Адриана Триджиани - Лючия, Лючия

• Название: Лючия, Лючия
• Автор: Адриана Триджиани
• Издательство: Амфора, Ред Фиш
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-483-00134-6, 1-4000-6005-2

Это история о Нью-Йорке 1950-х, о девушках, чьи "перчатки, как ночь, — становятся все длиннее". Лючия Сартори, красавица дочь преуспевающего бакалейщика итальянского происхождения, устраивается на работу помощницей модельера в роскошный магазин "Б.Олтман", расположенный в самом сердце Нью-Йорка, на Пятой авеню. Она обручена с другом детства, преданным ей Данте Де Мартино. Но, встретив прекрасного незнакомца, который обещает Лючии роскошную жизнь, известную ей только по страницам светской хроники, девушка порывает с Данте. Решая проблему выбора между обязанностями перед семьей и собственными желаниями, Лючия пытается найти себя.

Изысканная, как платья, которые шьет Лючия, и напряженная, как отношения в ее итальянской семье, история о молодой женщине, которая поверила, что в мире, полном возможностей, она не может — просто не имеет права — не следовать за своей мечтой.

---

— Отправляйся на работу, — велит он, заканчивая выкладывать один ящик помидоров и открывая следующий.

Я иду в другой конец магазина и прощаюсь с Анджело, который подкладывает лед в витрину со свежей рыбой.

Я успеваю пройти полквартала, когда Анджело нагоняет меня, окликая по имени:

— Лючия, вернись! Папе плохо!

Когда я бегом возвращаюсь в «Гросерию», папа сидит на стуле. Роберто протягивает ему стакан воды.

— Папа, прошу тебя, пей, — умоляет Роберто.

— Пусти меня.

Я поднимаю папину голову и смотрю в его глаза:

— Тебе нужно в больницу.

— В больницу? Чушь! — говорит он.

— Нет, ты поедешь. Немедленно, — приказываю я.

У папы ужасный цвет лица. Так плохо он выглядел только когда потерял сознание в Италии.

— Со мной все в порядке.

— Надеюсь, но такого не должно повторяться.

Роберто подгоняет грузовик, пока мы с Анджело сидим с папой.

— Только не надо устраивать из этого трагедию, — просит папа.

— Папа, если с тобой что-то случится, я умру, — встав перед ним на колени и обнимая его за ноги, говорю я.

Самое скверное в том, когда звонишь домой и сообщаешь плохую новость, — то, что мама бросает трубку, и ты не можешь знать, поняла ли она сказанное, а если поняла, то все ли с ней в порядке или она потеряла сознание. Когда я рассказываю ей, что папа в госпитале святого Винсента, она было дает отбой, но потом вдруг отвечает. Она не удивлена, потому что за завтраком, когда она сказала папе, что он очень бледный, он только махнул рукой.

К тому времени, как мама добралась до больницы, она совершенно успокоилась.

— Антонио, тебе нужно поберечься. — Она подходит к его кровати и берет его за руку.

Доктор Бобби Гольдштейн — кардиолог — входит в палату. Он худой и очень молодой, у него доброе лицо.

— Мистер Сартори, я ваш постоянный покупатель.

Папа сияет.

— Ваша ветчина самая лучшая в Нью-Йорке.

— Вылечите моего мужа, и вы будете обеспечены ею до конца жизни, — обещает мама.

— Моя жена готова раздарить весь магазин, — сжимая мамину руку, пытается шутить папа. — Потом он серьезно смотрит на доктора: — Скажите, что это было?

— Хорошая новость в том, что это был не инфаркт, — говорит доктор Гольдштейн.

— А плохая новость?

— Мы не вполне уверены, что на самом деле с вами произошло.

Анджело поясняет:

— Доктор, папа поднимал ящик с помидорами, когда это случилось. Может в этом причина?

— Не исключено, — улыбается доктор. — Через некоторое время мы проведем еще кое-какие обследования.

— Что может сделать папа, чтобы подобного не повторилось? — спрашиваю я.

— Не поднимать тяжести. Поменьше беспокоиться. И соблюдать диету…

— Да, знаю-знаю: отказаться от сливочного масла, яиц и спиртного.

— Вы курите?

— Одну сигарету за ужином. Только и всего. Днем я не курю.

— Если бы с вами все было в порядке, я бы мог утверждать, что одна сигарета вам не повредит. Но в данных обстоятельствах вам следует отказаться и от нее.

— Я выброшу все эти сигареты! — горячится мама.

— Никаких нагрузок. Забудьте про разгрузку ящиков с грузовика. Рекомендую вам гулять, но не больше километра в день. Нужно придерживаться диеты. Поначалу это нелегко, но со временем вы забудете свои старые привычки питания. И каждый месяц вы должны приходить к нам на осмотр.

— Отказаться от еды, сигарет, работы, досуга. Будут еще пожелания, доктор?

— Было бы замечательно, если бы вы отнеслись к этому со всей серьезностью. Мы оставим вас здесь на ночь, чтобы провести дополнительное обследование.

Когда доктор Гольдштейн выходит из палаты, мы пытаемся приободрить папу. Он смеется вместе с нами, но я вижу, что он напуган. Такое угнетающее чувство, когда видишь, что глава твоей семьи напуган.

— Мы будем делать все так, как сказал доктор, — решительно заявляет мама.

— Разве можно так жить? — возражает папа.

— Можно. Ты ведь не хочешь умереть, Антонио Сартори, так? — Мама целует папу и прижимается щекой к его лицу.

— Хорошо, уговорила, — говорит он. — Обещаю остаток жизни есть исключительно творог и салат, отрастить уши и превратиться в кролика.

Мама выпрямляется и ласково, но решительно говорит:

— Меньше всего меня волнует, в кого ты превратишься, если ты жив и здоров.

Розмари, как настоящая кума, отдает все силы, чтобы помочь мне подготовиться к свадьбе. Она взяла на себя заботу о гостях, подготовке традиционных итальянских confetti,[59] крошечных пакетиков с миндалем в сахаре. К каждому пакетику она с тщанием привязала ленточку; они так изящно выглядят в открытой коробке в гостиной. Чтобы не отставать, мамины кузины из Бруклина сделали несколько тарелок с печеньем для каждого стола. Мама вычистила кладовку рядом с кухней и забила полки блюдами с лакомствами — печенье с абрикосовой начинкой; круглые печенья в кокосовой стружке, украшенные розовым кремом; фиговые и финиковые полоски, выложенные пирамидой, завернутые в пленку и перевязанные ленточками. Как только мама открывает дверь в кладовку, весь дом наполняется смесью запахов ванили, кокоса, лимонного сахара. Это напоминает мне Рождество. Мама стряпает к каждому празднику.

— Не знаю, понравится ли тебе это, но так принято делать в Бруклине, — говорит Ро, вытаскивая из коробки куклу, одетую в свадебное платье. У нее пышное платье и длинная фата из тюля. Когда Розмари поворачивает ее, то она моргает глазами; у куклы ярко-розовые губы, а на подбородке нарисована родинка.

— Мы посадим ее на капот машины. — Наверное, я выгляжу озадаченной, потому что Розмари продолжает сердито: — Привяжем на «паккард» Джона.

— Здорово, — говорю ей я, пытаясь выдавить из себя подобие улыбки.

Во мне заговорила венецианская кровь. Я люблю простоту. Это у неаполитанцев принято сажать куклу на капот.

— Я была уверена, что тебе понравится.

Из другой коробки Розмари достает еще одну куклу. Она одета в атласное платье светло-коричневого цвета, как мои подружки невесты: Рут, Виолетта и Розмари, которая сама по себе еще одна кукла.

— А эта для машины, в которой поедут свидетели, — с надеждой смотрит на меня Ро.

— Это ты сшила куклам платья? — спрашиваю я.

— Да.

— Красивые. Отличные кружева. Прикрепи ее ко второй машине.

Кажется, тяжкий груз упал с плеч Розмари.

— Спасибо. Ты так много сделала, чтобы все устроить, и мне хочется, чтобы ты знала, что я тебе очень признательна. — Я крепко ее обнимаю.

— Спасибо тебе, Лю. Ты была так ко мне внимательна. — Розмари отворачивается.

— Что такое? — Хотя можно и не спрашивать. — Ты думаешь о Марии Грейс, да?

Розмари вертит в руках куклу, разглаживая каждую складочку на ее платье.

— У меня скоро будет еще один ребенок. Только это секрет. Я не сказала даже Роберто. Я подожду, пока не закончится свадьба.

Я прижимаю ее к себе еще крепче:

— Поздравляю. Мария Грейс будет ему ангелом-хранителем.

Она смахивает слезинку:

— Знаешь, кроме Роберто и наших родителей, ты единственная, кто держал ее на руках.

— Знаю. До конца жизни я буду помнить это. Иногда я вспоминаю малышку, какой приятный запах шел от ее тела, и как она устроилась на моих руках.

— Опять что-то стряслось? — входя в комнату и ставя на скамейку коробку с приглашениями, спрашивает Роберто.

— Нет, — заверяю я. — Какая свадьба обходится без слез? Любимый братец, ты забрал кольца?

— Положись на меня.

— Где будет «мальчишник»?

— В «Везувио». Где же еще? Твой жених уверен, что в Нью-Йорке только это заведение может называться рестораном. Конечно, там с ним носятся как с королем. Да и еда там отличная.

— Мы дома! — кричит мама. Они с папой возвращаются с приема у врача. Мы с Розмари и Роберто несемся в прихожую.

— Что сказал доктор? — спрашивает Роберто.

— Вы видите перед собой здорового человека. У меня сильное сердце. Паек, на котором держит меня ваша матушка, все-таки возымел результат.

— Слава богу! — обнимаю я родителей. — Я была уверена, что все будет в порядке, если слушаться доктора.

— Мне хочется выпить чаю, — улыбаясь, говорит мама.

Папа с Роберто идут за ней в кухню.

— Слава богу! — повторяет Розмари. — Теперь твоя свадьба ничем не будет омрачена.

— Сегодня последний день до вашей свадьбы, миссис Тальбот. Я выполню сегодня любое ваше желание, — говорит Джон, пока я стою на ступенях крыльца. Он берет меня за руку. Мне приходит в голову, что сегодня последний раз, когда он заезжает за мной в дом моих родителей. Сегодня последний день, когда дом 45 по Коммерческой улице будет мне приютом.

— Знаю, мы так не договаривались… — начинаю я.

— Не важно.

— Я хочу прямо сейчас увидеть наш дом.