Олег Мальский - Три недели из жизни лепилы

• Название: Три недели из жизни лепилы
• Автор: Олег Мальский
• Жанр: Юмористическая проза

---

Дарование ничего не увидело и запаниковало. Лимит времени истекал. Больная чернела.

Я отпустил перстневидный хрящ и пролез к голове. Когда совал трубу, белесоватое озерцо уже переливалось в трахею.

После этого я зарекся бросать штурвал на дежурствах в «неотлоге».

Но Бог троицу любит. В «урологии» Первонючка не смогла провести в эпидуральную иглу полиэтиленовый катетер и потянула его назад.

Присутствующие остолбенели. Иголка с изогнутым концом, поэтому катетер можно извлекать только вместе с нею. В противном случае перережет трубочку как нечего делать.

И перерезала. Потом нейрохирурги долго ковырялись в эпидуральной клетчатке, скусывая дужку за дужкой, но инородного тела так и не нашли. «Окуклившись», ученики становятся еще опаснее. Не все — лишь самые «одаренные». Большинство проходят вторую стадию стремительно и почти незаметно для учителей.

Люба Мефодиева приграла очередного супермена с периферии. С виду представительный, десять лет стажа. На первом же наркозе вентилировал больного чистой закисью. Углублял эффект тиопентала. «А кислород где?» — «Я всегда так делаю».

Последней фразой объясняют тысячи медицинских преступлений и десятки тысяч потенциальных преступлений.

Поэтому я вместе со своими больными стараюсь быстро идентифицировать «корифеев», застрявших между второй и третьей стадиями, и держаться от них подальше.

Ибрагим Нузейли безнадежно застрял между первой и второй стадиями. Этот пухлый аспирант из Палестины успешно апробировался, после чего учудил небольшую «одиссею» по корпусам.

Еще раньше в «нейрореанимации» Ибрагим угробил какого-то крупного специалиста по крылатым ракетам. Специалист поступил в некогда овеянное славой отделение с инсультом и бульбарными нарушениями без выраженной дыхательной недостаточности.

B ординаторской заседал очередной «конвульсиум». Решали, что лучше: интубировать через рот, загружать и проводить управляемую ИВЛ[64] или интубировать через нос, обеспечить легкую седацию и проводить перемежающуюся принудительную ИВЛ[65] или наложить трахеостому и оставить на самостоятельном дыхании.

Тем временем в палате без пяти минут КМН Ибрагим Нузейли (на кой ляд ему наши корочки в Палестине, или тоже собрался в Йемен?) осваивал назотрахеальную интубацию. На пятой попытке сердце, измученное бесконечными партбюро и паранояльной секретностью, не выдержало.

Тогда отделение, не сговариваясь, вспомнило нигерийца Мабуто.

Мабуто все два года своей ординатуры просидел в 11-м корпусе на реконструктивных ЛОР-операциях. Больные хронические, приходят с наложенными ранее трахеостомами. На вводном наркозе заменишь расщепленную трубочку на респираторную[66], и отдыхай. Сестра вводит релаксанты и прочие необходимые яды, также не вставая с табурета.

На итоговом кафедральном аутодафе Мабуто спросили: «Как же ты работать-то будешь? Интубировать так и не научился» — «А чего там учиться?

Ведь на шее дырочка есть».

По меньшей мере никого не убивал.

В «урологии» Нузейли тоже проявил ненужную активность. В день местных анестезий, когда наш брат разминается в сестринской дареным коньяком и ворованным спиртом, Ибрагим прорвался в операционную и вызвался усыпить дедушку с аденомой простаты. Дедушке накладывали эпицистостому под местной анестезией. Усыпил насмерть. Потом нам с Сережей долго втыкали по самые помидоры. Без вазелина.

В клиниках за результаты лечебного процесса отвечает старший, даже если он в тот роковой момент находился за сотни метров от места происшествия. Как же иначе? Однажды в той же Боткинской некий ординатор второго года на субботнем дежурстве уморил больного, в воскресенье утром отпросился пораньше, а с понедельника ушел в отпуск. И где его искать? А наставник весь тут, как на ладони.

Вот почему Полина Стефановна и ее верный оруженосец Зоя на пушечный выстрел не подпускают молодежь к своей операционной. А бесхребетные типа меня огребают синяки и шишки.

С первых же дней своего кураторства я принялся за модернизацию анестезиологической службы «гинекологии» — самой отсталой в Боткинской. Совершенно не охваченной регионарными методами обезболивания. И столкнулся с глухой обструкцией в лице Мухамедова, постепенно переросшей в объявленную войну. «В моем отделении этого говна не будет», — при свидетелях заявил мне доцент. «Ваше отделение пока еще не приватизировано», — ответил я ему. И понеслась…

Мухамедов демонстративно отказывался даже прикасаться к бодрствующим пациенткам. Просто разворачивался и уходил.

Мы хамили друг другу, обменивались рапортами на имя «главного». Нас неоднократно мирила Батыриха.

— Зачем ты с ним связываешься? — урезонивает меня Гоша, — Он даже своих кавказов затрахал до невозможности. Упрямый, как осел. Никак не избавится от нацменских замашек. Уважение к старшим, например. Ты знаешь, он третирует своего младшего брата как несмышленого мальчика. А разница всего в два года. Или песни про Дагестан — самый живописный, самый гостеприимный, самый морально устойчивый на свете. Населенный исключительно мастерами спорта по вольной борьбе, космонавтами, академиками, поэтами и долгожителями. Если бы не предатель Хаджи Мурат, имам Шамиль до сих пор держал бы круговую оборону.

Вместе с Гитлером — его Мухамедов уважает. У него вообще своеобразный взгляд на историю. Зря Россия присоединяла к себе национальные окраины и кормила-поила их больше ста лет. Без России Узбекистан с Таджикистаном давно бы вырвались в десятку богатейших стран мира. Дагестан, разумеется, в пятерку. Злорадствует по поводу всех наших неудач, начиная с татаро-монгольского ига и заканчивая Афганистаном. Поливает русских грязью: бабы сплошь проститутки, мужики алкоголики. А ведь, сука, тридцать лет живет в России, получил здесь квартиру, защитился, е*ал этих самых проституток, кормится с них. А спорить бесполезно.

Он всегда прав. Держит в столе Энциклопедический справочник и сборник кроссвордов. Оттачивает эрудицию. Посыпает окружающих именами и датами. Но, когда подловишь его на «ляпе» и поправишь, лезть в стол не торопится.

К больным у Мухамедова свой, неординарный, подход.

Проверенный многолетней практикой. Удалит кисту яичника или миоматозный узел и напускает на себя трагизм. Высокое чело в обрамлении редких седых волос прорезают глубокие морщины. В уголках рта залегают складки. «Доктор, у меня рак?» — «Да, рак, — и буровит несчастную поросячьими глазками, — Но я ему все корни-то пообрубил!» И не нужно никакого вымогательства.

Но руки хорошие. Отличные. Во всех закутках малого таза на высоте. Никогда не зовет хирургов, даже если в процесс вовлечены кишки, селезенка, забрюшинное пространство. Сам начинал «общим» в глухой участковой больнице.

Владеет методиками гистероскопии, криодеструкции[67], массажа матки. С последним методом связана одна из Боткинских баек.

Ближе к концу рабочего дня привел Мухамедов «блатную» в раздевалку. Поставил «раком» на кушетку, надел перчатки, отвинтил крышку с вазелиновой банки. Тут постучали в стенку — к телефону. Извинился, вышел. Через минута заходит ассистент Ованесов. В отличие от альбиноса Мухамедова типичный кавказец, горбоносый и волосатый.

Начинает раздеваться — в сумерках не разобрал, что не один.

А баба смотрит в зеркало у себя над головой и воображает Бог знает что. Даже завизжала.

Впрочем, такой курьезы может приключиться с кем угодно, вне зависимости от национальности.

Однажды на семинар к ассистенту кафедры урологии Клобукову — записному матершиннику и пошляку — прибежала Мария Ивановна. Сверхинтеллигентная, воспитанная в лучших старорежимных традициях старушка.

Нервно хихикая, потащила его за рукав в эндоскопический кабинет. Курсанты, разумеется, последовали за ними.

В кабинете на кресле раскорячился мужчинка средних размеров.

Но агрегат! Самый длинный цистоскоп не доставал до мочевого пузыря. Сложил член в гармошку, но так и не достал.

Несмотря ни на что, я был доволен изменением своего статуса.

Во-первых, ощутимая прибавка к жалованию — целых пятьдесят рублей. Во-вторых, резкое уменьшение количества лично проводимых анестезий. Я выстаивал, точнее, высиживал в операционной пять-шесть полных рабочих дней в месяц. Конечно, меня, как куратора каждую неделю дергали в «урологию» и «гинекологию» на трудные случаи. Профессорша требует присутствия ассистентов на всех реальных, вероятных, ожидаемых и неожиданных осложнениях в подшефных отделениях.

Впрочем, с такими матерыми волками, как Сергей Антонович и Гоша, консультанту остается только, по меткому выражению Цезаря, придти, увидеть и… через пятнадцать минут снова попивать чаек на кафедре.