Максим Крючков - Клянусь победить врага

• Название: Клянусь победить врага
• Автор: Максим Крючков
• Жанр: Научная Фантастика

Сборник лучших работ с третьего конкурса фантастического портала Darkness «Клянусь победить врага!»

---

Сборник лучших произведений с первого литературного конкурса Darkness «Клянусь победить врага!»

Максим Крючков (Потребитель) Дорога жизни, дорога смерти

(второе место)

Она смутно помнила свое детство. Были небольшие листы, временами всплывавшие в памяти. Не имевшие никакой связи между собой, они не поясняли, а, лишь, окутывали прошлое вязкой темнотой. Бывали и сны. Удивительно яркие, цветные. В этих снах она видела лишь абстрактные картины. Ярко-зеленая сочность луговой травы. Душистость и колючесть сена. Кристально чистое, голубое небо. И еще глаза. Яркие, задорные, карие, с бесовской искоркой. Глаза неведомого существа, постоянно кормившего ее, ухаживавшего за ней. И лишь бы вспомнить лицо. Но нет. Были одни глаза.

И с каждым тревожным сном, в перерывах между жестокой реальностью, эти глаза выцветали. Становились блеклее. Окутывались пеленой. Вокруг глаз растягивались узкие морщинки. Один лишь блеск, не поддавался напору времени. Все тот же задорный, и, немного печальный.

А однажды ночью, когда выпал первый снег, эти глаза закрылись. И больше никогда не посещали ее в сновидениях.

Вся память стерлась, одним солнечным летним днем. Когда случилось что-то ужасное. Яркая вспышка опалила сознание. Что-то горячее обдало мощный круп, едва не сбив с ног. Помнится, тогда ее охватил ужас. Дикий, животный страх перед неизвестностью. И недоверие. Впервые появившееся в этом могучем сердце.

Она и раньше видела их. В яркой форме, по цвету, напоминавшую вкусную траву. Они всегда улыбались и ласково трепали ее за гриву. Иногда подкармливали сахаром. Жили они неподалеку от ее дома. В огороженных странными колючими ветвями домах. Временами они исчезали на пару дней. Тогда они всегда уходили на запад, по пыльной дороге, навстречу утреннему солнцу. Каждый нес странную палку, отливавшую блеском. А некоторые тащили палки громаднее, и, с виду, тяжелее. Тогда она еще не боялась этих палок. Она еще не знала, какая сила скрывалась в них. Эта сила, тупая, беспощадная, рвавшая плоть на куски. Она помнила, как после яркой вспышки явились они, в пепельной серой форме. Они несли такие же палки. Но их лица не излучали добра и ласки. Смеясь, они поставили свое оружие на сошки. Еще не зная его силы, они решили опробовать его на ее сородичах. Короткая очередь. Сухой треск. И теплая кровь, застывшая на сухих стеблях травы. Никогда раньше она так быстро не бежала. А за спиной, все раздавался треск. В абсолютной тишине. Прерываемый лишь жалобным всхрапыванием.

Целый лист был вырван из книги ее жизни. Солнечные дни сменились дождливо серыми днями. Полными тревоги и уныния. Ее нашли и приютили старые знакомые в форме. Только форма их был потрепана и порвана. Лица накрыло уныние и печаль. И яростный фонтан злобы, наполнял их покрасневшие от напряжения глаза.

Тогда она таскала за собой телегу с ящиками. Ее по-прежнему кормили и оберегали. Защищали от стальных птиц, витавших в небе, укрывая в лесных чащах. Но с каждым днем их становилось все меньше и меньше. Пока очередной дождливой ночью, сознание не озарила новая вспышка огня. Суматоха и паника. Ей вновь пришлось бежать. А когда рассвело, и шум утих, она вернулась к месту ночевки. Но так и никого не нашла. Лишь старая побитая каска, валялась на изрытой воронками земле. Долго она ходила по этим воронкам. Напрасно ожидая старых товарищей. Они так и не вернулись к ней.

Начались долгие скитания по залитой кровью земле. Людей она встречала редко. Чаще, находила мертвые тела. Одни были еще свежи. Другие давно сгнивали под кронами деревьев. Она шла на север. Климат становился холоднее. Могучий холодный ветер больно бил по впалым бокам. Она не знала куда идет. Желание выжить гнало ее к своим. Тем людям в, до боли знакомой, форме. К которым она долго привыкала, после того ужасного треска. До сих пор отдававшегося по ночам в ее ушах.

Выпал снег. Знакомые глаза, по ночам навещавшие ее, покинули сознание, и больше не приходили. Казалось, кто-то, связанный с ней тесной, живой связью, покинул ее. Навсегда. Как те лошади. Как те солдаты. Оставив ее одну. В наполненном огнем мире.

Невыразимая боль сковала сердце. Лошадь всхрапнула, и вновь подняла голову к ночному небу. Ярко сияли звезды. Из широких ноздрей валил теплый пар. Залитая лунным светом и осыпанная снегом поляна, служившая ей этой ночью местом для ночлега, мертвенно бледно блестела. Вдали как всегда сверкали яркие всполохи огня. Иногда, тяжелый шум и свист доносился до ее ушей, заставляя их тревожно колыхаться. Лошадь тяжело вздохнула. Попробовала вновь представить те карие глаза. Но они напрочь выветрились из памяти, покалеченной ярким огнем. Потерянная и никому не нужная, она печально склонила голову к холодной земле. Большие и блестящие глаза медленно захлопнулись…

Поселок остался далеко за спиной. Мешки с мукой были погружены на сани. По два-три мешка, занимавших не такую уж и большую часть саней. Но больше брать было нельзя. Лед опасно трещал под ногами. Мы шли рядом с санями, успокаивающе поглаживая усталую лошадь по бокам и аккуратно ведя ее по еще не окрепшему льду. До ближайшей земли было километров двадцать. Мы фактически, сидели на бочках с порохом. Которые вот-вот могли взорваться. И взрывались. Два обоза уже ушли под воду, под оглушающий треск ломаемого льда. Люди спаслись. Лошадей жалко. Перед глазами все еще стояли эти большие глаза. Бесконечно усталые. Они и не пытались вырваться из саней. Слишком сильно устали, от этого ада. Им же так тяжело, как и нам. А может и еще тяжелее. Никто не объяснит, куда подевался любящий хозяин. Почему люди так быстро исчезают. Почему их убивают. Убивают со звериным, сволочным хладнокровием. В их глазах, они те же грузовики или мешки с мукой. Суки…

Муров нервничал. Мы были первыми, не считая групп разведчиков, которые шли по этой дороге. Так необходимой умирающему городу. Это дорога была единственным спасательным кругом, брошенным городу. Нет, конечно, тысячи солдат гибли к югу от нас, перемешивая землю в кашу, тщетно пытаясь прорваться к Ленинграду. Но прорыва блокады так и не было. А люди гибли.

Вообще, к смерти здесь привыкаешь быстро. Нет никакого благородного пафоса. Не было того образа солдата-защитника, сиявшего на плакатах. Солдат-защитник в условиях острого дефицита и трехсот метров пройти не мог. Но шел. Упорно скрипя зубами. Шел в рваной, грязной форме. Шел, сваливаемый болезнями, скованный холодом и голодом. И бил врагов. Уже на полном исходе сил. Бил беспощадно, с такой же звериной жестокостью, с какой они шли по нашей земле. Бил шипя, матерясь, стискивая кулаки до мертвенной белизны. Бил. Ибо на пощаду было надеяться глупо.

Впереди раздался угрожающий треск. Обоз Пчельникова замер на месте. Установилась напряженная тишь. Лишь судорожно выл ночной зимний ветер, да гулко ухало к югу от нас. Бойцы тихо отвели лошадь с санями в сторону, и пошли по новому маршруту. Мы двинулись вслед за ними.

Я уже и не помнил, где мы нашли эту странную лошадь. Привыкшая к разрывам снарядов и свинцовому ливню, она была ценной находкой для нас. Множество лошадей приписанных к отряду были пугливыми, страшились разрывов снарядов и отступали под огнем противника. Для того чтобы они привыкли к этой каше, требовалось время. А здесь — абсолютно спокойная лошадь, неведомо как прошедшая к нашим позициям сквозь минные поля и огонь немецких батарей. Чудо.

У этой лошади были совершенно другие глаза. Не беспокойно метавшиеся от испуга. Нет, они были спокойны, немного задумчивы. Местами, в них мелькали искры грусти и печали. Неизвестно откуда она пришла. Может из деревеньки неподалеку. А может, шла от самой Белоруссии. Кличку ей так и не придумали. Так и звали, лошадью.

Несколько разрывов прозвучали совсем близко. На побережье. Один снаряд, судя по звукам, угодил в прибрежный лед, наверняка образовав здоровую брешь с бурлящей водой. Еще один снаряд разорвался в километре к западу от нас. Зарево огня приподняло завесу тьма над обозом. Контуры беспокойно стоявших бойцов отчетливо вырисовывались на фоне угасшего пламени. Одна такая смерть могла попасть и по нам. И здесь уже совсем не важно, зацепит тебя осколком, или нет. Ледяная вода и тяжелое снаряжение не дадут тебе шанса.

От обоза Мурова прибежал солдат. Аккуратно скользя по занесенному снегом льду, он сказал нам, что до мыса Осиновец осталось совсем немного. И ближе к утру, мы уже будем там.

Лошадь устало всхрапнула и уткнулась теплой сопящей мордой ко мне в шею. Липкий язык пару раз лизнул давно немытый воротник шубы. Я рассеяно похлопал ее по морде, вскользь пробежавшись по ней взглядом.

Отблеск фонаря на санях успел выхватить из темноты ее глаза. Они впервые излучали умиротворенность и радость.

Днем колонны почти не ходили. Основной поток машин, вытеснивших обозы с лошадьми, шел по ночам. Днем мы были почти как на ладони, и пускать машины по этой скатерти было небезопасно. Да и по ночам, мы старались не светиться, иногда гася фонари машин.