Автор неизвестен - Журнал День и ночь

• Название: Журнал День и ночь
• Автор: Автор неизвестен
• Жанр: Публицистика

---

Вместо эпиграфа

Бессонница — плаха старости.
Клади голову на подушку
И на рубль или на полушку
Проси у Морфея сна.
Он торгуется!
Тишина.
Не луна — половинка месяца
Вдруг секирой в окошке кажется:
Грех ли вспомнится — не отмажешься,
Страх ли, полночи хмурый друг,
Сердца частый озвучит стук.

Аргументы против фактов

«Ты живёшь богато:
Полон дом зверья!..»
Чепуха, ребята,
Полунищий я.

Печка — не пекарня,
И простые вещи:
У меня не псарня,
Я вам не помещик!

Запустил ли автор
Пусть и не бездарный,
Двор — печальный фактор:
Век безгонорарный.

Трубочку-жалейку
Мне б иметь не вредно:
Хлев ни за копейку
Сдал я псам в аренду.

И уж, коль бесплатна,
Значит, и бессрочна:
Не вернут обратно
Площадь — это точно!..
Выйду — не укусят.
Попрошайки — в меру.
Видят, что невкусен
Хлеб пенсионера.
В огороде, вроде,
Я могу, работник,
Только не помещик,
Только не охотник.

г. Шарья

Александр Кердан Подорожник

Во Владимире

Летят облака, будто конники,
Над Клязьмой — светлы и легки.
Маячат вдали колоколенки —
Для русской души маяки.

Стою у тебя на околице,
Святая и древняя Русь.
Вот-вот за небесною конницей
Вдогонку и я соберусь.

Туда, где по рангу построены,
Ряды подравняли свои
Монахи, поэты и воины —
Поборники отчей земли.

Прощаясь с отчизною милою,
Стою, озираясь окрест,
И, тайной наполненный силою,
Целую серебряный крест.

Чтоб так же в рассвтеном свечении
Мерцали церквей купола,
Чтоб Клязьма струила течение
И русской рекою была.

Молюсь, уповаю смиренно я,
Чтоб вовремя час мой настал,
И князь мой святой без сомнения
В дружину меня поверстал.

Чтоб мог я, как равный меж равными,
Пополнив небесную рать,
Лететь над землёй этой славною,
Незримо её охранять.

Владимиру Крупину

Лодкой без вёсел родная деревня
В дымке тумана плывёт в никуда.
Стаей вороньей чернеют деревья —
Чуть в стороне от гнилого пруда.

Целою улицей брошены избы,
Окна крест-накрест забиты у них.
Ветер разносит окрест укоризны —
Долгие скрипы калиток больных.

В бывшей церквушке ютится харчевня,
Чтобы случайных гостей принимать.
Ближе и ближе к погосту деревня —
Всеми детьми позабытая мать.

Две реки

Когда бы шёл с востока русский меч,
Являясь порождением ислама,
Могли бы Волгу Камою наречь,
Поскольку полноводней, шире Кама.

Но русский меч был породнён с крестом
И шёл встречь солнцу аж до океана.
И Волгу — Волгой мы с тех пор зовём,
И первой стать уже не может Кама.

Но в том и сила русского меча,
Что как бы вера с верой ни сплеталась,
Да только Кама, камушки меча,
Всё пережить смогла, собой осталась.

Не поддаваясь пришлому уму,
Амбициям своим не потакая,
Она впадает в Волгу, потому
Что сильная и добрая такая.

И ей не страшно всю себя отдать
Другой реке, навеки слившись с нею.
Она душе доверчивой под стать,
Что, лишь смирившись, выстоять сумеет.

Ты соберёшься на вокзал
С тем ощущеньем бестолковым,
Что всё ж единственное слово
Единственной ты не сказал.

Что изречённое есть ложь,
Поскольку искажает правду,
Когда её не будет рядом,
И ты свободу обретёшь

От всех невысказанных фраз,
От всех, в тебе живущих истин,
Прозрений, заблуждений, мистик,
Что слепо связывали вас.

И одиночество, как крест
Нательный на груди лелея,
Вдруг, как мальчишка, пожалеешь
О том, что есть.

г. Екатеринбург

Иван Денисенко И замолкают вдруг колокола

Безумно и яростно ветер свистал,
И молнии прятались в тучах стальных.
Присяду на камень — нет, я не устал,
А просто решил подождать остальных.

Я просто забыл выражение лиц
Идущих за мною, подобно орде,
Идущих со мною под своды зарниц
К неведомой цели, к далёкой звезде.

Я просто забыл вдохновение глаз,
Ладоней тепло и звучанье имён —
И бросил котомку, и сел — в первый раз
С начала пути, с сотворенья времён.

Сто раз перелески меняли свой цвет,
Сто раз облетали соцветья с куста.
Я ждал. Так растаяли тысячи лет —
Дорога была неизменно пуста.

Давно уж мои растворились следы
В дорожной пыли нескончаемых дней,
И свет путеводной далёкой звезды
С течением лет становился бледней.

Когда же пришли в этот край наконец
Остатки могучей, отважной орды, —
Их встретил бесчувственный, каменный жрец
В неделе пути от угасшей звезды.

Будь непокорен средь покорных,
среди ораторов — молчи.
Крепи свой дух, покуда в горнах
куются острые мечи.

И умудрись не ошибиться,
Судьбы невольный паладин,
не оступиться и не сбиться
с того пути, где ты один.

А коль допустишь в жизни промах,
на плечи ляжет мощью всей
непонимание знакомых
и отчуждение друзей.

Пройдёшь спокойно между ними,
как царь средь оробевших свит, —
и ветер дружески обнимет,
и луч звезды благословит.

Великий город! Бьётся мерно
В гранит упругая волна.
Я вырос до твоих размеров;
Мы одномерки, старина!

Пред серой глыбой неживою
Затеплил я свою свечу;
За эту избранность с лихвою
Я одиночеством плачу.

Ты одного отвадил друга,
Другого сбил с его пути,
А третьему, что прибыл с юга,
Не дал и вовсе подойти.

Зато теперь ярмом на вые
Висят, подарены тобой,
И эти улочки кривые,
И эти тени неживые,
И коммуналок домовые,
И всадник с ищущей рукой…

Но у меня претензий нету,
Не злись, обиженно сопя:
Подозреваю, что по свету
Бегу я только от себя.

А коли так — расти продолжу,
Врастать и в камень, и в волну;
Пробью собой событий толщу
И этой жизни глубину.

Когда ж от силы занеймётся,
Вздохну светло и глубоко.
Гранитный берег всколыхнётся,
И ветер в небе задохнётся,
И загустеет, и свернётся
Июльской ночи молоко.

Будучи полностью выжат,
будучи брошен в печь, —
ты должен не просто выжить,
ты должен себя сберечь,

чтоб, к райским придя воротам
и гордости не тая,
ответить на грозное «Кто там?»:
— Господи, это я!

Не слушай страх, не слушай плоть,
Не запирай калитку,
Когда придёт к тебе Господь, —
Услышь Его молитву.

Не бойся свежести, мой друг,
Не бойся увяданья;
Когда-нибудь замкнётся Круг —
Храни его преданья!

Цени старинное вино
И вечные заветы,
И этот мир, и мир иной,
Иной звездой согретый.

Цени и жди. Нам выпал век,
Похожий на комету.
Не забывай: ты — человек.
И выше истин нету.

Кто слушал в страхе свою плоть, —
Вступить не сможет в битву.
Когда придёт к тебе Господь, —
Услышь Его молитву.

Проблем накопилось до чёрта,
а голос из трубки — как плеть:
«Задолженность Вашего счёта
составила двадцать пять лет».

Ну вот, удивляюсь, и дожил
до взрослого мира, когда
кому-то отчаянно должен
уже не рубли, а года.

Себя отдавал интересам,
сравненьям коранов и тор…
Но, страшен глазами и весом,
из леса идёт кредитор.

Расклеилась шляпа из фетра.
Укрывшись средь мокрых ветвей,
выпрашиваю у ветра
лоскутья планиды своей.

Потоки слов в пространстве гулком,
Мерцающий закатный свет.
Идут на взлёт по переулкам
Обрывки утренних газет.

Они летят усталой тенью
В бескрайний космос забытья,
И среди них летит к забвенью,
Быть может, и моя статья.

И город, тающий во мраке,
Сквозь чёлку августовских крон
Глазами брошенной собаки
Глядит на звёздный небосклон.

Над Невою — мачты кораблей
и закат — пленителен и розов…
Пляшет грифель липовых аллей
по страницам питерских морозов.

В полчаса сгустилась темнота,
и Луна нахохлилась по-птичьи.
Петербург, ты апокалиптичен,
город-призрак, город-маета!

Околдует ветер, как Петра,
и не сразу скажет о расплате —
прежде строчки выдавит в тетради
остриём гусиного пера.

Станет прочь отталкивать друзей
да швырять в окошко птичьи крики.
Лишь тетради (будущие книги)
да клетушка (будущий музей)…

Не смотри, приятель, на Луну —
не поймёшь, орёл там или решка.
Ночь темна. Верней, черна — как речка,
и у этой ночи ты в плену.

Спивались, вешались богемы,
Элиты чахли род от рода,
Но прошибали время гены
Неистребимого народа.

Подъемля Родину из праха
К вершинам веры, духа, воли,
Плечом к плечу вставали пахарь,
Кузнец, рыбак, охотник, воин.

По тёмным чащам, по трясине
Шагая долгими веками,
Они баюкали Россию
Своими грубыми руками.

Под волчий вой, под шорох веток,
Вдали от Терема и спеси
Они прислушивались к ветру
И у костра слагали песни…

Темны дороги, а песни долги,
Неясны знаки, опасны речи.
На Сером Волке, могучем Волке
Куда ты мчишься, Иван-Царевич?

Наветы, сплетни да кривотолки
Страшней Кощея да Чуды-Юды.
Иван-Царевич на Сером Волке,
Не жди пощады, не жажди чуда.

Бессилен меч, и стрела не к месту,
Пробьёшься словом, когда не сдрейфишь.
Исполни волю — добудь невесту.
Доверься Волку, Иван-Царевич!

стр.88