Газета Завтра Газета - Газета Завтра 871 (30 2010)

• Название: Газета Завтра 871 (30 2010)
• Автор: Газета Завтра Газета
• Жанр: Публицистика

---

     М.К. Я отлично помню этот эпизод в нашей с тобой совместной борьбе и очень им внутри себя горжусь. А помнишь, когда штурмовали редакцию, которая располагалась тогда на втором этаже в здании журнала "Наш современник"? Мне кто-то из редакции позвонил и сказал, что начался штурм. Я позвонил Юрию Гусеву, и мы ринулись к вам. Застали момент, когда банда во главе с двумя либералами, которых, по их словам, послал Лужков, ходила по разбитым кабинетам: дверь была взломана, перевернуты столы, за которыми мы неоднократно сидели и беседовали с Зюгановым, Макашовым, Лимоновым, который тогда только приехал из Франции.

     Эпоха была такая, что были и жертвы. История их когда-нибудь откроет. Тогда не было отчётности и любого могли запросто грохнуть. И мы это понимали.

     К нам присоединился главный редактор "Нашего современника" Станислав Куняев, мы представились, чтобы они поняли, что нас просто локтем не столкнуть, и втроём стали этих погромщиков стыдить, поскольку в тот момент ничего другого поделать не могли: "Вы же русские ребята, что вы делаете? Это же русская газета, она всех вас защищает". Их предводители, эти либералы, кричат: "Не слушайте их! Это провокация!" Мы зафиксировали в памяти и на бумаге этот штурм и самим своим посторонним присутствием охладили пыл погромщиков. Мы это делали по воле сердца.

     А эпопея с духовными защитниками, которые у нас действительно были? Духовник у нашей газеты "Завтра" появился — отец Дмитрий Дудко. Прекрасный человек, скромный, даже с умалением своего достоинства. Помню, он пришел в Дзержинский суд и окропил святой водой весь зал и стол судьи. Судья пришла: "Кто здесь набрызгал?" Он: "Это я освящал".

     В перерывах этого суда доходило до настоящих драк между сторонами.

     Это один из судов, а их была масса: с Министерством печати, с Лужковым, когда ветеранов побили 9 мая. Лет 15 у меня хранились рубашки со следами крови: вещдоки столкновений власти с народом.

     Много было таких, как я, но Господь выбрал меня, чтобы мы были вместе в этой борьбе. Я этим очень горжусь и своей семье об этом рассказывал. Маменька, когда была жива, очень тебя любила и ценила.

     Да, кто-то вёл по жизни, кто-то говорил, что надо делать. Все было по зову сердца.

      А.П. Но как все-таки в тебе просыпалось религиозное чувство? Люди не крестятся в одночасье. Это на фронте быстро крестятся. Отец Дмитрий Дудко говорил, что наши красные герои-мученики, даже не крещеные, кровью своей крестились.

     Как в тебе, советском человеке, кадете, а кадеты — волокиты, бражники, бонвиваны, ты всем этим категориям отвечал и сейчас отвечаешь, — возникало это чувство?

     М.К. Кадеты всегда были верующими: веру и царя они ценили превыше всего. Царь — это олицетворение отечества. То, что бонвиваны, любили красивых женщин? Так кто их не любит?

     Конечно, всё произошло не в одночасье. Я не был закоренелым безбожником. Да, был воспитан в большей степени на атеистической литературе, но чтение классической, специальной литературы делали своё дело. Важную роль сыграли поездки в Лавру, в Суздаль. Хотя поездки были светскими, но многих людей, приезжавших туристами, такие посещения всколыхнули. Пришло понятие: есть не только материальная, но и духовная жизнь. Когда познаешь, что Феофан Затворник или Серафим Саровский были глубокие учёные, и их вера шла не от темноты и незнания, а от знания, начинаешь задумываться.

     Сейчас говорят, что при коммунистах был запрет на религию. Наверное, был, но в тот период, что я застал, запрета не было. Я сам, учась в институте, на Пасху с красной повязкой ходил дружинником, следил за порядком, чтобы старушек не затолкали, чтобы не было свары. И нам давали установку не разгонять верующих, а именно следить за порядком и смотреть, чтобы крестный ход прошел без эксцессов.

     Да, в лихие годы крушили церкви, ставили другие здания. Но народ протестовал и порой добивался своего, никого за это в тюрьму не сажали.

     Например, мы, бывшие суворовцы, участвовали в реставрации церкви Фёдора Студита у Никитских ворот: выносили мусор, другую посильную работу выполняли. Было четко расписано, по очереди: в это воскресенье вы, тульское училище, идете помогать, калининское идет в следующее воскресенье…

      А.П. Ты, как и многие из нас, несомненно, советский человек. Тебя склепали в красной мастерской, на тебе заклёпки и знак ОТК СССР стоят. И ты православный человек русской веры. Эти два качества в тебе не противоречат. Через что соединяется советское — атеистическое, богоборческое в первые годы советской власти, и христианское, боговое, которое во многом было изнасиловано, измучено радикальными красными большевиками? Не можешь ты не чувствовать этого противоречия, и всякий раз это противоречие пытаешься снять, найти гармонию одного и другого.

     М.К. Слава Богу, я никогда не был и точно никогда не стану продуктом перестройки. Я — продукт советской системы, той закваски. В этом не вижу никакого негативного: ни текста, ни подтекста.

     Выстраданные нашими предками за тысячелетия христианские принципы в большинстве сохранились в народе и в советское время. Например, чувство коллективизма, потрясающее чувство родины. Все испытывали его. Да, были отщепенцы, предатели, они бежали куда-то. В каждой стране могли быть такие. Но это ничтожное меньшинство, а подавляющее большинство были патриотами страны, любящими ее, гордящимися ее историей, культурой. В советском обществе были сильны христианские основы, уважение к старшим, например.

     Кстати, это естественное право, которое возникло до христианства — право старшинства, право первородства, право на жизнь. Из этих прав выросла вся юриспруденция — из естественных прав. В древнем Риме естественное право, например, распространялось и на животных, на рыб и птиц.

     В советское время эти естественные права, если и подавлялись, то в небольшой степени, гораздо меньшей, чем сейчас это происходит, они попросту пронизывали нашу жизнь и действительно казались естественными.

     Да, мы жили небогато, но гордились тем, что учимся, работаем в коллективе, искренне душевно отмечали все праздники. Это и есть христианство — тяга к коллективу, к тому, что есть нечто, что мы должны естественным порядком уважать, что выше нашего эгоизма, наших воззрений и потребностей. Нужно подчинить свои желания необходимости. Разве это не православное смирение?

     Христианство — это же не просто вера в существо с бородой. Бог настолько многогранен и предстает в разных ипостасях, что описать Его нельзя, но и нельзя не чувствовать Его присутствия в нашей жизни.

     Сочетание моей природной русскости и того, что было в советское время, особенно в военный и послевоенный период, накладывалось одно на другое, не противореча. Сравнивая с другими странами — европейскими и Америкой — я вижу в таком положении вещей большую заслугу советского периода.

      А.П. В XXI веке Сталин стал по существу главной фигурой, и вокруг него ведутся сражения, бури. Его, наверное, и при жизни так не обожали и так не ненавидели, как сейчас. Он ворвался в нашу жизнь с какой-то новой миссией и новым значением. Ты — сталинист?

     М.К. Нет, но всё то, что говорится о Сталине как о выдающейся личности, как о выдающемся государственном и общественном деятеле, который принял колоссальное бремя ответственности на свои плечи, я поддерживаю и разделяю.

     Власть, как говорил еще Победоносцев — это страшная сила и страшная ответственность. Власть — это служение. И Сталин в силу своих человеческих качеств это принял и исполнил лучше, чем кто-либо в его окружении мог сделать. И уж никакого сравнения нет этой личности с теми, кого мы видим сейчас, с этими сердюковыми. Их много, сердюковых, не только в министерстве обороны.

     Я не сталинист, потому что, думаю, есть пока не до конца известные стороны его деятельности, которые сдерживают меня в полном принятии его. Но совершенно очевидно, что он сумел прижать распоясавшуюся гидру и тем самым дал возможность стране открыть дыхание. И то, что он как совершенно гениальный провидец смотрел и знал, в каком направлении надо идти и принимать решения, тоже очевидно. Сталин — гениальный полководец. Он хорошо разбирался в людях, что важно для руководителя, подбирающего кадры на ключевые посты.