Аглая Оболенская - Исполни волю мою

• Название: Исполни волю мою
• Автор: Аглая Оболенская
• Жанр: Современные любовные романы

Продолжение предыдущей книги, написанное задолго до нее. Аня Гаранина (кстати, одноклассница сына Инны) встречает во сне женщину, которая просит спасти ее сына. Это становится для девушки чуть ли не смыслом жизни, найти его и спасти.

---

— На кого ты учишься, Анна?

— Пока на филолога. В будущем думаю перепрофилироваться.

— И какую стязю ты выбрала?

— Пусть это будет моим секретом, ладно? Нельзя хвалиться заранее — может не получиться.

Мы остановились у подъезда. Я задрала голову, пытаясь разглядеть его лицо в сумерках близящейся полночи, и наткнулась на широкий подбородок. Марк смотрел вдаль поверх моей головы и молчал.

— Эй! Ты так и не рассказал мне мою внешность…

Кадык на крепкой шее дёрнулся:

— Ещё успею. Будет повод увидеться.

Наконец, он опустил голову и заглянул мне в глаза.

— Выбирая для тебя цветы я понятия не имел, что тебе нравится. Эта роза стояла в вазе одна-одинешенька. Сорт называется очень красиво — Фламинго. Но у птиц фламинго нежно-розовое оперение, а наша роза совсем не розовая, — он перешел на шепот. Я тоже:

— Она цвета кофе с молоком.

Марк покачал головой:

— У неё цвет твоей кожи. Приглядись повнимательнее.

Мы почти соприкасались лбами над загадочным бутоном.

— Ты не поцелуешь меня на прощанье? — это вырвалось непроизвольно.

Он отступил назад:

— Нет.

Я удивилась:

— Почему?

— Не так быстро. Не будем торопить события…

От этих слов моя внутренняя дрожь усилилась, срывая дыхание:

— Тогда до встречи. И спокойной ночи, Марк.

— До встречи. Мы очень скоро увидимся…

Мы не увиделись ни через день, ни через неделю, ни через две. Переступая порог бара, я уговаривала себя, что он прийдёт именно сегодня. Он не приходил. Приближаясь к дому, искала его глазами. Напрасно. Всё это время я думала о нём. Возможно, случилась какая-то беда, знать бы какая. Неизвестность угнетала меня. К середине июня наступили жаркие деньки — сессия. Елена свои экзамены сдала, особо не напрягаясь. Ей предстояло ехать домой ухаживать за больной Эммой, которая недавно перенесла инсульт. Бабулю уже выписали из больницы, но последствия болезни не замедлили на ней сказаться. Она передвигалась с трудом, часто мучили головные боли и провалы в памяти.

Чемодан мы собирали вместе, в основном складывая туда домашние принадлежности. Многие летние вещи с прошлого года оставались дома и поэтому отпала необходимость перетаскивать их с места на место. Главное, без чего Елена Белозёрцева не могла теперь обходиться, был ноутбук — воистину, вещь незаменимая. Моя младая переводчица уже побывала в редакции, где ей вручили для перевода пару захудалых любовных романов.

Мне пришлось выслушать целую историю, как из под её маленького точеного носика увели большое серьёзное произведение.

— Там было, что переводить! Ты не поверишь, когда я бегло просмотрела рукопись, то сразу поняла — такой шанс выпадает раз в пять лет…

Я верила. Какой-то Франц Мюлльрих в дневниковой форме корреспондента газеты описал события пост-советского времени в странах бывшего социалистического лагеря. Падение Берлинской стены, Косово, румынские разоблачения. Походя, бродячий журналист зацепил пером горячие точки: Афганистан, Нагорный Карабах, Западный берег реки Иордан, Чечню. Но это было не главное. Изюминка чтива заключалась в сексуальных вкраплениях, как бисер нанизанных на каждую страницу.

— Не берусь судить о том, где правда, где художественный вымысел в его исторических фрагментах, но постельные сцены там сильные! Предательство, кровь, вера и эротика — крутой коктейль, Анюта! — Лена облизнула губы и прокашлялась:

— И всё это мимо меня! Доверили какой-то грымзе Нине Иосифовне. Я против неё ничего не имею, переводы качественные, но сухие, больше научные. Ха, представь, Анька, занятие любовью с её подачи: " Он прикоснулся губами к её губам и к утру они проснулись в объятиях друг друга…" Всё. При дословном переводе самого Франца: "…Он заглотил её язык и вонзил ей… между…" Фу, гадость, конечно.

— На то вы и творцы, чтоб красивые слова подбирать. Ты сама-то как бы описала этот нехитрый коитус?

Лена переплела пальцы на груди и, выставив локти вперёд, задумалась.

— Я бы написала так… "Она лежала, широко раскинув ноги и тяжело дыша. Воздух пропитался страстью и жарой. Он стоял перед ней голый, потный, горячий и втягивал воздух ноздрями, как буйвол перед схваткой. Капельки влаги на её животе искушали его язык…"

Я дёрнула Елену за косу:

— Неплохо. Держишь в напряжении, возбуждаешь. Но не многовато ли эпитетов?

— Не знаю, всё ж лучше, чем ничего. А читатели Франца в русском переводе так и не узнают о его сексуальных подвигах.

— Как я им сочувствую!

— Не смейся. В романе есть душераздирающая сцена прощания палестинской девушки-камикадзе с возлюбленным. Они всю ночь нежно ласкают друг друга, а утром она венчает живот, в котором матери вынашивают будущее, поясом шахида, начинённым тротилом, и подрывает себя вместе с целым автобусом израильских школьников. По её вере, смерть ради смерти врага — прямая дорога в рай. Нелюбовь…

Лена была права, если переводить произведение выборочно и удобоваримо для себя, своей ментальности, может получиться тягомотина и скукотища. Сколько такой требухи с зазывными аннотациями пылится на прилавках вокруг. И никто в этом не виноват кроме нас самих.

— Не унывай. Попробуй писать сама, — мне очень понравилась эта мысль. — У тебя получится, я уверена. Представляю, как на обложке будет красоваться твоя фамилия. Твоя, а не какой-то Джейн Смит. Сейчас тебя нет даже на титульном листе, хотя мы с тобой знаем, что львиная доля успеха книги — в таланте переводчика.

Моя подруга внимательно разглядывала свои руки, словно в них заключался ответ на все вопросы.

— Я не смогу… У меня нет жизненного опыта.

— Чего нет? Какого такого опыта? Тебе необязательно ссылаться на свою жизнь. Фантазируй, рождай миру образы. Представь, как это здорово — не привязана к чужому тексту, вольна сама вершить судьбами.

— Мне не поверят, Аня. Тебе легко говорить. Потягайся с моё по редакциям, где придираются по поводу и без повода к каждому слову. Но ты попала в точку — мне это близко. Я иногда пишу на вольные темы. Этюды всякие… — лицо Елены светилось изнутри.

Она уехала одухотворённой, переполненная неведомыми замыслами. Усевшись возле окна в автобусе, перестала замечать окружающих и меня в том числе. Зря я мускулы напрягала, махая ей рукой на прощанье. Ленка в тот момент листала свою мозговую подкорку, пробуя на вкус слова.

Я осталась одна, если не считать кошек. Наши мурки отнеслись к моему соседству терпимо, соблюдая взаимный нейтралитет: я не мешаю жить им, они — мне. У порога сидела Дульцинея, серая шубка её пестрела мокрыми волосками, тщательно вылизанными и прочесанными шершавым язычком. На солнцепеке у окна вытянулась Алиса, я звала её Чебурашкой из-за огромных ушей. Бедной Чебурашке все время было холодно, её совсем не грела короткая подпушка — ухищрения селекционеров лишили девонов настоящей шерсти. Маня-Тамагоча сладко спала на кресле, напрочь забросив плетёное лукошко. При виде меня она встрепенулась и резво устремилась к пустой миске. "Тамагоча кушать хочет?" — поприветствовала я её. Проникновенный слезящийся взгляд отвечал: "Зови как хочешь, только жрать давай!" Хорошо, что эти создания были кошками, почти без эмоций. Собаки бы уже давно начали скулить по любимой Елене Прекрасной.

Я тоже тосковала… И не только о ней. Ходил по матушке земле человек, покачнувший моё сердце. Я не винила его ни в чем. Просто ждала. Сессию сдала кое-как: два раза элементарное везение, зарубежку — с пересдачей. Курсовую — на ура, благо черновик удался, ничего править не пришлось. После экзаменов осталась оскомина стыда — могла бы и лучше постараться. С другой стороны, требования к заочникам всегда смягчались по причине их трудовой занятости. Но ужесточались при распределении: если школе приходилось выбирать между дипломниками очного и заочного видов обучения, предпочитали "очников". Многие студенты нашего заочного отделения специально грызли гранит науки, переваривая его с работой в учебном заведении.

Я не переживала просто потому, что в школе работать не собиралась, имелись другие планы и диплом филолога требовался как базис, на котором со временем я воздвигну карьерную надстройку. Лена тоже на педагогике не зацикливалась, проходя обязательную практику не в классе, а у мамы в РОНО. Тётя Юля, до того как занять пост заведущей, долгие годы трудилась на школьной ниве, совмещая историю и обществоведение с должностью завуча. Досыта накушавшись учительского хлебушка, она не навязывала его нам, полагаясь на Ленину предпреимчивость и мою интуицию.

За время сессии я выспалась надолго. Лёва освободил меня от работы, загрузив ею Киру и Диму. Они поартачились, но согласились с условием, что я, в свою очередь, отпущу каждого из них отдохнуть на недельку. В середине июня похоладало: пасмурные дни, пронизывающий сильный ветер. Я мёрзла в плаще, а дома залезала в постель, облачившись в мохеровый свитер и толстые шерстяные носки до колена. Живые кошачьи грелки, завидев меня, разбегались в разные стороны, пугаясь интенсивности моих продрогших объятий. Не спасала даже пирамида из четырех одеял, плотно смыкавшихся над головой ночью, подобно гробнице Тутанхамона. В конце концов, холод стал таким же привычным состоянием, как одиночество.