Павел Кочурин - Затылоглазие демиургынизма

• Название: Затылоглазие демиургынизма
• Автор: Павел Кочурин
• Жанр: Современная проза

---

Вера стояла в кругу своих моховских подруг, растерянная. Паша посоветовала окучивать в огороде картошку.

— Раз посажено, так и надо ухаживать, — рассудила она, — как это можќно бросать.

Вера послушалась пошла в огород. А Федосья Жохова, увидев Веру за работой в огороде, вроде из жалости к ней, что попусту трудится, подошла и сказала, что зря она старается, не дадут убрать, закон больно строгий вышел. У кого большие огороды и у тех отрезать будут.

Вера ушла домой, поверив Федосье. А на другой день Ленька приехал в Мохово на "Белоруси". И прямо в свою загороду. Как на танке, попер напролом, изгород поломал. Леньку увидела Паша, почуяла беду, удержаќла, встала перед трактором.

— Погодина, Леванид, что задумал. За такое засудят. Не дам загороду губить, не пущу. Бригадир, Федор Пашин, Леньку пьяного ссадил с трактора.

— Не дури, парень, — строго предупредил он. — Председатель велел огород засадить, так никто его и не тронет. Мало что говорят. И Яков Филиппович, парторг, не допустит, чтобы огороды отбирались.

А Ленька на всю деревню матом:

— Паразиты эти, готовы тебя живьем проглотить, мать твою… Так и зырят, чтобы кто не разбогател с этого огорода… Разворочу все, пусть судят, гады…

Следом прибежала мать. Ей сказали, что Денька с уполномоченным подќрался, напился, сел на трактор и уехал в Мохово.

Леньку уговорили. Оставив трактор, он ушел домой в Есипово. Председаќтель с парторгом были в городе на зональном совещании.

В воскресение вечером в клубе перед кино к Леньке подошел Старик Соќколов Яков Филиппович. Тряся в смехе бородой и двигая руками, пробасил раскатисто:

— Ах, ты, Леванид, Леванид, Леванид Алексеевич. Почто же так с организатором-то уполномоченным расцапался, тот аж в район убежал, обиќженный на тебя. Не годится быть таким торопыней…

Кто-то тут же торопыню переиначил в Тарапуню. И к молодому мужику прилипло это имечко-прозвание. Чуть что — Тарапуня. Не со зла, а ласќково, как бы почетно. С бригадиров тракторной бригады его пришлось снять по настоянию райкома. Дедушка с Яковом Филипповичем отстаивали. Дело парень знает, уроки извлечет. Но где там, должностное лицо оскорќбилось. Грозили судом. Старик Соколов Яков Филиппович пошел к "Первоќму". Правильно ли посланец райкома, организатор, вмешивается в дела колхоза, обходя председателя, командует колхозниками, фронтовичќку и сына погибшего на фронте мужа обижает. Как тут было скандалу не быть, и хорошо, что худа большого не было.

Старые моховские огороды Вере и Агаше оставили по решению правления. Ленька не захотел сам быть бригадиром. Уполномоченного организатора тоже перебросили в другой колхоз.

Все вроде бы обошлось. Леонид не жалел, что отошел от бригадирства. Меньше ругани и скандалов при его характере. С его правдой жизни как было всем угодить. Но организатор, и уйдя из колхоза, как говорили старики, "Завел старую песню, бес его не оставлял". Заявил на одном из райкомовских совещаний, что в Большесельском колхозе, чуть ли не у каќждого по гектару приусадебные участки. Работать некогда, впору в своих "овинниках" копаться, как они называют эти свои участки. В сенокос боќльше пекутся о сене для своей коровы, чем для колхозного стаќда. И председатель с парторгом это все поощряют, и даже приказывают заќсевать эти свои овинники рожью или пшеницей особого коринсково сорта. Пошли слухи, что "овинники" урежут, с личной скотиной прижмут. Тут моховцы у всего района на глазу.

Анне с доярками было обидно до слез. Работает на ферме без выходных, каждая за двоих "ломит". И непонятно, за что их винить. Коров, вишь своих держат, другую скотину. Потому и в колхозе плохо люди работает. А знать вот не хотят, что работают-то за это самое право держать скотину свою при доме и тем кормиться. Вот тебе и надежда "на лучшее, светлое будущее", оно у них "через кладбище", название такое колхозу придумали.

2

Настало время, когда уже нечему было и удивляться. Ко всему безразлиќчие. Колхозы то укрупнялись, то, слишком укрупнившиеся, "разукрупнялись". Райкомы делились на сельские и несельские. Не человеки, а вроде как бесы-вредители к власти пробрались. С этим дележом теряли себя и люди. Один человек как бы уже в двух лицах: половина сельский и половина не сельский, а, значит, уже без своего лица. И все продолжало чего-то преобразовываться. Захудалые колхозы объявлялись совхозами и переходили на полное изживление, старухи говорили, государево. Колхозќники, не читавшие газет из-за неверия им, говорили: "Все вот чего-то решают-делют, а народа спросить боятся. Он им чужой. Окружили себя угодниками-погонялами, вроде пастухов… Что ни день, то худая новость. Ровно от каких-то чужеродных сил власть на нас нашла". С высокой колокольни оно только и видно другую колокольню. Дорожек прежних и тропок уже и не заметишь. Вот и не знаешь, к кому идти, с кем поговорить. И верно, вот толкуют: все разделилось на "демиургынов" — погонял несмышленой твари, и "затылоглазников" — ябедников узаконенных.

Над председателем колхоза железобетонным сооружением, как возле деревянного телеграфного столба торчал инспектор-организатор. И все гудело на ветру натянутой проволокой. Одному без второго вроде бы и нельзя было быть. Это, что глазу без слуха и слуху без глаза. Тут к месту и пришлась поговорка Старика Соколова Якова Филипповича: "В рот те уши: сам говори и сам себя слушай, так и живи".

Подступил очередной натиск. На этот раз на кукурузу — чудо, могущее колхозы избавить от всех бед. И опять все и было принято без видимого ропота. Заворожились словом: дали ей название-титул: "Королева". Велено было отводить ей целые поля: живи и здравствуй на просторе… Старые крестьяне, покашливая в кулак, притворно дивились разным указаниям начальства: "Как вот ее сажать?.. Как картошку или как капусту. Тут же с разъяснением спешили "знатоки", те же инспекторы-организаторы: пока машин нет, вручную. Их забавно-всерьез представляли пересмешники: "По натянутой струнке ходи и втыкай в землю по зернышку. Да смотри, чтоб квадратно-гнездовой способ получался, как вот на шашельнице. Можно и в торфо-перегнойных горшочках ее выращивать у себя на печке до тепла, а опосля, как там вырастет на поле переносить".

Несмотря на убыль людскую, балагуров в деревне хватало. Им весело было при таком житье. В другом-то месте, кто бы их услышал, а тут воля все по-своему растолковывать. Изводились травы, чего ими поля занимать, они и так всюду растут и под снегом гниют. Те, кто отстаивал клевера, новоявленным словцом обзывали "травопольщик". Под эту кличку попал и "Первый" — их секретарь райкома. Повод острословам и над начальством поглумиться. Весело.

Некоторые новшества имеете с насмешливым недоверием вызывали у мужиќков и любопытстве: "А отчего нет попробовать, кукурузника послушать. В других местах делается, может, и у нас что выйдет". Это в натуре русќского селянина-мужика — пробовать. Иной раз до того допробуется, что и "про свое" забудет, будет пробовать из-за упорства… Клевера развоќдить, картошку сажать он тоже начал с пробования.

Дедушка тоже начал "пробовать". Перечитал все, что попалось под руки о кукурузе. Надежды мало, чтоб она у них выросла. Разве семена есть особых сортов? И все же, как не испытать, раз велят.

— Оно и можно, что плохого, — сказал он секретарю райкома, слегка лукавя. — Загончик вот и посею на хорошем поле.

Секретарь райкома — "Первый", выслушал дедушку с какой-то беззаботностной равнодушностью. Принужденно усмехнулся наивному мужицкому лукавому прощупыванию. Сказал, скорее в ответ своей думе:

— Загончик?.. Велено-то поля "королевой" засаживать. — И погрустнел, отвел взгляд. — Новому "Первому" все это будете, Данило Игнатьевич, доќказывать и рассказывать. А я, брат, "травопольщик", меня в сторону. — И тут же как бы поделился своим опытом: — Только не советую на рожон лезть. Вы крестьянству нужны. Держава такими, как вы, Корины, должна окрепиться. Это вот ваш старовер, Коммунмст во Христе, лучше всех нас видит и чувствует. Кукурузники сгинут, замрут и замолкнут без стыда.

Дедушка распахал клеверное поле возле большака и посеял "королеву". Школьники табличку на колышке воткнули: "Кукуруза — королева полей". И вроде бы не было смешно, как потом в разговорах вышучивали, никого не упрекая: сами сеяли, себя и высмеивай.

Осенью на этом поле ни кукурузы, ни клевера. Густо выросла неприхотќливая травы. Ее скосили и выдали за кукурузу. И тоже без смеха. Дедушќку остерегал страх разоблачения, но сослались на невсхожесть семян. Не в одном колхозе такая оказия случилась. Но и на другой год "королеву" сажать заставили. Новым секретарем — "Первым", был избран Сухов Михаил Трофимович. Это дедушку удивило, но больше обрадовало: Тоже ведь "травопольщик". Скорее всего не разгадали. Или понадеялись: молодой, образумится, обтерпится. Да откуда их, новых "Первых", "некукурузников" набраться. Сухов тоже агитировал "королеву". Но на махинации председателей закрывал глаза: что выросло — то и кукуруза. Реќкордами не выхвалялся. Дедушка настойчиво продолжал пробовать у себя новую культуры. Приказы-то сажать ее не отменялись. Была и другая причина, чтобы нового секретаря не подводить. Уполномоченные из области как опричники рыскали.