако этим "почти" являлась деятельность Экспериментального Отдела НИИ лекарственных растений. Но разве это -- деятельность? Похоже, именно так решил Дубов, но счел нужным поинтересоваться -- из вежливости:

-- Вы что, и опыты проводите?

-- Конечно,-- ответил Егор.

-- И кто ваши "кролики"?

-- Я-то их таковыми не считаю... А провожу опыты со многими. Системы пока нет. Зарубежные гости. Работники совхоза. Некоторые коллеги, -- ехидно присовокупил Егор: зараженные скепсисом Юлии и осторожностью Никифорова, сотрудники держались подальше от мнемографа. -- Я заметил, что особенно яркие картины дают опыты с теми, чьи предки жили здесь, на берегах Обимура. Взаимодействие их памяти с генной памятью растений, чьи "предки" тоже произрастали здесь, дает поразительный эффект. Каждая запись могла бы стать материалом для писателя.

Антонов с улыбкой кивнул ему.

-- А знаете что? -- внезапно сказал Дубов. -- Я ведь тоже из этих мест. Вернее, мои пра-пра-прадеды в этих краях проживали. Интересно, моя историческая память возбудится в вашей лаборатории?

Егор замялся. Он вовсе не был настроен тратить на Дубова травы и пленку. Но Юлия улыбнулась. О, как знал Егор эту ее улыбку! Так могла бы улыбаться змея. Вернее, царица змей, потому что Юлия, конечно... что и говорить! А искушенный ее лукавством Дубов отметил лишь факт -ослепительную улыбку. И не отстал от Егора до тех пор, пока не вынудил провести опыт.

* * *

Смеркалось. Странная это пора -- сумерки. День, свет и радость, с ночью, тьмой горемычной, встречается. Вот и получается -- ни день, ни ночь, ни свет, ни тьма, а сумерки, тихая печаль.

Наконец-то привел Егор нервы в порядок. Ох, сколь горячо его сердце сделалось, сколь волнуют его все эти хлопоты, вся суета земная! Люди не способны оценивать свои деяния по отношению к вечности, беспредельности, им слишком мало времени отпущено. Для них важен только миг -- и даже не миг жизни, а миг их собственного настроения. У них -- только день и ночь, а создание разумное должно воспринимать свое существование как постоянные, ровные сумерки. Так живут делаварцы...

Изгнанник расхохотался. Он сидел в парке над рекой, сидел один -- и хохотал. Привык все эмоции выражать по-людски. Ну разве не смешно? Разве не попался Изгнанник в плен Егору Белому так прочно, что еще неизвестно, как уживется с этой исторической памятью тело делаварца? Удастся ли на родине смирить в себе земное? Нет, он ведь и там мог поддаться внезапному порыву, впадая то в горе, то в радость, за эту несдержанность и угодил в ссылку, а иногда и тут удавалось сохранить в себе блаженно-сумеречное состояние стороннего наблюдателя.

Вот только воспоминания... Да еще сам себе выдумал эту маяту с генной памятью растений!

Кстати, о памяти: до чего странно вел себя Дубов. Этот крик во время сеанса: "Вот тебе за коня моего! Жги проклятого!", этот страх после пробуждения -- страх в непроницаемых ранее глазах... Правда, он мгновенно застегнулся на все пуговицы и осторожно спросил:

-- Интересные ощущения... а как вы фиксируете их? Егор указал на шкаф с папками:

-- Записываю со слов испытуемого.