Борис Михайлов - Любовная лихорадка и золото скифов

• Название: Любовная лихорадка и золото скифов
• Автор: Борис Михайлов
• Жанр: Прочие приключения

Елена преподавала в школе английский язык, а в каникулы подрабатывала в туристическом агентстве, водила экскурсионные группы по Крыму, работала с иностранцами. В курортной Феодосии встретить достойного мужчину проблема, город небольшой, оживает лишь в летний сезон. Она уже смирилась с одиночеством, и вдруг влюбилась в "нового русского" — Игоря, приехавшего в командировку. Встреча с Еленой перевернула его планы, и он влюбился, как мальчишка. В эти, счастливые для влюбленных дни, у Елены начались неприятности с немецкими туристами. Оказалось, они приехали с тайной надеждой откопать археологические сокровища — золото скифов, спрятанное гитлеровцами при отступлении из Феодосии в 1944 году. Местные бандиты выследили кладоискателей, и, требуя поделиться, похитили их. Елена вынуждена была общаться с иностранными корреспондентами, привлеченными сенсацией в город, позже участвовать в допросах горе — туристов. На общение с Игорем едва оставалось время.

---

Игорь тоже думал.

"Зря вспыхнул, хорошо не наговорил грубостей. В свои двадцать четыре, еще девчонка. В любовных делах совершенно не опытна. Как себя назвала — неумеха? Так и есть, но это поправимо. Сказочно повезло, в наше время вседозволенности, найти чистую неопытную душу".

Лена лежала на спине и смотрела в небо. Услышав шаги Игоря, не шевельнулась. Он сел рядом, взял руку, поцеловал.

— Лен, извини, я не прав, — покаянно проговорил он. Она поднялась, присела, посмотрела ему в глаза молча и не сразу заговорила.

— Ты тоже извини. Неудачно выразилась, обидела. Пойми, не готова к подобным вольностям. Время нужно. Ты разбудил во мне женщину, но полностью я еще не проснулась.

Игорь обнял ее, поцеловал в губы, она ответила.

— Простила? — Она кивнула и сама поцеловала.

— Пойдем в воду, искупаемся напоследок.

Возвращались с моря уже в темноте.

— Даша срочно просила позвонить, — сообщила мама. У Лены сердце екнуло — опять идти на допрос. Сама могла попрактиковаться в немецком, скоро совсем забудет язык. Мама заметила, как скисла дочь и успокоила. — Не на работу. Ей преподнесли четыре билета на концерт сестер Ротару, предлагает и вам с Игорем сходить.

— Подумала, опять к немцам. — Позвонила Даше. Телефон не отвечал, и Лена набрала сотовый.

— Через пятнадцать минут начало, приходите скорее. Если не поспеете, оставлю билеты у контролеров, назовешь свою фамилию, передадут билеты.

Елена положила трубку.

— Срочно переодевайся. Идем на концерт в летний театр на Набережной, — сказала Игорю.

— А ужинать? Проголодались, наверное, на пляже, — спросила Евдокия Андреевна.

— По дороге что-нибудь купим пожевать, — ответил Игорь и ушел в свою комнату.

— В зале прохладно, но не холодно. Пиджак не обязательно, — крикнула Лена через дверь.

***

Вторую неделю два раза в день Ольга ездила в госпиталь к своей подруге и соседке Маше, как и она одинокой. Участницу войны, ее положили не в городскую больницу, а в госпиталь. Подруге сделали операцию, и она нуждалась в уходе и диетическом питании. Администрация госпиталя держала пациентов на голодном пайке, и без помощи Ольги, неизвестно как бы пережила операцию.

Сегодня Ольга попрощалась с Машей и уже уходила, когда в коридоре встретилась племянница Нюра. После медицинского училища она работала здесь медсестрой. Виделись они редко, и, встретившись, разговорились. Обсудив семейные проблемы, племянница пожаловалась, что последнюю смену замучили высокие гости. Толпами ходят.

— Скорая доставила немца. Весь в синяках, сотрясение мозга. Начальство забросило всех больных, с ним только возится, а он по-русски ни слова. Помычит по-своему и опять лежит — не поймешь живой или дух испустил. Вот и бегаю к нему.

— Можно мне взглянуть? Помню одного немца с войны. В газете прочитала, вашего Эрвином зовут, знакомого звали, похоже, — призналась Ольга. Своего любимого она звала Эриком. Нюра отвела тетку в палату. Из четырех кроватей одна была занята. На ней и лежал немец. Ольга долго рассматривала его. Хотела увидеть глаза, — они были закрыты. Кроме глаз ничто не могло напомнить ей юношескую любовь.

"Неужели этот седой старик с узким худым лицом, тот самый Эрик, с которым целовалась, который учил немецким словам, а я его русским? Обещал, как кончится война, увезти с собой в Германию". На память пришло "Я лублу тиба, Ола". Сколько лет не вспоминала эти слова! Сама удивилась. "Надо же! Сохранила память. Эрик был другой. Высокий стройный с голубыми глазами, доброй улыбкой на устах. Что делает жизнь! А я разве лучше? Мне за семьдесят, а ему? Он на несколько лет старше. Я еще ничего, старуха, но не такая древняя, как старик, что лежит на больничной койке. Скорее всего, это другой человек. С чего взяла, что Эрвин — мой Эрик? Лишь совпадение, служил в Феодосии, имел отношение к археологической команде? Но копали во дворе, где он жил! Выходит, он".

— Пошли, тетя Оля! — позвала племянница. — Чего на него смотреть?

Эрвин услышал голоса и открыл глаза, повернул голову, равнодушно посмотрел на женщин в белых халатах. Конечно, не было в его глазах прежнего юношеского блеска. И были они не голубые, а какие-то бесцветные, тусклые.

Ольга улыбнулась ему, он не ответил. Продолжал смотреть бессмысленным взглядом сразу на двух женщин. Она попыталась рассмотреть его глаза.

— Пойдем, скажу врачу, что проснулся, — проговорила Нюра, и увела Ольгу.

По дороге домой Ольга продолжала думать о быстротечности жизни. Дома нашла вчерашнюю газету, проверила имена немцев. Молодой — Курт, старый — Эрвин. Он или не он? Как полное имя ее любимого она не спрашивала. Звала Эриком.

"Зря полюбопытствовала, зашла посмотреть. Лучше бы остался в памяти молодым. Теперь буду постоянно видеть этого старика с бессмысленным взглядом. Всю оставшуюся жизнь сомневаться — он или не он. В палате чуть не назвала по имени. Слава Богу, не решилась".

Мысли о немце не оставляли Ольгу. Не выключала радио в надежде услышать что-нибудь, но о похищении немцев больше ничего не говорили. Спросила у своей жилички газет, которые она, как всегда приносила, возвращаясь с пляжа. В местной "Победе" — ни строчки, в "Крымской правде" выступала искусствовед. Приводила цифры потерь культурных ценностей в войну, примеры разграбленных курганов. Оказывается, современные дикие кладоискатели нанесли урон науке больший, чем немцы. Профессиональные археологи из-за отсутствия финансирования практически свернули поиски в Ленинском районе Крыма, особенно богатом местами первобытных стоянок, и древними, еще не изученными, курганами. Ничего о личностях немецких туристов, газета не сообщала. Не называла даже имен.

Уговаривала себя не думать, забыть, но мысли не отпускали. Вечером Ольга посидела с подругой у ее постели, послушала больничные сплетни о немецком пациенте и, прежде чем отправится домой, не смогла перебороть искушение заглянуть в палату, куда заходила с Нюрой.

Едва она отворила дверь, молодой мужчина на стуле возле больного, закричал:

— Доктор придет? Сколько ждать! — по акценту Ольга догадалась, это напарник старика, о котором писали в газете.

Она была в белом халате, и Курт принял за медицинскую сестру.

— Позвать доктора? — спросила она, войдя в палату.

— Зови!

Она посмотрела на лежащего больного. Глаза открыты, бессмысленный взор направлен в потолок. На приход Ольги не реагировал. Она бы осталась внимательнее разглядеть лицо старика, но молодой немец ждал, не понимая, почему не бежит за доктором.

Ольга зашла в ординаторскую. Там, склонившись над историями болезней, сидела врач, что делала операцию подруге. Ольга обратилась к ней.

— Зинаида Аркадьевна, молодого немца встретила, требует врача к больному старику.

— Закончится пятиминутка, и Валерия Осиповна сама подойдет. Он и сюда приходил. — Она оторвалась от бумаг, посмотрела на Ольгу. — Подопечная ваша идет на поправку. На будущей неделе, думаю, выпишу. Диету еще несколько недель придется соблюдать.

— Справимся, Зинаида Аркадьевна! Вы так хорошо отнеслись к Маше, спасибо.

Ольга вышла в коридор. "Передать молодому или ему уже говорили? Повод заглянуть еще раз в палату к старику". Зашла. Немцы разговаривали. Курт обернулся, увидев вместо врача Ольгу, вскипел.

— Сказал врача!

— Я передала. У них пятиминутка. Как закончится, придет.

— Пятиминутка по-русски сколько? — спросил Курт.

— По-разному. Пятиминутка это совещание.

— Мы платили медицинскую страховку.

Ольга молчала, всматривалась в лицо лежащего старика. Надеялась в глазах увидеть прошлое, если это её Эрик. Эрвин уловил ее интерес и тоже пристально посмотрел на неё, но ни в сердце, ни в мозгу ничто не откликнулось. Он и не проверял свою память, просто заинтересовался новым лицом.

— Как его самочувствие, — спросила Ольга.

— Сама смотри!

"Дальше находиться в палате нельзя, надо уходить, или решиться спросить". И Ольга обратилась к Курту.

— Спросите, в войну ваш дядя не знал девушку Ольгу? Олу. Здесь, в Феодосии.

Курт с любопытством посмотрел на Ольгу и выполнил ее просьбу. Эрвин ожил.

— Ола? Олга! Да, да. Ты знаешь Ола? — медленно заговорил Эрвин по-немецки, услышав вдруг давно забытое "Ола".

Сердце Ольги забилось. Что он сказал, она не поняла, но услышала знакомую интонацию, с которой он когда-то произносил её имя. "Он! Не узнал! Как узнать в семидесятилетней старухе девчонку! Признаться? Сказать, что я и есть та самая Ола, а ты мой первый мужчина? Господи! Как безжалостно время, разлучившее нас! Не узнаем друг друга".

Пока Ольга размышляла, Эрвин тоже напрягал память. "Что-то в медсестре напоминает "Олу". Может глаза? Волосы, лицо не её. Глаза! Доброта, светившаяся в них"!

— Ола? — собрав последние силы, спросил он и попытался приподняться.