Кэтрин О'Флинн - Что пропало

• Название: Что пропало
• Автор: Кэтрин О'Флинн
• Издательство: Астрель, Corpus
• Жанр: Детектив
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-271-27464-0

Маленькая Кейт хочет стать детективом. Она одинока и почти ни с кем не общается. Все свободное время девочка проводит в огромном торговом центре, она следит за подозрительными личностями, которые могут оказаться преступниками, и записывает свои наблюдения в дневник. Она очень одинока и её единственный друг — игрушечная обезьянка. Но однажды девочка загадочным образом исчезает… Двадцать лет спустя во время ночного дежурства охранник торгового центра видит призрачную фигуру девочки с игрушечной обезьянкой на мониторе камеры слежения. Вдвоем с подругой Лайзой они идут по пустынному торговому центру, пытаясь раскрыть тайны далекого прошлого.

До того как стать писателем, Кэтрин О'Флинн сменила много занятий: работала почтальоном, продавцом в музыкальном магазине, учителем, редактором сетевых изданий.

Дебютный роман «Что пропало» принёс О'Флинн оглушительный успех. Она была номинирована на несколько значительных литературных премий, получила престижный приз Costa Books и была названа лучшим дебютантом в английской литературе 2008 года.

---

В бетонном дворе одной старой фабрики на улице Лонг-Акр была квадратная яма; в темную глубину спускалась ржавая лесенка. Курт подолгу смотрел в яму: хотелось спуститься туда, но прежде надо было убедиться, что там нет ничего плохого. Он ложился на землю у края, вглядывался в черноту — не обозначатся ли во тьме какие-то фигуры. Иногда солнце стояло так, что можно было заглянуть глубже, но увидеть, где кончается лесенка, все равно не удавалось. Было ли это бомбоубежище, или склад опасных химикатов, или место, куда отправляли ленивых рабочих, — он терялся в догадках. А может быть, там было спрятано сокровище.

Однажды Курт взял из-под раковины в кухне отцовский фонарь. Он посветил в яму и все равно не увидел дна. Он стал медленно спускаться по лестнице, но, сообразив, как глубоко она уходит и что двигаться дальше надо либо без рук, либо без фонаря, перепугался и полез быстрее, чуть не промахиваясь ногами мимо ступенек. Дно встретило его жестким толчком. Он посветил вокруг и увидел помещение размером с классную комнату. Пахло холодом и сыростью. На полу валялись бумажки. Курт поднял две штуки и рассмотрел при свете. Это были какие-то технические руководства — с чертежами и формулами на пожелтелой, ломкой бумаге. Между вещами, валявшимися на полу, не было никакой связи: старая свернутая грифельная доска без надписей, детали механизмов, сломанный зонтик. Курт медленно пошел в дальний угол. Не было ни банок из-под пива, ни других следов обитания. Курт чувствовал себя первооткрывателем — он первым набрел на останки рухнувшей империи. В углу он повернулся посмотреть туда, откуда пришел, — и испугался: луч фонарика не достигал лестницы. Он видел только пустое помещение без выхода. И пронзила мысль: сейчас никто на свете не знает, где он. Он пропал, исчез с земли. Мысль была невыносимая, удушающая. Она вытеснила все остальные мысли. Старые батарейки в фонаре разрядились, свет погас. Мрак окружил его, и на миг он подумал, что умер. Он помчался вслепую. Через несколько секунд все же отыскал лестницу, полез наверх, ободрал колено и все время в ужасе ждал, что невидимая сила потащит его за ноги обратно.

После этого яма представлялась ему смертью — местом, куда можно сойти и увидеть, что такое смерть. Он прикрыл яму древесно-стружечной плитой, а сверху положил камни. И теперь, когда шел по этому участку, точно знал, что у него под ногами.

Курт понял, что его секретные места и безмолвная индустриальная площадка для игр перестают существовать. Он видел, как возводятся леса и как их разбирают: в нескольких сотнях метров открывался новый торговый центр. Отец уже запретил членам семьи посещать «Зеленые дубы». Центр построили на месте его бывшего завода, и Курт-старший счел это оскорблением всему району — там будут работать женщины, покупать должны будут женщины и не будет производиться ничего стоящего. Но младшему Курту было любопытно туда заглянуть. Он хотел посмотреть, могут ли выжить призраки.

*

В комнату персонала ворвался Дэн.

— Е… твою мать. Десять минут спускался в е…м лифте — эти е…е обезьяны-покупатели жали на каждую кнопку и кудахтали, как идиоты, когда он останавливался: ой! Чудо из чудес, дверь открылась еще на одном — ты угадала — этаже этого е…о магазина. Можно подумать, дверь открывается туда, куда смотрит телескоп «Хаббл».

«Где мы?» — «Это этаж с играми?» — «Не знаю. Надпись — четвертый». — «Что на четвертом?»

Черт возьми, как они ухитряются найти дверь своей квартиры? Доехал наконец до первого этажа, пробиваюсь сквозь толпу пингвинов, машущих крыльями у полок, дохожу до «Маркса и Спенсера» — и для чего? Чтобы застрять в очереди к этой аномалии с восковыми пальцами. Слушай, я засекал время — веришь ли, ей требуется сорок секунд, чтобы раскрыть пакет и сунуть туда сэндвич! С ума сойти. Я, на нее глядя, думал — меня кондрашка хватит. Почему ее посадили за кассу? От нее только одно требуется, и она не может этого сделать — поместить треугольную пластиковую коробочку в квадратный полиэтиленовый пакет. Ей надо было выдать резиновые перчатки, а еще лучше — отрубить руки к черту, ей от них никакой пользы. И вот, после изнурительной многовековой возни, мне дают мой сэндвич. Теперь обратно на рабочее место — адским лифтом, и из часового перерыва у меня на еду — ровно двадцать минут. Если в холодильнике нет молока, клянусь Богом, я отпилю себе член ржавой ложкой.

— Молока нет, — безучастно подтвердила Лиза.

Дэн моргнул, вздохнул, повалился в кресло напротив и положил голову на стол.

В комнате воняло переполненной урной. На полу валялись останки жареных цыплят, дожидаясь, когда ими займется наконец уборщица.

— Что ты ел на обед? — спросила Лиза.

Дэн ответил, не поднимая головы:

— Картофель фри с соусом песто и «Пармезаном», сэндвич с бри и виноградом — «большой, толстый и вкусный» — и… фруктовый коктейль и десерт с профитролями в горшочке.

— Ого. Ты Калигула?

Дэн поднял голову и огляделся.

— Правильно. Да, Калигула, во всем своем великолепии — и наслаждаюсь ароматами протухшего фастфуда. Я понимаю, работа здесь, особенно в субботу, — такое нескончаемое наслаждение, что надо умерить его едой, — что у нас сегодня? — Дэн осмотрел Лизин серый домашний сэндвич. — О господи! Не может быть — рыбная паста? Ты мне не снишься? Война кончилась, слыхала? Карточек больше нет. И вообще, вали к себе в контору. Я думал, менеджеры там должны сидеть за своим трехчасовым обедом.

Лиза улыбнулась:

— Я ведь двойной агент. Люблю покрутиться в низах, а потом доложить начальству о бунтарских настроениях. Так я и получила свой изумительный пост — стуча на диссидентов и отказников.

— Черт! — сказал Дэн, словно ему только что открыли глаза.

— Ну а у тебя как день прошел? — спросила Лиза.

— Обычно. Очередная возможность увидеть человечество в лучших проявлениях. Иногда до смерти хочется встречи со стандартным психом — ну, знаешь, с добрым основательным невротиком, который тревожится из-за пропущенных серий «В автобусах». А вот с нормальными тяжелее всего. У меня примерно четыреста семнадцать жалоб от покупателей, что нужные им CD на прошлой неделе были дешевле. Я объясняю, что распродажа кончилась в четверг, а они все, как один, смотрят на меня, моргают и говорят: «Но я хочу купить его сейчас». Я как можно вежливее отвечаю: «Боюсь, сегодня уже цена без скидки. Может быть, вам стоило купить в четверг, когда магазин был разукрашен объявлениями пять метров на пять: „Сегодня последний день распродажи“». И тут — вот что меня убивает — они говорят: «Это незаконно».

Что это? Откуда они набрались этой юридической ахинеи? Дурацкого, путаного представления о законе — из серий «Сторожевого пса» и с коробок кукурузных хлопьев? Их нельзя выпускать без провожатых. Но одно замечательно, одно вселяет в меня безмятежность: они настолько глупы, что не могут понять — у нас всего восемь дней в году нет распродажи, завтра она опять начинается. Я стою, слушаю их бред, и он меня не трогает — я знаю, у нас наверху полторы тысячи этих дисков ждут наклеек с новой графикой, и не сегодня-завтра они будут в торговом зале по обычной низкой цене. Раньше я, может, и сказал бы им об этом, но теперь — нетушки.

— Что ж, тоже победа, — сказала Лиза, но Дэн оставил ее реплику без внимания.

— А потом к прилавку подошла женщина в красивом платье и о чем-то меня спросила. Не знаю, что-то в ней меня сразу расположило. Приятное, простое лицо, и вид, понимаешь, такой, что подошла не с жалобой, не с претензией. Короче, спрашивает, а я не понимаю слов. Только какие-то звуки. Не пойму, то ли она только что от зубного врача, то ли глухая, то ли у нее проблемы с речью… но мне все равно, рад помочь человеку, который не пристает с распродажей. Раза два или три прошу ее повторить, и уже становится неловко, потому что кое-какие слова разбираю, а смысла нет. Раз извиняюсь, два, а потом думаю: может, дать ей бумагу и ручку? Не рассердится? Не будет ли это невежливо, оскорбительно? Я уже в отчаянии, очередь растет, даю ей ручку и бумагу. Она просияла, как будто хотела сказать: «Чудесно, как я сама не догадалась?» Пишет свою просьбу, а я доволен собой и думаю, как хорошо, что есть еще приятные люди, которым стоит помочь, и они тебя не подгоняют. Она с улыбкой дает мне листок, и я ей тоже улыбаюсь и смотрю на листок, а там написано: «Ужасник нет вижу фильма видео».

— Как? — сказала Лиза.

— Буквально. «Ужасник нет вижу фильма видео». Кажется, это самое она и говорила. И смотрит на меня, как будто спрашивает: «Теперь вы поняли?»

— И что ты сделал?

— Кивнул ей так, как будто все понимаю и полностью владею ситуацией, а потом сказал, что ей надо пойти на пятый этаж и попросить Майка.

Безымянный молодой человек

Верхний пассаж, сектор 3