Станислав Пономарев - Стрелы Перуна

• Название: Стрелы Перуна
• Автор: Станислав Пономарев
• Издательство: Русс
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1992
• ISBN: 5-85236-002-3

Настоящая книга — вторая часть трилогии, посвященной истории Киевской Руси. Впервые роман был опубликован Куйбышевским книжным издательством в 1989 году, а уже через год стал библиографической редкостью. Первая часть трилогии дважды выходила в свет, второй раз — значительным тиражом.

События романа «Стрелы Перуна» также относятся ко времени правления великого князя Киевского Святослава Игоревича — середине 60-х годов X века. Автор в художественной форме динамично раскрывает сложную картину роста и становления единого Русского государства, его дипломатии и военных столкновений с могущественным Хазарским каганатом, непростых взаимоотношений с Византией и Волжско-Камской Булгарией.

---

О том ли он думал, когда три года назад пришел под стяг царя Романии? О том ли он думал, сражаясь с арабами в жестоких сечах во славу Царьграда? О том ли он думал, когда всего с пятью десятками товарищей в горном ущелье острова Крит прикрывал отход всего войска Никифора Фоки — нынешнего императора? Тогда царь-полководец назвал его спартанцем и поставил телохранителем при собственной особе.

Высоко нес славу русского оружия богатырь Еруслан. И вот не заметил, как очутился в сладком плену у слабой женщины. В объятиях Феофано прославленный воин терял разум, был неуемен в страстях и безрассуден в стремлении к ним.

Сейчас Еруслан не знал, что и подумать. Он твердо полагал, воинственного супруга царицы не могло быть здесь... Да и к чему тут всякие тайны с бесчувственными стражниками-скопцами и нападением на него неизвестного злоумышленника. Случись в спальне Никифор, даже тайно — кто их поймет, этих императоров, — Еруслан скорее всего был бы уже мертв. Да и далеко отсюда владыка Царьграда: Никифор-воин вот уже две недели встречал войска стратиотов[35], созванных в гавань Фессалоники для предстоящего морского похода на остров Крит. Император считал, настала пора отобрать благодатную землю у арабов... Поэтому неожиданный незнакомец не показался руссу случайным посетителем царских покоев, тем более что Феофано не ждала сегодня Еруслана. Царица знала, спафарий поставил на почетный пост свирепого и неподкупного женоненавистника перса Джаги. Но она даже не предполагала, что Джаги упросил Еруслана заменить его в ночном дозоре.

Не было равного по силе руссу ни одного богатыря во всем византийском войске. Никто не осмелился бы позвать его на поединок. Но... сейчас противником всепобеждающего исполина была женщина, прекрасная Феофано — дочь кабатчика в прошлом и всемогущая царица Романии в настоящем.

Легенда говорит, и Одиссей тоже был знатным богатырем. Чтобы услышать пение сирен и не сгинуть в пучине морской, он велел привязать себя к мачте корабля и тем удовлетворил свое тщеславие и жив остался. Говорят, правда, после этого у Одиссея долго голова болела и он все время порывался вернуться назад. Да мало ли что говорят досужие люди. Сказывают, например: дурная привычка дорогу к беде мостит! Еруслан же, в отличие от легендарного Одиссея, к мачте привязан не был. А Феофано стоила целой стаи сирен...

Царица ослепительно улыбнулась, взяла с ночного столика золотой кубок с вином и проворковала:

— О мой избавитель, могучий страж мой Россланд, прими мой дар, и пусть мрачные мысли улетят от тебя прочь!

Еруслан принял дар, взгорев душой, единым духом осушил бокал, вытер русые усы.

— А сейчас, возлюбленный мой властелин, сними с себя это железо и обними меня...

Человек, выброшенный из окна царской опочивальни, удачно попал в середину канала.

— А мог бы шлепнуться на перила и тогда... Это надо же, какая силища... — смеясь, бормотал он, пока подкупленные часовые помогали ему выбраться на берег.

Злоумышленник огляделся, подмигнул сообщникам, опять беззвучно захохотал:

— Спасибо, друзья. Вы ничего не видели, да? — и скользнул в тень зубчатой стены.

Долго плутать по улицам ночного Константинополя ему не пришлось: жилище его было рядом. Не халупа какая-нибудь, а дворец, разве чуть уступающий по красоте и размерам императорскому. Человек этот был доместиком схол[36] Царьграда, самым богатым и могущественным властелином в Романии после помазанника божия Никифора Фоки. Звали его Иоанн Цимисхий. Он происходил из знатного армянского рода, а прозвище «цимисхий», то есть «маленький», получил по стати своей, ибо ростом был чуть боле полутора метров.

Чтобы не всполошить слуг, Иоанн пробрался к себе в покои одному ему ведомым путем. Оглядел себя в зеркале: весь в грязи и тине, полуголый и мокрый.

— Н-да. Вид, как у арабского дервиша после обильного дождя. Ах-ха-ха-ха-ха! — вдруг прорвало его. — Надо же. Вот это Феофано... А ведь тот Атлант не иначе как один из ее возлюбленных! — сообразил Цимисхий. — Ох-хо-хо-хо-хо!

Иоанн, продолжая хохотать, позвонил в колокольчик. Вошел раб-нубиец.

— Приготовь терму[37] — приказал хозяин, потешаясь над крайним удивлением обычно невозмутимого негра.

Еруслан проснулся в сладкой истоме. Он не тревожился, что спафарий хватится его. Анемас старался не замечать ничего и как можно меньше знать то, что укорачивает жизнь.

В такие минуты пробуждение Еруслана всегда было блаженным. Стоит протянуть руку и... как он вчера уснул, счастливый любовник не помнил.

— Божественная Феофано, — выдохнул он чуть слышно, протягивая руку для сладостного объятия.

Но... тяжко и холодно звякнул металл. Еруслан сцепил ладони, ничего не понимая. Руки и ноги его были в оковах, цепи вделаны в стену, а тело лежало на каменном полу. Богатырь опешил, потом рванулся так, что хрустнули кости. Цепи не поддались его сокрушающей силе: Царьград славился кузнецами, а кандалы ковать римляне умели и тысячу лет назад...

Шум пробудил движение в полумраке. Завизжала на ржавых петлях железная дверь. Факел в руке закованного в броню воина ослепил русса. Но узник узнал спафария. Анемас встал над Ерусланом.

— Почему я здесь?! — проревел заключенный.

— Тебе лучше знать, — тихо ответил грек. — И моли своих богов за то, что жив остался... Опасную игру затеял ты, Россланд. Если бы грозный архонт россов Сфендослав не был твоим побратимом, то... — Анемас не договорил.

Глава шестая У порога — огонь и меч

Уже третью неделю бек-ханы Куря, Илдей и Тарсук ждали, когда их, наконец, примет царь Румии[38] Никифор II Фока. Тот не торопился, и печенеги бурно выражали свое негодование.

— Он что, войны хочет?! — кипятился высокий косматый и рыжеволосый Куря. Зеленые глаза его при этом загорались изнутри и походили на глаза разъяренной рыси.

— Проклятые румы. Они презирают нас! — скрежетал лошадиными зубами чернобородый Тарсук.

— Наверное, — вкрадчиво мурлыкал стройный и гибкий Илдей, самый молодой из печенежских владык, — наверное, они просто обманом зазвали нас в эту ловушку, чтобы убить? — Хан добродушно улыбался при этом, но глаза его излучали холодный блеск боевой стали.

Печенегам было неуютно в каменном загородном дворце, где греки поселили необузданных гостей. Вольные сыны степи и ветра кроме беспредельного неба никаких потолков не признавали, о стенах же и говорить нечего: тонкий войлок кибитки — еще куда ни шло. А камень... Разве его рассечешь мечом, чтобы мгновенно оказаться на свободе в случае непредвиденной беды.

На улицу бек-ханы не выходили, опасаясь нападения в непривычных для них условиях, когда простор закрыт громадами каменных домов, где кочевники чувствовали себя, как гепард в клетке.

Нужду они справляли тут же, в углах просторной залы; и сами морщили носы, вдыхая запахи, которые в степи мгновенно уносил ветер. А тут?

Нетерпеливые гости каждый раз осыпали упреками патрикия[39] Феодора, как только он приходил к ним с веселым выражением на круглом лице и объявлял, сколько зерна коням и еды ханским воинам выдано сегодня. На требование вести их к императору царедворец, погасив улыбку и вознеся ладони к небу, отвечал:

— Величайший и Светоносный цесарь ромеев Ники-фор Фока улетел на небо к богу нашему Иисусу Христу для святой беседы и еще не вернулся. Мы все дети бога нашего и должны смиренно ждать его воли...

Лица печенегов вытянулись, в глазах испуг.

— О-о-о! — ошарашенно протянули они хором: богов кочевники почитали. Но только богов и больше никого! Ну, раз царь румов может летать на небо, значит, он тоже немножко бог! Бек-ханы почтительно спросили об этом у патрикия.

— О да-а! — ответил тот. — Император — сын бога нашего!

Куря удивленно сосал свой грязный палец и таращил зеленые глаза.

Тарсук глядел на патрикия, разинув рот.

— А разве у Иссы есть жена? — спросил вдруг Илдей.

Этот неожиданный и наивный вопрос ошеломил Феодора, ибо почти все наивное — гениально.

— Д-да... Н-нет... Н-но...

— Если у бога нет жены, кто же тогда родил Никифора? — уже с издевкой спрашивал сообразительный Илдей.

— Т-тут в-воля Спасителя на-а-а... Но император послал весть, что через три дня он вернется и позовет вас, — выкручивался ловкий царедворец.

Куря и Тарсук еще перемалывали в простоватых головах сведения о царе румов, а Илдей уже откровенно смеялся в лицо греку:

— Передай сыну бога, у которого нет матери, что если через три дня мы его не увидим, то уйдем от стен вашего города готовить воинов для похода на земли Румии!

— А-а? — очухался наконец от наваждения Тарсук. — Ка-ак, нет матери? Он что? А-а?!

— Да поторопись! — рявкнул прямодушный Куря: он только после слов Илдея понял, что их просто-напросто дурачат, и тут же взорвался: — Ты тоже умеешь живым к богу летать, а?!