Анатолий Суров - Рассвет над Москвой

• Название: Рассвет над Москвой
• Автор: Анатолий Суров
• Жанр: Драматургия

---

Вахтер. С почётом Агриппина Семёновна! Барышня с вами?

Агриппина Семёновна. Да ты вглядись. Петрович! Внучка. Иль не похожа? (Говорит просто, тихо, но в голосе её звучат торжественные нотки.) Ну, Саня, вот она, фабрика наша. Мать твоя немало сил тут оставила. И я за этими воротами годков пятьдесят пять отбарабанила. С двенадцати, считай, лет… И моя матушка здесь жизнь прожила… Ты на могиле-то её была? Что написано на плите надмогильной, помнишь?

Саня молчит.

«Здесь покоится святая великомученица ткачиха Евдокия Горкина, умершая смертью голодной собаки». (Молчит. Ей трудно говорить: слёзы подкатили к горлу.)

Молчит и Саня.

Так-то, внучка. Отец мой такую надпись для покойницы сочинил. Сам-то он в Сибири, на Акатуе, дни свои кончил… А мой супруг — твой дедушка — за этими самыми воротами голову сложил. Баррикада тут была в пятом году. Капу в то утро как раз крестить собрались, а поп-то заместо крестин отца отпевал… (Пауза.) Ты хозяйкой сюда иди! Наша фабрика! Кровью, рабочей кровью за неё заплачено.

Саня. Когда б не день сейчас был, а ночь, никто бы не видел меня, я бы на колени перед воротами этими встала.

Агриппина Семёновна (поцеловала внучку в лоб, будто благословила; и, желая подавить волнение, говорит нарочито деловым тоном.) В печатный цех, значит? А может, в ткачихи хочешь, по моей специальности? Нет, тебе лучше в раклистки идти. Ты рисунок любишь, понимаешь. Попрошу Гермоген Петровича. Ста-арый мастер, почти что одногодок мой. Первый знаток печатного дела. И мастерству тебя и жить научит.

Двенадцатичасовый гудок. Из цеха и через проходную идут люди, одни на улицу, другие на фабрику. Все они, пожилые и молодые, почтительно кланяются Агриппине Семёновне. Саня с удовольствием наблюдает бабушкину популярность.

Саня. А это кто?.. А это?..

Агриппина Семеновна. Мастер Бессонов. С третьего года на фабрике. Самый старый партеец. Ткачиха Логвинова, Дарья Тимофеевна, — добрая мастерица. Афанасьева, Мелетина Васильевна, — ватерщица так себе.

К ним подходит Дарья Тимофеевна, пожилая женщина с выражением лица строгим и проницательным, как у учительницы. Присела рядом с Агриппиной Семёновной на скамейке.

(Логвиновой.) Давно ты, Дарья Тимофеевна, не заглядывала в мою каморку. В семье-то у тебя что? Говорят, дочь Нинка замуж идёт? Жених-то кто?

Дарья Тимофеевна. О женихе и хочу потолковать с тобой, тётя Груня. Михеева, завскладом, знаешь?

Агриппина Семёновна. Как же! Из себя видный, ладный.

Дарья Тимофеевна. Не курит.

Агриппина Семёновна. Да вот пьёт зато. Мать его жаловалась. А Нинка — комсомольский секретарь. Не годится ей за мужа краснеть. Пить бросит — разговор другой. Ты их приведи ко мне, голубчиков.

Дарья Тимофеевна. А если постесняются, побоятся тебя?

Агриппина Семёновна. Что я, баба-яга? Страшная очень? Да я их в ЗАГС провожу и самобрейку жениху подарю, пусть только человеком будет.

Дарья Тимофеевна. А знаешь ты, тётя Груня, о чём между нашими-то разговор идёт?

Агриппина Семёновна. О чём же?

Дарья Тимофеевна. А вот как выборы будут — депутатом тебя. Самая прирождённая ты депутатка!

С улицы входит Значковский, жизнерадостный мужчина неопределённого возраста. Он в светлом спортивном костюме, старательно выбрит. Глаза его имеют способность смотреть на всех окружающих и даже на неодушевлённые предметы одинаково ласково, улыбчиво, влюблено.

Значковский. Приветствую вас, Агриппина Семёновна! И вас, девушка! (Кланяется Сане.) Значковский.

Агриппина Семёновна. Не поздно ли на службу идёшь, главный инженер? Не выспался, бедный.

Значковский. У меня правило: с утра два часа на яхте. А уж тогда, знаете ли, до петухов! Время ненормированное.

Агриппина Семёновна. Знаю я твои яхты! Барышни покою не дают.

Значковский (весело смеётся, не возражая против таких подозрений). К вам, говорят, всё женское население района ходит. Наболтают что угодно про одинокого мужчину. Эх, и тяжела ты, мужская доля! (Кивнув на судок.) А вы, как всегда, с судочком. Не доверяете нашей кухне?

Агриппина Семёновна. Может, оно и смешно, да так уж у нас повелось. Для матери дочь — всегда ребёнок. Сама её и кормлю.

Значковский. Не сидится вам без дела, Агриппина Семёновна, оттого и нашли заботу. (Сане.) Хотя вы и не назвали себя, но держу пари: вы юная Солнцева! И всё уже знаю. Хотите стартовать в жизнь с производства? Умно. Вы родились в знатной семье. Не забывайте об этом, цените. От всего сердца желаю успеха. (Раскланявшись, уходит в цех.)

В стороне, у входа в цех, загрохотали ящики и бочки. Там появился Михеев, молодцеватый парень в военном кителе, с которого недавно сняты погоны.

Агриппина Семёновна (не по возрасту резким, энергичным тоном). Михеев!.. Каждый день тебе толкую. Доколе безобразие продолжаться будет? Развёл грязь на фабрике.

Михеев (козыряя). Фабрика не лазарет, я не аптекарь.

Агриппина Семёновна. Убери, говорю, ящики. Не грязни пряжу.

Михеев. Как рабочий придёт, мигом уберёт.

Агриппина Семёновна. Сам приберёшь. Или мне подсобить? Я подсоблю, пожалуй!

Михеев (козыряет). Есть самому прибрать!

Агриппина Семёновна. Проследи-ка, милок, за разгрузкой машин. Банки с техническими маслами, как мячики, кидают. Банка лопнет — масло разбрызгается. Капля на нитку попадёт — брак. Ты и есть аптекарь — белый халат наденешь.

Михеев (козырнув). Слушаюсь, хозяюшка! (Удаляется.)

Из цеха выходит Анюта Богданова, рослая женщина лет тридцати. У неё пышные, непокорные волосы с рыжеватым отливом, и сама она неспокойная, порывистая, шумная.

Агриппина, Семёновна. Анюта! А Гермоген Петрович-то где? Ждём его не дождёмся. Или в цех пойти?

Анюта. Идёт ваш Гермоген Петрович.

Входит Гермоген Петрович, старичок с тщательно подстриженной светлой бородкой, одетый в строгую, аккуратно отутюженную, наглухо застёгнутую «тройку».

Агриппина Семёновна (положив руку на плечо Сане, вместе с ней поднимается, идёт навстречу старому мастеру). К тебе мы, Гермоген Петрович! Ученицу привела. Возьмёшь?

Гермоген Петрович (поглядев Сане в глаза). С охотой, Агриппина Семёновна. (Сане.) Добро пожаловать! (Агриппине Семёновне.) К Анюте её, как думаете?

Агриппина Семёновна. Разумеется, к ней.

Гермоген Петрович. Угадал. (Анюте.) Под твоё крыло, умница-разумница!

Агриппина Семёновна. Ну, в добрый час, Саня! (Заглянула в судок.) Застыл директорский завтрак. Поднимусь к ней.

Гермоген Петрович. И мне к Иван Ивановичу.

Гермоген Петрович и Агриппина Семёновна выходят.

Анюта (сухо.) Чего хочешь от меня, девушка?

Саня (смущена, говорит с неожиданной для самой себя неловкостью). Хочу научиться стахановской работе. Вы мне свой опыт передайте, Анюта, а я уж…

Анюта (смеётся.) Опыт? Какой такой опыт?.. А-а-а… Опыт! Вмиг передам. (Иронически назидательно.) Приходить за двадцать минут до смены, проверить, что и как, что к чему. Такой, что ли, опыт?

Саня (обиженная насмешливым тоном.) Хотя бы и такой… Что смешного?

Анюта. Так я уж всё сказала. И главный инженер то же твердит. (Искоса поглядела на Саню, взвесила, стоит ли говорить с ней серьёзно. Что-то расположило её к девушке. Заговорила другим, дружелюбным тоном.) Да ведь скучно мне от таких разговоров! Ну, дам я 200 процентов, а что на них нарисовано, на процентах? Кого обрадую работой своей? Ты присмотрись, какие рисунки печатаем, что народу даём? Носить нашу ткань — тоска. А выделывать?

Саня. Я понимаю вас, честное слово, понимаю.

Анюта. А понимаешь — так учись. Завтра и начнём.

Из фабричного корпуса выходит Курепин.

Курепин. Здравствуй, Саня. Гермоген Петрович мне всё сказал. Рад за тебя… Посидим.

Подходят к клумбе, на которой растут маки и жасмин. Садятся.