Федор Шахмагонов - Ликуя и скорбя

• Название: Ликуя и скорбя
• Автор: Федор Шахмагонов
• Издательство: Советский фонд милосердия и здоровья
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1990
• ISBN: 978-5-9533-1722-1, 5-9533-1722-0

Исторический роман Федора Шахмагонова «Ликуя и скорбя» посвящен важнейшему периоду в истории Руси — периоду правления великого князя Дмитрия Ивановича, разгромившего татаро-монгольских завоевателей на Куликовском поле.

В чем смысл великой и кровопролитной битвы, произошедшей много веков назад на Куликовом поле? Стала ли она важнейшей вехой в борьбе Московской Руси за политическую независимость от Орды? Нет, отвечает в своем романе Ф. Шахмагонов, убедительно и ярко воссоздающий предысторию битвы и саму картину сражения: ценой колоссальных лишений и жертв Русь не просто отстояла для себя право самостоятельно развиваться, но, по сути дела, спасла европейскую цивилизацию. Тщательно изучив сохранившиеся письменные памятники Куликовского цикла, автор выстроил на их основе высокохудожественный ряд сильных, запоминающихся образов великих воителей и подвижников, сохранивших для потомков Русскую землю, Святую Русь.

---

Мамая принимали все три княжича: Дмитрий, младший его брат Иван и двоюродный брат Владимир. Опытный и закаленный воитель встретился с малолетним Дмитрием. Мамай принял покровительственный тон.

Дмитрий еще не очень-то понимал, что искать ему в этой встрече. Учили его быть с ордынскими владыками обходительным и приветливым. Мамай и боярин Андрей Кобыла, а с ним и Сергий, знали, что искать.

Мамай прикинул, что московский княжич нуждается в сильной руке в Орде. Без поддержки хана не получить княжичу ярлыка на великое княжение. Если он, Мамай, поможет княжичу, то в Москве у темника будет дружеская рука, будет на кого опереться в предстоящих ордынских битвах за ханский престол. Мамай знал, что хан Навруз отдал ярлык Дмитрию суздальскому, обошел московских князей. Но хан Навруз убит ханом Кидырем, ханом, враждебным Мамаю.

Княжичи Владимир и Иван сидели за столом безмолвные. Дмитрий, как старший, подал чашу с медом ордынскому темнику.

Мамай отпробовал меда, поставил чашу и сказал, чтобы Дмитрий сел на свое место. За креслом Дмитрия стояли Андрей Кобыла и Сергий в одеянии воина.

— Просим темника,— начал Андрей Кобыла.— Восстанови справедливость! Не по отчине, не по дедине князь суздальский захватил у отрока княжеский стол. Привел ордынцев, требует княжича к ярлыку...

— Справедливость?— с усмешкой переспросил Мамай.

Однажды он уже объяснял русскому князю Олегу, что такое справедливость. Олега было желательно иметь другом в смутное время. А что может, что имеет за собой московский княжич? Он ничто в Орде. Дунуть, и облетит его власть, как пуховая головка одуванчика.

Мамай умел заглядывать вперед. Сегодня в Орде утвердился хан Кидырь. Он пришел из Синей Орды, ему неведомы пути ордынской политики, неведомо, как управлять Русью, как на Руси держать силы в равновесии. Но и хан Кидырь пришел не навечно, а на час. Мамай все более утверждался в мысли, что ему править в Орде. А по законам власти в Орде ныне надо помочь малолетке Дмитрию против суздальского князя. Суздаль, да Владимир, да Нижний Новгород в одной руке — это опасно. Малолетка князь на владимирском столе — передышка для Орды, пока не уляжется смута. Стало быть, не следует пугать московских княжичей поучением о том, что такое справедливость, но и помочь им у Кидыря Мамай не мог.

— К какому хану ты идешь на поклон?— спросил у Дмитрия, посмеиваясь, Мамай.

— В Орде есть один хан!— ответил Сергий за Дмитрия.

Мамай окинул взглядом смелого воина. Кто он? По одеянию ни князь, ни воевода, ни боярин, по ответу и хитер и мудр. Его взгляд встретили внимательные серые глаза. По твердому взгляду, по высокому челу, по незримым приметам Мамай угадал в нем главного в московском посольстве.

— Навруз убил Кульпу, Навруза убил Кидырь из Синей Орды!— сказал Мамай.— Сегодня в Орде один хан — Кидырь, но и над ним занесен меч. Хан сегодня не сила, сила сегодня за войском, а войско со мной.

— Драгоценны слова прославленного воителя! — ответил Сергий.— Драгоценный сосуд мудрости! Мы готовы принять ярлык от темника, но его оспорит суздальский князь!

— Я хочу,— произнес Мамай,— чтобы сын моего друга Ивана получил ярлык у Кидыря. Но, чтобы не случилось беды, я пошлю берегом тумен Бегича... Большой Орде жить рядом с Русью, Синяя Орда недолгий гость в Сарае... Берите ярлык, настанет час прийти сызнова, попомните, чем я помог...

Сергий ликовал в душе. Всегда было так: Орда ставила на Руси князей по княжествам, держала ярлык как сладкую приманку, чтобы стравливать русских. Ныне Орда тянется за помощью к русским князьям, чтобы Русь помогала одному хану против другого. Великое знамение!

3

Кидырь пришел в Сарай из Синей Орды, Ак-Орды. Ак-Орда — то улус Джучи, но разделился улус: Ак-Орда на Яике и в степях до Сырдарьи; Большая Орда в Сарае на Волге. Ак-Орда далеко от караванных путей по Волге; Большая Орда па золотом волжском пути. Давно ханы и царевичи Ак-Орды зарились па Большую Орду и волжский путь. Царевич Кидырь низверг ничтожного Навруза, сел на ханский трон, но эмиры и темники Большой Орды не приняли его и ушли на далекие стойбища. Кидырь затворился во дворце. Хан без ханской власти.

Андрей Кобыла доложил хранителю дворца, что к хану пришли московские княжичи просить ярлыка на великое княжение и принесли дары. Кидырь передал через хранителя:

— Дары пусть отдадут! Ярлык дам, когда вырастут!

Андрей Кобыла передал дары. Дары понравились, хан смягчился и передал через хранителя боярину:

— Пусть русы ждут!

Сергий меж тем бродил по Сараю, искал Никольскую церковь, где службу правил отец Сильвестр.

Отец Сильвестр заканчивал обедню. Молились в церкви русские рабы, русские ремесленники, что служили в Орде, ордынские христиане. Закончилась служба. Церковные служки гасили свечи. Отец Сильвестр ушел за царские врата снять свое облачение. Сергий стоял и ждал. Отец Сильвестр вышел из царских врат. На его пути встал русский воин и преклонил колено. Сильвестр протянул руку для благословения, и рука повисла в в воздухе. Ему ли не узнать в лицо этого воина, он ли мог ошибиться?

— Исповедуй, отец, меня, грешного! — тихо молвил Сергий.

Сильвестр проводил церковных служек, запер дверь изнутри и провел Сергия в исповедальню. Тут их никто не мог услышать. Сильвестр поцеловал руку Сергия. Сергий обнял Сильвестра.

— Не чаял, не ждал встречи, не надеялся еще раз слышать твой голос, видеть тебя...— глухо, подавляя слезы, сказал Сильвестр.

— Ты жалуешься на судьбу?

Сильвестр опустил глаза.

— Русский в Орде всякий новый день почитает божеским даром. Ты об этом хотел спросить?

— Я знаю, что здесь ты живешь в геенне огненной и нет с тобой близких, монах!— В голосе Сергия прозвучали суровые нотки.— Мы живем на острове, а вокруг геенна огненная. Что страшнее, Сильвестр? Собственная погибель от ордынской сабли или гибель и поругание близких? Ты умрешь мгновенно! Умрут близкие — умирает долго и мучительной смертью твоя душа! Попомни, что говорил епископ Серапион: «Села наши лядиною по-ростоша, величество наше смирися, красота наша погибе... И всласть хлеба своего изъести не можем и воздыхание наше и печаль сушит кости наши». Мы там, на Руси, пока в пепле, мы еще в пути к тому часу, что рассудит нас с Ордою, а ты уже в той битве, для которой ныне раздаются крики рожениц наших... Ты первый пускаешь стрелы, ты первый опускаешь меч! Разве стоит это сожаления?

— Мне тяжко, отец!

— Потому я пришел к тебе, брат! У воинов смерть на людях и с ними слава людская, с тобою слава небесная, а не людская! Я получал твои весточки, а теперь пришел спросить сам. Велика ли Орда, сохранила ли она Батыеву силу?

— Батый жил полтораста лет тому назад. Численно их стало больше, а сила не та! Ныне в Орде раздор и замятия! Раздором и замятней ослабела Орда, ослабела и своим богатством. С Батыем воины шли голодные и злые, шли, не жалея, ничего не имея позади. Русский воин шел, думая вернуться домой.

— А ныне?

— Ныне русский воин пойдет из сел, что поросли лядиною, из дома, что каждый час может быть сожжен ордынцем, пойдет в ярости и гневе; ордынец пойдет, надеясь вернуться к дому, к своим стадам, к своим женам, к своему городу и к своим богатствам.

— И ярость и гнев бессильны против стрел, копий и сабель. То наша забота — вооружить гнев и ярость. Твоя забота, брат, подкладывать сушняка в костер ордынской замятии.

Сильвестр послушно кивнул головой, молвил:

— Орда была сильна терпимостью веры. Сегодня мусульмане идут войной на христиан. Ислам не устает давить, а чем больше давит на веру, тем вера крепче.

— Не надейся, брат, что ордынский христианин не поднимет меча на русского христианина. Но ордынский христианин скажет тебе, что замышляют ордынские владыки против Руси. В Сарай приходят торговые гости со всего Востока. Среди них есть и христиане.

— Есть!— подтвердил Сильвестр.

— Они приняты восточными владыками и царями. Они знают, кто и на кого точит меч. Нам это тоже надо знать!

— Враждуют между собой и мусульмане,— заметил Сильвестр.

— Мудрый властитель, прежде чем идти в поход в чужую землю, расспрашивает о ней купцов. Христианские купцы, а ты говоришь и о мусульманских, могут направить меч ордынских соседей на Орду. И это будет нам великой подмогой! Труден твой путь, монах!

— Когда?— шепотом спросил Сильвестр.

— Никто не может предотвратить неизбежное, тебе назначено смотреть, как оно свершается!— ответил туманно Сергий.

4

Векиль ханского дворца объявил, что хан Кидырь назначил срок, когда примет челобитие московских князей.

Бояре ночью собрались на совет. Проблеск надежды. Принимая княжичей, хан знал, о чем его будут просить. Ждать осталось недолго, всего три дня.