Василий Гроссман - Несколько печальных дней (Повести и рассказы)

• Название: Несколько печальных дней (Повести и рассказы)
• Автор: Василий Гроссман
• Жанр: Русская классическая проза

---

Гроссман Василий Несколько печальных дней (Повести и рассказы)

Василий Гроссман

Несколько печальных дней

Повести и рассказы

СОДЕРЖАНИЕ

Л. Лазарев. Человек среди людей. О Василии Гроссмане. Вступительная статья

Рассказы

Четыре дня

В городе Бердичеве

Рассказик о счастье

Повести

Кухарка

Цейлонский графит

Повесть о любви

Рассказы

Дорога

Авель (Шестое августа)

На войне

Несколько печальных дней

Молодая и старая

Лось

Тиргартен

За городом

Из окна автобуса

Маленькая жизнь

Осенняя буря

Птенцы

Собака

Обвал

В Кисловодске

В большом кольце

Фосфор

Жилица

Сикстинская мадонна

Мама

На вечном покое

В книгу одного из крупнейших мастеров русской советской прозы Василия Гроссмана (1905-1964) вошли почти все лучшие произведения, созданные писателем за тридцать лет творческой деятельности, ставшие уже библиографической редкостью ("Четыре дня", "В городе Бердичеве", "Повесть о любви", "Тиргартен" и др.).

Уважением к человеку, осмыслением глубинных точек человеческой жизни пронизаны впервые издаваемые рассказы. Их отличает ощущение праздничности бытия при всех его теневых сторонах. Достоинство прозы писателя - богатство и пластичность языка, стремление к афористически насыщенному слову, тонкий психологизм, подлинно высокий драматизм повествования. В. Гроссман - автор и посмертно изданного романа "Жизнь и судьба", который по глубине и масштабности является одной из серьезнейших работ последнею времени

Л. ЛАЗАРЕВ

ЧЕЛОВЕК СРЕДИ ЛЮДЕЙ

О Василии Гроссмане

Роман Василия Гроссмана "Жизнь и судьба" наши читатели прочитали лишь в прошлом году, через двадцать восемь лет после того, как он был написан, и через двадцать четыре года после смерти автора. Роман этот, находившийся столько лет в заключении (не в метафорическом, а в буквальном смысле этого слова - рукопись была изъята у автора сотрудниками Комитета государственной безопасности) и чудом, благодаря самоотверженности его друзей, уцелевший, стал одним из главных, если не главным литературным событием восемьдесят восьмого года: номера журнала "Октябрь", опубликовавшего "Жизнь и судьбу", зачитывались до дыр, в библиотеках за ними выстраивались длиннющие очереди, о романе много писали в газетах и журналах, за редчайшим исключением, восторженно, он был у всех на устах. Но большинству читателей романа имя его автора ничего не говорило или, в лучшем случае, было известно понаслышке. Почти никто из них не знал первой книги романа - "За правое дело", ее стали разыскивать после того, как была прочитана "Жизнь и судьба". В лектории Политехнического музея - дело было осенью прошлого года, через несколько месяцев после публикации романа Гроссмана, - я спросил, кто еще не прочитал "Жизнь и судьбу", - три или четыре человека подняли руку. "А кто читал что-нибудь еще Гроссмана", - задал я второй вопрос, - поднялось тоже три или четыре руки. А в зале было больше двухсот человек...

Так что читателям, в сущности, еще только предстоит открыть для себя писателя, недавно прочитанная книга которого явилась для многих из них потрясением - никакое другое слово тут не годится, не передает произведенного впечатления. Впрочем, нет ничего удивительного, что сегодняшний читатель в массе своей не знает Василия Гроссмана, хотя задолго до того, как им был написан роман о Сталинграде, прославивший его имя, еще в предвоенные годы ему отводилось, по "гамбургскому счету", видное место в ряду самых талантливых советских писателей. Гроссмана в послевоенную пору издавали скупо, с большим трудом: официальная репутация у него была более чем сомнительной. В 1946 году как идейно порочная была осуждена его пьеса "Если верить пифагорейцам". В 1952 году свирепой организованной проработке в печати и на писательских собраниях был подвергнут роман "За правое дело", затем, как я уже говорил, была арестована рукопись романа "Жизнь и судьба". Рассказ "Тиргартен" и повесть "Добро вам!", уже набранные, стоявшие в номере, не пропустила цензура. После смерти писателя вышла в 1967 году единственная его книга - далеко не полный сборник послевоенных повестей и рассказов, по которым к тому же изрядно погулял цензорский карандаш. После этого в течение двух десятилетий - ни строчки. Одно время - в изданиях, приуроченных к тридцатилетию Победы, - даже имя его вычеркивалось, словно и не было такого писателя.

Хочется надеяться, что сборник повестей и рассказов Василия Гроссмана, который держит сейчас в руках читатель, поможет ему составить представление - пусть первоначальное, пусть самое общее (за пределами книги остались роман "Степан Кольчугин", повесть "Народ бессмертен" и превосходные очерки военных лет, роман "За правое дело" - все эти вещи, надо думать, тоже будут в ближайшее время переизданы) - о творчестве автора "Жизни и судьбы", главным образом, о его "малой" прозе...

"...Все мы, нынешняя литературная генерация, выпорхнули на свет из широкого горьковского рукава" - это давняя фраза Леонида Леонова стала уже историко-литературной формулой. Многое она объясняет и в судьбе Василия Гроссмана. В той литературной генерации, которую в годы Советской власти пестовал и направлял Горький, он был одним из последних. В 1932 году к Горькому попала рукопись двух первых произведений Гроссмана - рассказа "Три смерти" и повести "Глюкауф". Сочинения эти Горький подверг довольно суровой критике, однако кончил свой отзыв словами, которые обнадеживали начинающего автора: "Человек он - способный..." Гроссман после этого засел за серьезную переработку "Глюкауфа" и в апреле 1934 года представил в редакцию новый вариант.

Что было дальше, рассказал он сам через много лет: "Помню, что я отнес рукопись в редакцию "Альманаха" во второй половине дня, а на следующий день мне сообщили, что Горький уже прочел мой роман.

Рукопись была одобрена Горьким и принята им к печати в альманахе "Год XVII". При втором чтении "Глюкауфа" им было сделано несколько замечаний.

В апреле 1934 года в "Литературной газете" был опубликован мой первый рассказ "В городе Бердичеве". Горький прочел этот рассказ и в мае пригласил меня к себе в Горки.

Эта встреча (5 мая 1934 года) навсегда сохранится в моей памяти. Сперва Горький расспрашивал меня о моей работе, затем он заговорил об общих вопросах - о философии, религии, науке. Помню, что говорил он также о том, как по-новому формируется характер людей в новых советских социальных условиях, приводил примеры.

Эта встреча с Алексеем Максимовичем в большой степени повлияла на дальнейший мой жизненный путь.

В это время я еще не был литератором-профессионалом. Алексей Максимович посоветовал мне всецело перейти на литературный труд".

Так родился писатель. В литературу Василий Гроссман пришел из гущи жизни - провинциальной, шахтерской, заводской, хорошо знал, как живут рабочие, техники, инженеры. Он многое успел повидать в годы своей юности и молодости. Помнил гражданскую войну на Украине, эти впечатления отозвались в ряде его произведений. Родители Гроссмана принадлежали к той низовой интеллигенции (отец - инженер-химик, мать - преподавательница французского языка), которой и в 20-е и в 30-е годы материально жилось очень нелегко, концы с концами сводились с большим трудом, в школе и в университете ему пришлось постоянно подрабатывать себе на жизнь. Он был и пильщиком дров, и воспитателем в трудовой коммуне беспризорных ребят, нанимался на летние месяцы в Среднюю Азию во всевозможные экспедиции. В 1929 году Гроссман окончил химическое отделение физико-математического факультета Московского университета и уехал в Донбасс. Работал в Макеевке старшим лаборантом в Научно-исследовательском институте по безопасности горных работ и заведующим газоаналитической лабораторией шахты "Смолянка-11", затем в Сталино химиком-ассистентом в Донецком областном институте патологии и гигиены труда и ассистентом кафедры общей химии в Сталинском медицинском институте. В 1932 году Гроссман заболел туберкулезом, врачи рекомендовали ему поменять климат, он переехал в Москву, поступил на работу на карандашную фабрику имени Сакко и Ванцетти - был там старшим химиком, заведующим лабораторией и помощником главного инженера. Впечатлениями тех лет навеяно многое в его произведениях - и не только в ранних, как "Глюкауф", "Повесть о первой любви", "Цейлонский графит", но и в романе "За правое дело", в главах, посвященных шахтеру Новикову.

Конечно, подлинный художник наделен особой проницательностью, он видит и то, что не бросается в глаза людям, у которых нет художественного таланта, что закрыто от них. У художника особая отзывчивость, особое воображение, позволяющие ему проникать в мысли и чувства, взгляды и резоны других людей - иного возраста, среды, воспитания, мировосприятия, ставить себя на их место, вживаться в их жизнь, но этот дар, данный природой, питает биография писателя, пережитое им самим, накопленный жизненный опыт. Гроссман немало успел повидать до того, как стал профессиональным литератором, но очень многое ему пришлось пережить и потом, в годы разгула массовых репрессий (была арестована его жена - О. М. Губер), во время Великой Отечественной войны (на всю жизнь незаживающей раной осталась смерть матери, уничтоженной гитлеровцами в еврейском гетто Бердичева), о терниях его литературной судьбы в послевоенное время я уже говорил.