Авдотья Панаева - ВОСПОМИНАНИЯ

• Название: ВОСПОМИНАНИЯ
• Автор: Авдотья Панаева
• Издательство: Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-8159-0198-9

Текст печатается по изданию:

Авдотья Панаева

(Е.Я.Головачева)

ВОСПОМИНАНИЯ

1824-1870

Исправленное издание под редакцией и с примечаниями Корнея Чуковского

«Academia» Ленинград 1927

Очерк Корнея Чуковского о Панаевой печатается по тексту его книги «Некрасов»

Ленинград, издательство «Кубуч», 1926

---

Г-жа Суслова занималась также и литературой; в 1864 году в «Современнике» были напечатаны два ее произведения: «Рассказа письмах» и «Чудная» («Фантазерка»). Понятно, что она не продолжала свою литературную карьеру, посвятив себя медицинской науке.[218]

Как пионерке. Сусловой пришлось испытать и преодолеть массу неприятностей и препятствий на своем пути: надо было иметь сильный, энергичный характер, чтобы дойти до цели, не смущаясь враждебностью и оскорбительными насмешками.

Упомяну еще о г-же М.А.Боковой, с которой я познакомилась, когда она была еще молоденькой женщиной, также слушала лекции в медицинской академии и также должна была уехать за границу, чтобы учиться медицине, получила в Гейдельберге диплом на доктора-окулиста и сделалась известной в Лондоне как искусный глазной оператор. Г-жа Бокова также занималась литературой: она перевела почти всего Брэма, которого издавал выпусками молодой естественник В.О. Ковалевский.[219]

В.О. Ковалевский часто бывал у нас, он и познакомил меня со своей невестой, которой тогда было всего лет семнадцать. Это была очень хорошенькая барышня, живая, веселая, но уже тогда избравшая себе целью изучить высшую математику. Теперь Софья Васильевна Ковалевская сделалась профессором в Стокгольмском университете.

Я уклонилась от коммуны, но мне хотелось показать— какие результаты получались из тогдашнего женского вопроса.

Я была в коммуне не более двух раз, но знала от Слепцова, как идет хозяйство в ней: по всему было видно, что оно ведется не в порядке, потому что надо было соблюдать большую экономию во всем, а какая может быть экономия, когда гости собирались не только раз в неделю, но стали бывать в коммуне каждый день и утром и вечером, обедали, пили чай. Благодаря разным личностям, бывавшим в коммуне, распространились всякие сплетни о живущих в ней. Когда я стала говорить Слепцову об этих слухах, он отвечал:

— Не стоит обращать на это внимания, пусть себе болтают всякий вздор, избежать этого трудно. Все отлично знают, что женщины жили прежде в меблированной квартире точно так же вместе с мужчинами, да еще бог знает с какими. Рутина в общественной жизни так сильна, что, какое бы ни явилось в ней полезное исключение, оно производит гвалт; покричат, поболтают и перестанут.

Но невыгодные слухи о коммуне принимали все большие и большие размеры. Уверяли, будто бы в коммуне каждый день бывает большое сборище мужчин и женщин, которые пируют всю ночь, что за ужином разливное море вина, посетители и хозяева напиваются до безобразия, и гости только на другой день расходятся по домам.

А между тем в коммуне, кроме чаю, никаких других угощений не подавалось гостям. Если впоследствии появилось в печати неверное описание жизни членов в коммуне, то это можно приписать лишь галлюцинации автора, видевшего описанное им во сне.[220]

В городе распространились слухи, будто образовалась новая секта, под названием «коммуна», и что культ этой секты — самая безнравственная разнузданность.

Городовые бессменно торчали у подъезда квартиры коммуны. Прислуга, которой отказывали в коммуне или за бесцеремонное воровство при покупке провизии, или за большое количество кумовьев, торчащих постоянно в кухне, вымещала свою злобу, рассказывая небывальщину о своих бывших хозяевах.

Некоторые дамы, опасаясь компрометировать себя, выехали из коммуны, а остальным слишком дорого обходилась жизнь на общей квартире, и коммуна распалась.

Мне жаль было Слепцова, потому что все подсмеивались над ним и его неудавшейся коммуной, но он хладнокровно относился к этим насмешкам и говорил мне по этому поводу:

— Не стоит смущаться неудачей в полезных общественных делах, потому что большинство общества податливо на усвоение пустых рутинных обычаев в общественной жизни, и чуть возникает новизна, хоть и полезная, она вызывает рутинеров на глумление. Не следует робеть перед этим, иначе в общественной жизни не было бы никакого прогресса. Прогресс только и может быть тогда, когда люди действуют наперекор рутине. Посмотрите, как большинство восстает теперь против высшего образования женщин, а через несколько лет это же большинство будет пользоваться плодами высшего образования женщин.

Я не встречала другого человека, который, подобно Слепцову, мог бы относиться так спокойно, когда сидел без гроша денег. А надо заметить, что Слепцов очень любил комфорт, но никогда не раздражался от затруднительного своего финансового положения; напротив, бывало, смешит до упаду, рассказывая свои объяснения с квартирной хозяйкой, требующей у него денег за комнату, или с своим дешевым портным, являвшимся к нему со счетом. Слепцов имел дар с ними разговаривать так, что кредиторы расставались с своим должником самым миролюбивым образом. Где бы Слепцов ни поселялся в меблированной квартире, прислуга чувствовала к нему особенное расположение и всеми силами старалась угодить ему. Вообще, у Слепцова в голосе было что-то ласкающее, так что люди из простого класса, из самых мрачных и молчаливых, делались с ним разговорчивыми до откровенности. Я очень любила слушать, когда Слепцов беседовал с кем-нибудь из этого класса людей; с каждым из них у него был особенный слог, который совпадал с языком какого-нибудь мастерового, мужика-рабочего или торговки-бабы. Он так умел шутить с ними, что они от души смеялись.

Слепцов не унимался и продолжал возиться с новыми своими проектами. Он хлопотал устроить женскую переплетную мастерскую, открыть контору переводов с иностранных языков и переписки рукописей, чтобы доставлять работу женщинам, которых тогда много съехалось в Петербург из провинции, чтобы получить высшее образование. Многие барышни явились в столицу без всяких средств к жизни, с одними надеждами, что достанут себе уроков или переводов, обеспечат ими свое существование и будут учиться. Но конкуренция на этот труд так понизила плату, что и те, кому посчастливилось получить уроки или перевод, должны были испытывать большие лишения. Никаким заработком не брезгали барышни — шли даже в наборщицы в типографии. Слепцов был прав, говоря, что надо придумать хоть какой-нибудь заработок нуждающимся женщинам. Будь деньги у Слепцова, он наверное устроил бы мастерские для женщин, но, к несчастью, у него их не было, и он сам постоянно нуждался: возьмет вперед из редакции деньги, уплатит долги и опять сидит без гроша. Слепцову хотелось составить общество из людей достаточных, которые на словах очень сочувственно относились к женскому вопросу, но он только терял время на эти хлопоты.

— Странное дело, — говорил он, — на всякий пустяк люди бросают деньги, а чуть коснется чего-нибудь полезного, так не уломаешь их принять участие. Является какая-то недоверчивость в полезность дела, боятся, что пропадут деньги, точно дело идет не о нескольких стах рублей, а о целом состоянии! А как слушаешь их, так они, кажется, готовы пожертвовать даже своей жизнью из-за своих принципов. Ну, да обойдемся и без них: с миру по нитке — голому рубашка.

Слепцов устроил частный литературно-музыкальный вечер в пользу двух приезжих барышень, которые очутились в безвыходном положении. На этом вечере участвовал композитор А.Н. Серов, две сестры музыкантши (фамилии их не помню), Д.Д. Минаев читал стихи и еще кто-то из новичков литераторов. Сам Слепцов для этого вечера написал маленький рассказ «Спичка», подражание сказкам Андерсена.

Билетов было роздано очень много через знакомых, так что зала, в квартире одного семейства, не могла вместить всей публики, и многие должны были слушать чтение и музыку из соседних комнат.

Сбор оказался изрядный, потому что многие давали в пять раз более за билет. Слепцов проектировал дать несколько таких литературно-музыкальных вечеров, чтобы на сбор с них открыть женскую переплетную мастерскую. Но его планы рушились, потому что получены были достоверные сведения, что на него обращено особенное внимание за устройство коммуны и за ним зорко следят, как за организатором разных сборищ под видом частных лекций и литературных чтений; ему советовали на время умерить свою организаторскую деятельность.

— Принимайтесь-ка писать свои рассказы, давным-давно не было в «Современнике» вашего имени, — сказала я Слепцову по этому поводу.

— Я хочу не рассказ писать, а роман, — отвечал Слепцов. — Он у меня обдуман.

— У вас давно задумано много рассказов, да какой толк из этого? — заметила я.

— Мне хочется в своем романе изобразить современные отношения между супругами, людьми развитыми, — говорил Слепцов.

— Лет через десять мы прочтем ваш роман? — спросила я, смеясь.

— Не через десять, я очень скоро его напишу, — улыбаясь, отвечал Слепцов и предложил мне держать пари.

Я охотно согласилась, в полной уверенности, что выиграю.

Слепцову очень нравился у меня старинный бронзовый подсвечник изящной работы, а он был большой любитель изящных вещей. В случае проигрыша я должна была отдать ему этот подсвечник.