Овидий Горчаков - Они встали на пути «Тайфуна»

• Название: Они встали на пути «Тайфуна»
• Автор: Овидий Горчаков
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1980

Автор известных читателю книг «Вызываем огонь на себя», «Лебединая песня», «Падающий дождь», «„Максим“ не выходит на связь» писатель Овидий Горчаков в своей новой книге остается верен главной теме собственного творчества, вновь обращаясь к героическим советским разведчикам, к их боевой работе на фронтах Великой Отечественной войны.

В центре внимания писателя — войсковая часть 9903, которую прославили Зоя Космодемьянская, Леля Колесова, Вера Волошина, Борис Крайнов, Константин Заслонов, Григорий Линьков и многие другие.

В рядах этой части начал свой трудный боевой путь разведчика и сам О. Горчаков, прошедший по тылам врага от Десны до Одера — на Брянщине и Смоленщине, в Белоруссии и на Западной Украине, в Польше и в «имперской провинции Вартеланде» — в Германии.

---

Овидий Горчаков Они встали на пути «Тайфуна»

Повесть о восьми героях

Память сердца звала меня на этот завод. Давно звала — больше тридцати лет. Почти ежегодно встречаясь с товарищами по части особого назначения в праздник Победы, я вспоминал о пятерке с завода «Серп и молот», поднимал бокал за их светлую, незабвенную память, вспоминал их часто в своих печатных и устных выступлениях, а вот выбраться на их родной завод, посмотреть, где и как они работали, все случая не было. И вот такой случай представился: приближался праздник Победы. Вот и Золоторожский вал.

В заводском музее я увидел лица боевых товарищей. Прекрасные молодые лица. Умерев за Родину, эти пятеро навсегда остались молодыми. Над ними не властна время. Их имена никогда не сотрутся в памяти: Костя Пахомов, Коля Галочкин, Коля Каган, Паша Кирьяков, Витя Ординарцев. Мы знали в части, что Костя — молодой конструктор, остальные четверо «серпомолотовцев» числились у нас в сорок первом рабочими. Только теперь узнаю профессии друзей: Галочкин — тоже конструктор, Каган — инженер, Кирьяков — машинист завалочной машины, Ординарцев — монтер.

Костя Пахомов и его ровесники пришли на завод лет через двадцать с лишним после Великого Октября и конечно же воспитывались на славных заводских традициях. Когда в ноябре 1941 года пахомовская пятерка откликнулась на призыв ЦК ВЛКСМ и пошла добровольцами в специальную партизанскую часть, ребята не могли не вспомнить боевых традиций своего предприятия.

Чем жили Костя Пахомов и его товарищи по заводскому комсомолу? Не только романтикой, героикой прошлого. Не сравнишь старую Рогожскую заставу с заставой Ильича, не поверишь, что «Серп и молот» — это бывший «Гужон».

Как-то до войны в клубе выступали ветераны «Гужона». Некоторым из них еще и пятидесяти не было, а казались они глубокими стариками. Все жилы выматывал костоломный завод! Француз Юлий Гужон, потомственный русский фабрикант, построил завод в «Рогожке», на пустырях сельца Ново-Андроньевки, на берегу речки Золотой Рожок мозолистыми руками смоленских и нижегородских мужиков, сыновей недавних крепостных крестьян. Трубы железопрокатного завода задымили зимой 1884 года. Рабочие селились в трущобах Ново-Андроньевки. Славилось сельцо пьяным разгулом, грабежами, поножовщиной. Первые цехи были навесами на семи ветрах, огромными сараями. Делали в них гвозди, проволоку, мебельные пружины, шпильки для московских дамочек. Пудлинговщики, молотобойцы, вальцовщики надрывались по шестнадцать часов в день. Полицейщина, сыск, шпионаж опутали весь завод. И все же свет революционной зари стал проникать и в мрачные цехи «Гужона». Об этом можно судить хотя бы по такому истинно историческому объявлению:

«ЧИТАТЬ В СТЕНАХ ЗАВОДА СТРОЖАЙШЕ ВОСПРЕЩАЕТСЯ. ЗА НАРУШЕНИЕ — ШТРАФ И ДРУГИЕ КАРАТЕЛЬНЫЕ МЕРЫ ВПЛОТЬ ДО УВОЛЬНЕНИЯ».

Мимо Андроньевского монастыря по «Владимирке», гремя кандалами, шли и шли каторжники в немыслимо далекую и страшную Сибирь. Молча, исподлобья глядели им вслед гужоновские пролетарии: по рукам слесарей, токарей, строгальщиков уже ходили первые марксистские листовки. В 1895 году провели первую маевку. Охранка лютовала. Шли аресты. Наперекор всему гужоновцы заставили администрацию оплатить дни простоя по случаю коронации Николая II летом 1896 года. Одним из пропагандистов Московского рабочего союза на заводе был родной брат Ленина Дмитрий Ильич Ульянов.

…Затаив дыхание слушали Костя Пахомов и его молодые друзья рассказы ветеранов о застрельщиках революции. Росла у юных рабочих гордость за родной завод. История русской революции как в зеркале отражалась в истории старого гужоновского завода: такие события, как I съезд РСДРП в марте 1898 года, создание после съезда Московского комитета РСДРП, партийное руководство стачечным движением — все это было теснейшим образом связано с жизнью и трудом старых гужоновцев. Помнили, как начали собирать, накапливать оружие и патроны. В воздухе пахло порохом — надвигалась первая русская революция!

Уже сразу после Кровавого воскресенья рабочие Гужона, не испугавшись полицейских и казаков, объявили забастовку. Впервые бастовали все рабочие. В октябре 1905-го рабочие не поверили и царскому манифесту, стали сколачивать рабочую дружину, участвовали с оружием в руках в похоронах Баумана, зверски убитого черносотенцами. На митингах и собраниях рабочие требовали создания заводского Совета депутатов. В Рогожском районе, как и на Пресне, выросли баррикады. Геройски дрались на них девять дней гужоновцы против драгун, казаков и полиции. Рабочие разоружили полицейский участок на Рогожской заставе, бросились на выручку к бойцам Красной Пресни. В реках крови потопил царизм первую революцию…

…Помнили на заводе слова поэта, обращенные к молодому поколению:

Не вы, другое поколение,
В тот год шло штурмом на царизм.
У вас — другое назначенье,
Трудом построить коммунизм.

Один за другим выступали ветераны перед молодыми рабочими тридцатых годов. И Костя Пахомов и будущие разведчики его группы, которых он еще не выделял среди молодых рабочих-серпомолотовцев, жадно впитывали опыт отцов и дедов, опыт революций и войн, пропахшую порохом и потом пролетарскую историю гужоновского завода.

Юлий Гужон стал символом контрреволюции — в 1906 году он возглавил оплот московских капиталистов — Общество фабрикантов и заводчиков Московского промышленного района. О его «подвигах» рассказывали легенды: в самые тяжелые дни 1905 года шнырял он по заводу с наганом в руках, командовал драгунами и казаками.

В 1909 году на заводе узнали, что Гужон-помещик получил письмо от Льва Толстого. Писатель просил миллионщика Гужона сбавить цену на землю в своем тульском имении, которую мечтали купить тульские крестьяне, земляки автора романа «Война и мир». Но Гужон остался неумолим. Какое дело было ему до писателя! И рабочие Гужона, связанные кровными узами с деревней, это запомнили. Крепко запомнили.

На Ленский расстрел гужоновцы ответили решительной забастовкой. Из фасонного к мартеновцам тайно доставляли большевистскую «Правду». Ленин писал о речи Гужона перед заводчиками и фабрикантами своего Общества: «Речь, как видите, не очень грамотная, похожая на речь какого-нибудь военного писаря, но зато полная амбиции».

Амбиции капиталистов, подобных Гужону, и привели к мировой войне. На войну ушли отцы будущих воинов Великой Отечественной. Гужон — его завод объявили оборонным — стал богатеть на военных заказах не по дням, а по часам. Всех неугодных тут же отсылали на фронт. Вовсю дымили мартеновские трубы. Рабочие впроголодь отрабатывали сверхурочные. И бастовали назло военщине. Не лежала у рабочего люда душа к этой войне. Большевики и тут были с гужоновцами — Землячка, Смидович, Скворцов-Степанов. Гужоновцы читали «Мать» Горького.

И вдруг — 27 февраля 17-го года набатным зовом разнеслось по всей России: «Граждане! Твердыни русского царизма пали… Столица в руках восставшего народа..» Ночная смена прекратила работу. С утра — митинги, братание с солдатами.

В октябрьских боях в Москве особо отличились гужоновцы-красногвардейцы. Они захватили кадетские корпуса и Алексеевское военное училище, штурмовали Кремль; в цехах завода ковали оружие — пики и кинжалы. А потом многие гужоновцы перешли в 1-й Московский Советский стрелковый полк, чтобы в борьбе с контрреволюцией отстоять свои завоевания.

Рухнула власть Гужонов. На трубе мартеновского цеха реял красный флаг. Но власть Советов надо было защищать. Именем пролетарской солидарности красногвардейцы бывшего завода Гужона освободили пленных немецких солдат, забрав у стражников оружие. Кто мог подумать тогда, что многие из этих немцев и сыновья их снова пойдут войной на Восток, против своих братьев по классу.

Большой Московский металлургический завод, бывший Гужона, стал собственностью Российской Советской Федеративной Социалистической Республики. Вопреки страшной разрухе, топливному кризису, голоду, холоду, тифу, войне и интервенции завод жил, работал на фронт. А что же случилось с самим Гужоном? Ветеран-серпомолотовец поэт Яков Шведов, автор «Орленка», сказал мне:

— Гужон? Юлий Петрович? Старый хозяин нашего завода? Ну, как же!.. Его расстреляли сразу после освобождения Крыма и разгрома Врангеля. Он ведь там «Ласточкино гнездо» купил. Расстреляли… А автомобиль его, известный во всей Москве «Берлис», перешел к красному директору бывшего «Гужона». На то и революция..

Двенадцатое марта 1918 года. Эта дата навечно вписана в историю завода. Ильич только что прибыл из Ретрограда в Москву, куда ночью на трех поездах переехали Советское правительство и Центральный Комитет партии. Пронесся слух, что враги революции пытались по дороге напасть на поезд Ленина. И вот, не отдохнув с дороги, Ленин поехал на встречу с героическим московским пролетариатом, говорил зажигательно о ближайших задачах Советской республики. Это была первая, но не последняя встреча с любимым вождем.