Гюнтер Фляйшман - По колено в крови. Откровения эсэсовца

• Название: По колено в крови. Откровения эсэсовца
• Автор: Гюнтер Фляйшман
• Издательство: ООО «Яуза-пресс»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9955-0066-7

«Meine Ehre Heist Treue» («Моя честь зовется верностью») — эта надпись украшала пряжки поясных ремней солдат войск СС. Такой ремень носил и автор данной книги, Funker (радист) 5-й дивизии СС «Викинг», одной из самых боевых и заслуженных частей Третьего Рейха. Сформированная накануне Великой Отечественной войны, эта дивизия вторглась в СССР в составе группы армий «Юг», воевала под Тернополем и Житомиром, в 1942 году дошла до Грозного, а в начале 44-го чудом вырвалась из Черкасского котла, потеряв при этом больше половины личного состава.

Самому Гюнтеру Фляйшману «повезло» получить тяжелое ранение еще в Грозном, что спасло его от боев на уничтожение 1943 года и бесславной гибели в окружении. Лишь тогда он наконец осознал, что те, кто развязал захватническую войну против СССР, бросив германскую молодежь в беспощадную бойню Восточного фронта, не имеют чести и не заслуживают верности.

Эта пронзительная книга — жестокий и правдивый рассказ об ужасах войны и погибших Kriegskameraden (боевых товарищах), о кровавых боях и тяжелых потерях, о собственных заблуждениях и запоздалом прозрении, о кошмарной жизни и чудовищной смерти на Восточном фронте.

---

А вечерами и ночами приходилось сидеть в радиоприцепе рядом с командным пунктом герра генерала, вслушиваясь в эфир, следить за радиообменом по ту сторону пролива Ла-Манш. Би-би-си использовала особый код для передачи указаний французскому Сопротивлению в Париже. Надо сказать, эта радиостанция преуспела в выработке систем кодирования — для этих целей использовались и самые, на первый взгляд, обычные слова, и даже невинные эстрадные песенки. Но для французов, кому они были адресованы, они означали совершенно конкретные вещи. Не раз мне казалось, что я сумел расшифровать тот или иной код, но герр генерал на удивление холодно относился ко всем моим стараниям.

— Расшифровал, говоришь? В таком случае, поделись соображениями с абвером. А мне необходимо заниматься планированием предстоящей войны.

Я не раз обращался к герру генералу с вопросом касательно своего будущего в рядах 7-й танковой, о возможном переводе из СС в вермахт. Но он успокаивал меня: советовал не торопиться с переводом, поскольку в СС, по его мнению, для человека моего возраста с головой на плечах потрясающие возможности сделать карьеру. Хотя, если я настаиваю на переводе в вермахт, он, разумеется, целиком за и обещает полное содействие. К концу августа все бумаги для такого перевода были подготовлены и пересланы в ОКВ.

В сентябре практическая подготовка была завершена. Однако с вторжением сухопутных сил в Англию почему-то медлили, предпочитая бомбардировать ее с воздуха силами люфтваффе. Примерно тогда же из ОКВ и СС пришел отказ перевести меня в ряды вермахта. Я получил приказ прибыть в главное управление СС в Париже за новым назначением.

Герр генерал приложил массу усилий помешать этому, однако так и не смог. ОКВ, ОКХ и СС имели возможность проводить свои решения на достаточно высоком уровне. Герр генерал намекнул мне, что разрабатываются весьма и весьма серьезные наступательные операции, но где именно, об этом он не сказал ни слова. И не уставал повторять, что всем нам предстоит доверять своим лидерам, несмотря на личное к ним отношение.

Я много раз спрашивал герра генерала, все-таки где именно развернутся эти наступательные операции? Я просто ума не мог приложить, где еще Германия может готовить удар и для чего. Я до сих пор свято верил в договор о ненападении с Советским Союзом и не знал, что даже Африка — яблоко раздора. Герр генерал предпочитал не касаться этих тем в разговорах со мной. Я догадывался, что ему известно куда больше, но, вероятно, он был связан определенным обязательствами о неразглашении совершенно секретных сведений. А может, просто не хотел нагонять на меня страху.

И вот одним погожим сентябрьским утром я был вызван на КП генерала Роммеля. На чашку кофе. Потом мы пожали друг другу руки на прощанье, Тогда я в последний раз видел генерал-майора Эрвина фон Роммеля. За все последующие годы я получил от него четыре письма.

Глава 8 . В Париж за новым назначением

Крендл, как и я, получил предписание о переводе, и мы оба должны были явиться в главный штаб СС в Париже на набережной Кэ Д'Орсэ.

Набережная Кэ Д'Орсэ. Мы припарковали наш «Опель Блиц» вместе с радиоприцепом неподалеку от здания штаба. Едва мы вошли и хотели уже доложить о прибытии, как вдруг за нами в здание вошел штурмбаннфюрер СС[10] и громогласно вопросил, какой идиот занял «его место» на стоянке. Крендл тут же признался, что упомянутый идиот он, но штурмбаннфюрер явно не был расположен принять его объяснения, а продолжал орать, что, дескать, не потерпит никакого самоуправства.

Пришлось нам с Крендлом срочно убирать наш транспорт, а уже потом докладывать дежурному офицеру о прибытии. Дежурным был унтерштурмфюрер, он внимательно просмотрел наши предписания, солдатские книжки и, как мне показалось, был даже рад нам. Правда, заметил между делом, что, мол, автоматы МР-38 согласно штатному расписанию радистам не полагаются, посему мне следует отправиться на склад и обменять его там на винтовку К-98. Я заявил, что все-таки предпочел бы сохранить оружие, и тут его взгляд приковали мои награды. Поразмыслив, унтерштурмфюрер кивнул, потом принялся раздавать похвалы в адрес автомата МР-38, после чего решил сделать для меня исключение.

Унтерштурмфюрер объяснил, что сейчас многих служащих СС собирают в Париже, а вскоре распределят по другим частям по всей Европе. Каждое подразделение СС нуждается в специалистах своей, специфической категории, и как только от них поступит соответствующий запрос в Париж, нас откомандируют куда положено. А до тех пор придется побыть здесь, где нас также будут использовать по назначению. Мне предстояло обеспечивать радиосвязь в главном штабе СС в Париже, устанавливать антенны на крышах зданий, какие будут указаны.

Крендл получил назначение в транспортное подразделение и стал заниматься перевозками самых различных грузов из одного конца Парижа в другой. Ежедневно сюда, в главный штаб СС, прибывали все новые и новые люди, которым также предстояло получить назначение. Я успел подружиться с унтершарфюрером Роландом Гляйзпунктом и рядовым Рольфом Энгелем, оба они были мои коллеги-радисты в главном штабе. Гляйзпункт был родом из Хельмштедта, а Энгель — из Дессау. Они подружились, поскольку их родные города располагались неподалеку друг от друга, меня же приняли в свою компанию как уроженца Магдебурга, располагавшегося как раз примерно на полпути от Дессау до Хельмштедта.

Мне, как новичку, полагалось оставаться за дежурного радиста, пока Гляйзпункт и Энгель отправлялись куда-нибудь поужинать и поразвлечься. Но бывало, что оба оставались по вечерам и отпускали меня в город.

Именно тогда, будучи "радистом главного штаба СС в Париже, я стал узнавать о кое-каких, прямо скажем, не совсем обычных вещах и даже мало-помалу осмысливать их.

Так, например, стали поступать донесения из частей СС «Мертвая голова», касавшиеся неких событий в местечке Дранси. Я уже был наслышан, что в Дранси устроили то ли лагерь, то ли тюрьму для военнопленных. Впрочем, не только для военнопленных. Более того, предписано было пропускать вне очереди все железнодорожные составы, следовавшие до Дранси и до некоторых станций, расположенных восточнее этого города из Лиможа, Лиона, Шартра и других мест. Все составы подобного рода следовали из Франции на восток, в Страсбург, где они потом пересекали границу Германии, исключительно с ведома СС. Я тогда и понятия не имел, что в сентябре-октябре 1940 года упомянутые составы перевозили в лагеря людей. В мои обязанности входило направить соответствующее донесение офицеру штаба СС, а уж они знали, как им поступать. Мне надлежало немедленно ставить в известность вышестоящих лиц о следовании составов из перечисленных выше городов. Каждый раз, когда поступали сведения о составах, меня даже выставляли вон из радиооператорской и позволяли вернуться туда лишь некоторое время спустя, когда полученные сведения были обработаны.

Я как-то поинтересовался у Гляйзпункта и Энгеля, дескать, что это за такие секретные железнодорожные составы, но те лишь усмехнулись в ответ. Я, недоумевая, спросил, что здесь смешного, но внятного ответа так и не получил. Из принципа я приставал к обоим коллегам до тех пор, пока Гляйзпункт не спросил меня:

— Кагер, а как ты думаешь, что могут перевозить эти составы?

Я ответил, что представления не имею, а Гляйзпункт со смехом задал мне вопрос:

— Послушай, а ты много евреев видел на парижских улицах?

Вот тут пришлось призадуматься. И как следует. Я, разумеется, знал о том, каково отношение германских официальных властей к евреям. Да и как можно было об этом не знать, если именно отношение к этой нации было одной из главных составляющих внешней и внутренней политики рейха? Если на страницах всех газет и журналов только и твердили о том, какие евреи подлые людишки. Если доктор Геббельс постоянно вещал по радио о том, что в Германии необходимо ввести законы, сурово ограничивавшие их жизнь и деятельность. Поскольку я вырос в такой атмосфере, то принимал это как должное и, не особенно вникая в политические тонкости, предпочитал все же держаться подальше от тех, кого рейх считал врагами. Мне не раз говорили о том, что именно евреи всадили нож в спину государству во время Первой мировой войны. И, поскольку теперь я был в рядах тех, кто сражался на фронтах уже Второй мировой войны, я просто не мог не оценивать положительно целесообразность антиеврейских законов. Мне отнюдь не хотелось, чтобы гибли люди, подобные Клеку или Грослеру, из-за того, что евреи устраивают акты саботажа на оборонных предприятиях, в результате чего на фронт поступают некачественное оружие и боеприпасы. Я верил в подобные вещи, потому что не имел никаких весомых аргументов против них. И вообще, любой честный немец был просто обязан как минимум недолюбливать евреев и безоговорочно поддерживать принимаемые правительством антиеврейские законы. Я тоже их поддерживал.