Федор Шахмагонов - Твой час настал!

• Название: Твой час настал!
• Автор: Федор Шахмагонов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1992
• ISBN: 5-203-01498-1

Произведение «Твой час настал!» является неизданным и более поздним вариантом исторического романа «Остри свой меч», выловленным в глубинах Интернета. Роман «Остри свой меч» печатался в трех издательствах: «Книга» 1989 г.,  «Советская библиотека» 1990 г., «Воениздат» 1992 г.. В первом и втором издании роман состоял из трех отдельных книг. В третьем, по-видимому, также из трех книг, но под единой обложкой. Почему автор сменил название и добавил четвёртую книгу? Почему не переиздал вновь? Вряд-ли на эти вопросы сегодня можно получить внятные ответы. Впрочем, адрес есть: Россия, Тверская область, деревня Волково, Шахмагонову Федору Федоровичу...

Кое-какие мысли по поводу неиздания рождает лейтмотив романа: «Остри свой меч, русский человек, иначе растащат твое Отечество!». В наше-то время, ой как актуально! Вообще же, в романе «Остри свой меч!», опираясь на факты и документы, Шахмагонов вводит свои новые концепции и толкования Смутного времени, защитив их в историческом очерке «Парадоксы Смутного времени». По новому рассматривается фигура Лжедмитрия I, которого после смерти Ивана Грозного, по мнению автора, привела на трон римско-католическая церковь с помощью иезуитов.

---

Скопин, по обычаю, поклонился, коснувшись рукой земли и ответил:

— Благодарю, и вся земля Русская благодарит великого короля Карла, что он по христианскому милосердию оказывает нам помощь. Великий государь наш, слава Богу, находится в благополучии, и все подданные Московского государства ему прямят. Только каких-нибудь тысяч восемь бездельников, по незнанию, пристало к четырем тысячам поляков, да к двум тысячам казаков и разным разбойникам. Они заложили дороги к Москве, Смоленску и Новгороду. Мы доселева против них не ходили большою силою, ожидая вашего прихода. Воры выбегают, пустошат земли и тотчас прячутся за валы и остроги. Мы здесь уже стоим тридцать семь недель. Новгородскую землю пустошили две тысячи литовских людей да тысячи четыре московской земли воров. Наших градских людей побито сотни четыре. Как только услышали воры, что вы приходите, тотчас убежали от Новгорода: одни в воровской тушинский обоз, а другие в Старую Русу. Как только слух разойдется по Московской земле, что вы пришли, так многие, что теперь отложились, принесут прежнюю покорность.

В Новгороде шведы не внове. Сохранилось в народной памяти, как приплывали из-за моря находники на лодиях, украшенных головами неземных чудовищ, грабили новгородскую землю или нанимались служить русским князьям. Ходили сказания об их железном строе, что пронзал и пешее и конное войско. Ныне со шведами торговали, а теперь вот, они явились в подмогу.

Скопин приветил гостей обедом. После недолгого пирования, остались они вдвоем с Делагарди.  Делагарди спросил:

— А теперь скажи, воевода, что в твоих словах правда, а что ты говорил для утешения новгородских людей? С четырьмя тысячами поляков, и с толпами разбойников, как не справиться Московскому государству?

Скопин насмотрелся на обман с молодых лет. С молоду понял: обман радует на час, а потом давит могильным камнем всю жизнь. Испугается шведский воевода, пусть уходит. Потому ответил:

— Есть в моих словах правда, есть и неправда.

— Начинай с неправды, — подсказал Делагарди.

Скопин вздохнул и продолжал:

— Нам вместе идти в бой, а это и смерть принять вместе. Скажу тебе без утайки, потому как  нам нужно доверять друг другу или расстаться до беды в размыслии, коли станем в недоверии. Неправда в моих словах сказанных прилюдно, что все московские люди прямят государю. В том главная беда нашего государства, не будь этой беды, не понадобилась бы помощь короля Карла, а поляки и воры ни дня не стояли бы у стен Москвы. Не люб русскому люду государь, не люб и тушинский самозванец. Вот и мечутся меж нелюбым государем и прямым вором. То первая правда, а  о неправде сказанной забудь. А еще неправда, что поляков на московской земле всего-то четыре тысячи. То в Москве так считано, да никто их не считал. Не считано и казаков и всяких разбойников. И считать без пользы. Сегодня они в сборе, завтра в разбеге, а потом опять в сборе. Одни уходят, приходят другие. Правда же, Яков , в том, что когда в городах и селах увидят у меня в руках силу, так сами отойдут от тушинского Вора и погонят поляков с нашей земли, сколько бы их здесь не грабительствовали бы.

— Я доволен твоим ответом, князь. А теперь скажи: кого ты защищаешь и что защищаешь? Кого мы вместе будем защищать в Московском государстве? Не любого русскими людьми царя и твоего родича?

— Не следовало бы мне, царскому воеводе, отвечать на твой вопрос. Но мы не на посольском съезде и не в переговорной избе. Равно проливать кровь и русским и шведам. Не утаить того, что каждому видно. Не царя нам защищать, а Русскую землю и русских людей от окончательной погибели, а там, что Бог укажет.

Делагарди крепко пожал руку Скопину и растроганно молвил:

— Я никогда не забуду, что ты не хитрил со мной, и я с тобой буду без хитрости. А теперь надобно тебе подписать договор, что составили твои и королевские послы в Выборге и заплатить жалование моим солдатам. Нужно ли тебе, чтоб подписать договор снестись со своим государем?

— Снестись с государем сейчас невозможно, а потому я подпишу договор и поставлю малую царскую печать.

Скопин развернул листы договоров, русский и шведский, проверил хорошо ли очинено перо, подписал оба договора и скрепил их печатью.

Делагарди смотрел за Скопиным. Искал в нем хотя бы тень колебания. Решительность молодого воеводы его порадовала, ибо статьи договора были суровы, по ним передавались русские земли шведской короне.

Делагарди принял свитки договора, осмотрел печать и подпись.

— Царский воевода, Михайла, ты вершил государево дело, не оспорит ли царь Шуйский твою подпись?

— Оспорил бы, коли мог бы обойтись без помощи короля Карла.

— Я принимаю твою подпись. Римские полководцы обладали иной раз большей властью, чем императоры. По европейским понятиям ты, воевода, генералиссимус, а генералиссимус в военное время обладает государевой властью. В сей день, в сей час у тебя власти больше, чем у твоего государя, ибо в твоих руках русское и шведкое войска.

Начались трудности с жалованием. Скопин не мог собрать всей оговоренной суммы. Делагарди поверил ему на слово. Воеводы начали уряжать полки, но весеннее солнце растопило снега, размокли дороги. Поход пришлось отложить. Скопин о том не сожалел. Нашлось время перенять у шведов ратного умения и привыкнуть к согласованным действиям.

13

Раннее половодье весной 1609 года приостановило всякое движение войск. Гуляли по дорогам только мелкие разбойничьи отряды. К просухе на дорогах готовились и под Москвой в Тушинском стане, и в Новгороде, и Сапега под Троицей.

Промысел под Москвой оставался за гетманом Рожинским. На Новгород польские воеводы выставили пана Зборовского, с ним князя Шаховского во главе русского ополчения из тех, кто примкнул к тушинскому Дмитрию. Бельмом в глазу оставалась Сергиева обитель, удерживая у своих стен воинство Сапеги. Меж польскими воеводами состоялся сговор начать действия сразу и против Скопина и против Москвы и против монастыря.

10-го мая Скопин пришел в Софийский собор и отслужил молебен за победу над супостатми. Распустив знамена его войско выступило в поход. На первых шагах стояла задача овладеть Торжком, чтобы затем грозить Твери. 10-го мая вышло из Тесова и войско Делагарди.

От Новгорода до Торжка триста верст. Болотистые края. Шли, не поспешая, высылая вперед сильные дозоры. Слух о том, что войско Скопина и шведы стронулись из Новгорода, обогнал их движение.

16-го мая прискакали на Валдай выборные от Торжка, и от имени городских и посадских людей принесли повинную за свое шатание и целовали крест стоять против ляхов и воров. С ними Скопин послал отряд под началом Кирилла Чоглокова с наказом оборонять от воров Торжок.

К Твери шли польские хоругви и воры под началом Зборовского и Шаховского.

Рожинский собирал рассеянные польские отряды и воровских людей, готовя приступ к Москве.

Сапега готовил приступ на Сергиеву обитель. Его обнадеживала тяжелая обстановка в монастыре. Зима и теснота среди укрывшихся за его стенами привели к болезням, что острой косой косили без разбора и беженцев, и монахов, и ратных людей. Ряды защитников поредели. Слабые духом роптали. Монастырские запасы спасли от смертного голода, но жизнь осажденных была полуголодной. Казалось, еще одно усилие ляхов и обитель падет. Доброхоты из православных казаков сумели известить монастырских, что Сапега пойдет на приступ в ночь с 27-го на 28-ое мая.

На стены вышли все, кто еще держался на ногах. И не только ратные люди. Не толко монахи. Вышли женщины, подростки и дети. Кипела в котлах вода и смола. В заборалах были разложены тяжелые камни, стояли на готове чаны с нечистотами.

Едва стемнело, поляки и воровские люди устремились к стенам. Открыли огонь изо всех пушек. Тащили лестницы, катили тарусы. Разгорелось пламя факелов, колебалось огненными волнами.

Сначала приступавших встретили огнем монастырские пушки с верхних ярусов. Когда приступавшие подошли к рву, ударили пушки подошвенного боя. Поддерживал их залпы огонь из пищалей. На этот раз поляки проявили упорство. Перелезли через ров, начали приставлять к стенам лестницы. Сверху на них посыпалась толченая известь, выжигая глаза. На тех, кто поднимался по лестницам лились кипяток, смола и нечистоты. До рукопашной на стенах не дошло. Каменный дроб из пушек косил поляков рядами, врывались в их ряды каленые ядра. Сапеге не удалось остановить отступление от стен. Из ворот вырвались на конях монастырские ратники. Гнали польских находников по Климентовскому полю до их стана.

На рассвете в шатре у Сапеги собрались полковники и ротмистры. Пришли князья Вишневецкие Адам и Константин. Пришли осудить за неудачу, но Сапега, угадав их настроение, опередил:

— Не меня судите — себя судите! Слишком легко нам дался поход на Москву. Москва лежала перед гетманом Рожинским без всякой защиты. Почему же не вошли в Москву? В Москву потому не вошли, что драться надо было, а ранее города без боя открывали ворота. Не брали ни городов, ни крепостей — нам их сами московиты отдавали. Шли мы сюда на прогулку, а прогулка кончилась. Итак, панове, снимать ли осаду?