Адриана Триджиани - Лючия, Лючия

• Название: Лючия, Лючия
• Автор: Адриана Триджиани
• Издательство: Амфора, Ред Фиш
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-483-00134-6, 1-4000-6005-2

Это история о Нью-Йорке 1950-х, о девушках, чьи "перчатки, как ночь, — становятся все длиннее". Лючия Сартори, красавица дочь преуспевающего бакалейщика итальянского происхождения, устраивается на работу помощницей модельера в роскошный магазин "Б.Олтман", расположенный в самом сердце Нью-Йорка, на Пятой авеню. Она обручена с другом детства, преданным ей Данте Де Мартино. Но, встретив прекрасного незнакомца, который обещает Лючии роскошную жизнь, известную ей только по страницам светской хроники, девушка порывает с Данте. Решая проблему выбора между обязанностями перед семьей и собственными желаниями, Лючия пытается найти себя.

Изысканная, как платья, которые шьет Лючия, и напряженная, как отношения в ее итальянской семье, история о молодой женщине, которая поверила, что в мире, полном возможностей, она не может — просто не имеет права — не следовать за своей мечтой.

---

— С тобой все в порядке?

Она пристально разглядывает меня в зеркале, изучает меня, как делала всегда, сколько я себя помню. По выражению ее лица мне понятно: она знает, что что-то изменилось. Мама всегда была мне самой близкой подругой, поэтому у меня от нее практически нет секретов.

— Почему ты так задумчива? — спрашивает мама.

— Не знаю, — увиливаю я.

Как я могу рассказать ей, что эта поездка полностью переменила меня? Я повстречала Арабел, которая живет в мире гуманитарных наук, и ее страсть передалась мне. Я ощутила всю силу искусства, и это заставило меня задуматься о том, как я могу лучше работать. Отчего мои стремления расстраивают меня? Почему я всегда чувствую, что для того, чтобы мне покорилась какая-то новая вершина, я буду вынуждена отказаться от всего, что так дорого моему сердцу?

Последнюю неделю в Годеге мы практически ничем не занимались, а только ели, смеялись и наслаждались общением друг с другом. Это последний раз, когда я провожу отпуск вместе с моей семьей как единственная дочь. Никакие мои знания и места, в которых я побывала, не имеют для меня такого значения, как эти драгоценные дни здесь, вместе с папиной родней. Все это я буду хранить в своей памяти, как сокровища: мамин смех, когда она сидит на коленях у папы; гуляющих по полям Роберто с Розмари; Анджело, помогающего проводить мессу в церкви, несмотря на то, что он на двадцать лет старше, чем полагается быть служке у алтаря; Орландо, выпекающего пиццу в уличной печи; Эксодуса в двенадцатый раз починяющего мотор старого автомобиля; а еще мои ощущения, когда я стою босиком в траве, где папа играл когда-то еще совсем мальчишкой.

Пока мы загружаем вещи в грузовик, на котором поедем до железнодорожной станции в Тревисо, кузен Доменик выглядит озабоченным. Он набивает свою трубку табаком с такой силой, будто зол на нее за что-то.

— Что-то случилось, дядя? — спрашиваю его я.

— Я больше никогда вас не увижу, — говорит он.

— Уверена, мы еще встретимся. Или вы приедете к нам в Америку, или мы будем снова вашими гостями.

— Нет, ты молода, тебе не понять. У тебя еще вся жизнь впереди, и поэтому тебе кажется, что для всего в мире есть время. Но я знаю, что этого уже не вернуть никогда. Вы не вернетесь.

Я улыбаюсь Доменику и обнимаю его. У итальянцев есть одна удивительная черта: их настроение так резко меняется. Только что они веселились, а через мгновение уже грустят. «Как можно знать наперед», — хочется мне сказать кузену. Этот месяц был удивительным. К чему такой недовольный вид! Я с легкостью могу такое сказать, потому что до момента встречи с Джоном осталось совсем немного времени.

Роберто размещает последнюю сумку в машине. Доменик, Бартоломея, Орсола и Доменика подходят, чтобы попрощаться с нами.

— А где Эксодус? — словно цыплят, пересчитывая нас по головам, спрашивает мама.

— Мама, — говорит Эксодус каким-то странным голосом. Его сарказм и юмор куда-то улетучились, и им на смену пришел серьезный тон.

— Идем. Мы должны успеть сесть на поезд до отправления самолета.

Мама поворачивается к грузовику, на ее плече висит маленькая сумочка, в другой она держит свой кошелек.

— Мама… я не собираюсь возвращаться, — говорит Эксодус.

Свободной рукой мама хватается за поручень на грузовике:

— Что значит, ты не собираешься возвращаться?

— Я остаюсь здесь, — решительно заявляет он.

— Но как же Нью-Йорк? — спрашиваю я.

Я бы могла представить, если бы на такое решились Орландо или Анджело, но никак не Экс. Который был мне ближе всех.

— А что?

— Это же твой дом! — говорю ему я.

— Нет, мое сердце здесь.

К Эксодусу подходит Орсола, и он продолжает:

— Мы решили пожениться.

— O Dio.[58] — Мама плюхается на скамейку в грузовике. — Антонио Джузеппе, как тебе это нравится?

Нам всем прекрасно известно, что будет дальше, раз уж мама называет папу полным именем. Родители поворачиваются к Эксодусу, а мы отходим в сторону в ожидании взрыва.

— Что ты надумал, Экс? — ласково говорит папа.

— Пап, ну ты же знаешь, что мне нравится работать в «Гросерии» вместе со всеми вами. Но всю жизнь я мечтал жить за городом. Я мечтал о ферме. Я люблю начинать работу вместе с первыми лучами солнца и трудиться до заката. Я создан для этого, для того чтобы выращивать овощи и фрукты, а не продавать их. Мне нравится предзакатная тишина, когда я дою коров. Мне нравится, как мои ботинки утопают в только что вспаханной земле. Не хочу я больше жить среди шума города. Мне нужен покой. — Экс простирает руки, и все мы слышим, как ветер гуляет в пшенице. — Вот моя музыка. Я уверен, что нашел свое дело.

— Но ты мне нужен дома, — тихо говорит папа, глядя сквозь своего сына на бескрайние поля, что лежат за ним.

— У тебя есть еще три сына. И если будет необходимость, ты в любой момент можешь нанять работников со стороны.

Никто из занятых в семейном деле еще никогда не произносил слов «нанять работников со стороны». Считается, что это звучит как оскорбление, потому что весь смысл создания такого места, как «Гросерия», в том, чтобы оставить своим детям прибыльное предприятие, чтобы родственники жили рядом друг с другом и работали вместе.

Мама повышает голос:

— Мы никогда не станем нанимать работников. Лучше уж совсем закрыть лавку!

— Мария, успокойся! — поворачивается к своей жене папа. — Это его родина.

— Нет, это все девушка. Красивая девушка! Не забывай, — язвительно говорит мама.

Орсола смотрит в землю. Мне хочется подойти к ней, обнять и объяснить, что ее вины в этом нет. В нашей семье все дела так решаются, и как только она выйдет замуж за моего брата, она все это испытает на себе.

Экс обращается к папе, самому здравому в этой перепалке:

— Ничто не может сделать меня таким же счастливым, как ответственность за свою собственную жизнь. Выращивать собственную еду, колоть дрова для печи. Вот чем мне хочется заниматься. И именно так я мечтаю жить.

Мама воздевает руки к небу:

— Господи, благодарю. Наконец-то мы узнали, чего хочет Эксодус. Хорошо, тогда скажи мне, сынок, где тот плут, которого я родила, с которым нянчилась, растила, заботилась как об ангеле все эти годы? Где он? Может ему удастся дать мне какое-то вразумительное объяснение, потому что ты — ты как с ума сошел. Ты опьянен романтикой пшеничных полей Доменика, итальянскими ночами, вином! — Мама переходит на крик: — Ты сейчас сядешь в эту машину и поедешь домой в Соединенные Штаты Америки, гражданином которых являешься! Живо!

Эксодус стоит на месте. Орсола плачет, а папа, которому совсем нельзя находиться на солнце, того и гляди поджарится.

— Мария. Пусть остается.

— Антонио!

— Пусть остается. Если один из моих сыновей хочет уйти из дома, то это место, где бы мне хотелось его видеть. Сартори уже сто лет не были здесь и ничего не выращивали. Я счастлив, что мой сын возвращается на родину, в дом, где я вырос, и мне будет отрадно знать, что мои внуки вырастут здесь же.

Тишину нарушают только звуки, издаваемые курицей, что бродит по соломе в хлеву. Сидя в грузовике, мама держится за голову; она понимает, что папа прав. Эксодус забирается в грузовик и обнимает маму:

— Ты всегда в моем сердце мама.

Наконец папа вспоминает, что есть и еще один момент в этом деле. Он ошибся насчет Розмари, когда та становилась членом нашей семьи, и теперь он не хочет повторить свою ошибку. Он поворачивается к Орсоле.

— Орсола, добро пожаловать в семью, — говорит он ей.

Она обнимает папу, а потом и всех нас и, наконец, маму. Папа протягивает маме свой носовой платок Она вытирает нос и говорит:

— Кто-нибудь в этой семье собирается провести свадьбу как положено?

Роберто крутит ручку на капоте грузовика и заводит мотор, семья Доменика вылезает из грузовика, и последнее, что мы видим, поворачивая на дорогу к Годеге ди Сант-Урбано, — это Эксодус, обнимающий Орсолу за талию, и маленькая курочка, выглядывающая из дверей фермерского дома — нового семейного очага для брата.

Глава 9

Когда мы сходим с самолета в Нью-Йорке, Джон уже дожидается у выхода. В руках он держит дюжину алых роз, перевязанных белой атласной лентой. Как обычно, одет он безупречно. На нем бежевый холщовый костюм, белая рубашка в тоненькую голубую полоску и темно-синий галстук. Он такой же, как на фотографии, которую сотни раз я разглядывала в Италии. Но когда я вижу его наяву, такого красивого, мое сердце начинает бешено колотиться; у меня перехватывает дыхание. Я знаю, что настоящая леди не должна бегать, но мне наплевать. Я мчусь к выходу и падаю в его объятия. Прижимаюсь щекой к его шее и вдыхаю аромат его кожи. Как давно я не делала этого.

— Устроим свадьбу пятнадцатого ноября, — шепчет он.