Ариадна Громова - По следам неведомого

• Название: По следам неведомого
• Автор: Ариадна Громова
• Жанр: Научная Фантастика

---

- А здесь вы свободны? - уже со злостью спросил я.

Мендоса неожиданно заявил:

- Здесь я могу добиваться свободы и счастья, потому что здесь много несчастных, а если в вашей стране все счастливы, то мне было бы стыдно чего-то добиваться. А это же еще хуже!

Мак-Кинли, в эту минуту подошедший к нам, захохотал. Я в первый раз слышал, чтоб он громко смеялся.

- Вы его не убедите! - сказал он. Когда он отошел от нас, Мендоса быстро спросил:

- Алехандро, как вы думаете, - это хороший человек?

- Он ведь тоже вместе со всеми вытаскивал вас из пропасти, - оказал я, чтоб уклониться от ответа.

- О, это не то! Вместе со всеми - да; ведь иначе ему было бы стыдно. Один - не думаю. Нет, нет, он не спустился бы в пропасть, как сеньорита Мария!

Мне совсем не хотелось обсуждать достоинства Мак-Кинли, и я сказал:

- Ну, я слишком мало знаю, Мак-Кинли, чтобы спорить с вами... А вы, Луис, хороший человек? - шутливо спросил я.

Мендоса произнес свое: "Quien sabe?" и серьезно задумался.

- Я не очень плохой человек, - словно оправдываясь, сказал он после паузы. - Это жизнь меня делает плохим.

Я хотел сказать, что это очень удобная теория, но промолчал.

Мы спускались все ниже, и местность становилась приветливой и красивой. Это была уже tierra templada - полоса умеренного климата. Тут бродили стада быков и овец, росли деревья, трава, цветы... И хоть с гор тянуло холодком, но яркое солнце и чистый воздух прибавляли нам сил. Мендоса тоже выздоравливал, но нога у него еще болела, и его тащили индейцы оригинальнейшим способом - на стуле, привязанном веревкой, протянутой через лоб носильщика (так путешествовали здесь миссионеры). У Мендосы вид был при этом довольно нелепый (тем более, что ногу его пришлось укрепить на специальной планочке, прибитой к стулу), и Маша, посмотрев на него, решительно отказалась путешествовать таким образом, хоть первый день ей было очень трудно идти.

Трава на холмах вокруг совершенно пожелтела - щедрое чилийское солнце успело ее выжечь, хотя здешнее лето лишь начиналось. Растительность и здесь оставалась довольно скудной, но все же это было не то, что вверху, где только и видишь колючие кактусы да скорченные, точно в судорогах, ветки адесмии. На той высоте, где мы видели котловину, исчезла даже тола - самый жизнестойкий кустарник Кордильер, рискующий подниматься в горы выше всех. Маша собирала там лишь редкие чахлые травинки, пучками торчащие кое-тде среди камней, да еще - мхи и лишайники. Тут дело другое, тут жизнь! Маша, забыв о своих ушибах, так и сновала по лужайкам, собирая травы, цветы, листья. Она радовалась - такой коллекции все ботаники в Москве будут завидовать.

Леса тут не было, деревья росли группами или поодиночке, открывая широкие травянистые пространства. Мы видели чилийские пальмы с толстыми стволами (попадались экземпляры до двух метров в диаметре!), коричневое дерево с большими круглыми листьями, словно пожелтевшими от солнца, .красивые араукарии с длинным прямым стволом и плоской широкой кроной. Кивнув на араукарии, Мендоса опять заговорил о том, что люди живут по-разному. Вот, например, в Южной Америке араукария, можно сказать, кормит бедняков: и ствол ее, и съедобные маслянистые шишки - все идет в ход. "А в вашей стране араукария не растет", - сказал он.

- Зато у нас есть сибирский кедр, он не хуже, - ответил я. - Но знаете ли вы, Луис, что наш народ прямо-таки жить не может без картофеля? А ведь родина картофеля - как раз Южная Америка.

- Вот как! - пробормотал смущенный Мендоса.

Он так настойчиво возвращался к этой теме и говорил с такой горечью, что ясно было - это для него наболевший вопрос. Я время от времени подливал масла в огонь. После очередного выпада Мендосы насчет несходства вкусов у людей я показал ему на крытую соломой глинобитную хижину арендатора - инкилино, как их здесь называют. В этих жалких жилищах с земляным полом, похожих больше на сараи, люди живут тесно, невероятно грязно и впроголодь. А рядом - громадные поместья асьенды, прекрасно благоустроенные, с разветвленной оросительной системой; амбары для зерна, винные погреба, конюшни и коррали, окотные дворы и мастерские, навесы для сельскохозяйственных машин и силосные башни; виноградники и пастбища; и все это - на площади, которой мог бы позавидовать любой из наших колхозов. Одна такая асьенда - Рио-Колорадо близ Сант-Яго, занимает 160 тысяч гектаров; 375 поместий имеют площадь более 5000 гектаров. Мелких поместий тут мало; в чилийской долине 98 процентов площади принадлежит крупным помещикам, составляющим всего 3 процента населения. Я об этом читал еще на корабле, а теперь увидел воочию эти красивые усадьбы, обсаженные эвкалиптами и ломбардскими тополями, обставленные с большим комфортом и даже роскошью (мы побывали в одной из них), - и тут же, на этой земле, ряды хижин, мало похожих на человеческое жилье, в которых, тем не менее, живут люди поколения за поколениями.

Вот на эти социальные контрасты, не менее резкие, пожалуй, чем в Вальпараисо, я и указал Мендосе.

- Как вы думаете, Луис, эти несчастные инкилино живут вот так потому, что эта жизнь воплощает их представления о счастье? Вы не думаете, что им больше понравилось бы жить в усадьбе и что а этом их вкусы могли бы вполне совпасть?

Мендоса невесело усмехнулся.

- Не надо шутить, Алехандро! Инкилино живут очень плохо, очень!

- У нас в России тоже были крепостные, а теперь их нет, сказал я.

- Но инкилино - вовсе не рабы! - живо отозвался Мендоса. - В Чили нет рабства!

- А почему же они не уходят от хозяина, почему всю жизнь надрываются и голодают на том же месте? Почему они не ищут счастья - ведь они же люди?

- Им некуда идти, - сказал Мендоса, не реагируя на мою иронию. - В другой асьенде их не примут на работу, раз они ушли из одной: у хозяев круговая порука, да и своих рабочих хватает. Свободной земли в Чили нет. Идти в город? Некоторые так и делают, но ведь там тоже трудно найти работу. Инкилино все это знают, и редко кто пробует уходить. Да и привыкли они...

Он сидел, сгорбившись; скорбные складки легли вокруг его подвижного яркого рта. Мне стало жаль его.

- Луис, да что с вами? - спросил я, кладя ему руку на плечо. - Такой вы мрачный, что я думаю: не случилось ли какой беды?

Мендоса поднял голову и посмотрел мне в глаза.

- Да, Алехандро, беда со мной случилась! И я давно хотел поговорить с вами откровенно.

Я сел рядом с ним на плоский камень, под тень тополя. Перед нами тихо струилась вода канала. Неподалеку, на каменистых лугах, засеянных альфальфой (люцерной) бродило стадо коров.

Мендоса говорил путано, и я долго не мог сообразить, в чем дело. Потом понял. Эта пластинка с загадочными письменами долго казалась ему ключом от затерянной сокровищницы. Кому принадлежали сокровища - инкам или небесным гостям, не все ли равно? Инкских государей к тому же называли Детьми Солнца; поэтому, когда Мендоса слушал разговоры немца и швейцарца (да и наши вначале), он был убежден, что речь идет именно об инках, о тех загадочных сокровищах, которые так долго искали испанцы после завоевания Перу.

- Ведь они так и не нашли ничего - только то, что было в сокровищнице дворца и в храме! Они все время доискивались откуда же взялись эти груды золота, когда кругом ничего нет? Но так и не узнали! А ведь где-то они есть, эти сокровища инков? Кацик дал испанцам зато, чтоб они сохранили ему жизнь, золота, сколько они потребовали, - до черты, проведенной на стене. Но ведь не отдал же он последнее золото, не оставил же свое государство совершенно нищим, правда, Алехандро?

- Ну, допустим, - сказал я, хотя меня еще один вариант легенды об Эльдорадо мало интересовал. - Что ж из этого?

- То, что я хотел найти эти сокровища. И думал, что судьба дала мне в руки ключ от них! Я верил в золотой клад, как в счастье всей своей жизни! А теперь... а теперь вы говорите, что там нет золота, а есть Черная Смерть и... и все для науки! Но меня такая наука не интересует, я уже говорил! - и он в отчаянии закрыл лицо руками.

Признаться, в эту минуту я жалел не столько Мендосу, сколько себя и своих товарищей. Мне показалось, что вся эта сцена служит прелюдией к тому, что Мендоса откажется провожать нас в горы. Но оказалось, что я неверно понял его. Мендоса сейчас же добавил, что сам пойдет с нами д даже очень охотно: он рад помочь благородным людям, спасшим его от смерти; и к тому же эта работа не хуже других - трудная, но зато хорошо оплачивается... Но все его мечты о счастье рухнули, и он думает, что ему на роду написано остаться бездомным бедняком.

- Да разве вы бедняк, Луис? - удивился я.

- А разве нет? - горячо воскликнул Мендоса. - О, конечно, я одет лучше, чем инкилино, я не пью грязную воду и не ем их ужасную похлебку - нашу знаменитую чилийскую касуэлу! Но у меня нет дома и нет никакой опоры. У меня в банке лежат гроши на случай болезни. И то, если я долго проболею, то денег этих не хватит. Вот как живет Луис Мендоса! И все потому, что не везет! - Он с азартом стукнул кулаком по колену. - Не везет, Алехандро!