Фредерик Стендаль - Люсьен Левен (Красное и белое)

• Название: Люсьен Левен (Красное и белое)
• Автор: Фредерик Стендаль
• Издательство: «Правда»
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1978

Неоконченный роман, впервые опубликованный только в 1929 году.

Роман "Люсьен Левен" увидел свет только после смерти автора - Фредерика Стендаля (настоящее имя Анри Бейль). Многие издатели выбирают другое из намеченных Стендалем названий - "Красное и белое".

Многое объединяет Люсьена Левена с героем романа "Красное и черное" Жюльеном Сорелем. Он так же благороден, умен, готов к великим делам, пылок сердцем и страстно мечтает о счастье. Только Жюльен вышел из низов, а Люсьен - сын могущественного и влиятельного банкира. Но молодого человека во всем ожидает разочарование - он расстается с любимой, бросает службу в армии, окунается в политические интриги. "Я плохо устроил свою жизнь..." - вынужден признать Люсьен Левен, подводя итоги.

---

— Именно сознавая все это, я и прошу ваше сиятельство оставить всякую мысль о награждении меня крестом и тем более деньгами.

— Будьте осторожны, милостивый государь! — не на шутку рассердился министр. — Я способен поймать вас на слове. Вот вам перо, напишите против своего имени, чего вы хотите.

Люсьен написал против своего имени: ни креста, ни денежной награды, провал на выборах; потом перечеркнул все, а внизу листа проставил:

«Господин Кофф …. 2 500 франков».

— Подумайте хорошенько, — сказал министр, прочтя написанное Люсьеном. — Я беру эту бумагу во дворец. Если впоследствии ваш отец захочет объясниться со мной по этому вопросу, это будет бесполезно.

— Важные дела помешали вашему сиятельству запомнить наш разговор в Опере. Я самым определенным образом выразил желание, чтобы мой отец больше не заботился о моей политической карьере.

— В таком случае объясните моему другу господину Левену, как обстояло дело с вашим награждением. Вы должны были получить восемь тысяч франков и зачеркнули эту цифру. Прощайте, милостивый государь.

Как только карета его сиятельства отъехала от здания министерства, графиня де Вез пригласила к себе Люсьена.

«Черт возьми, — подумал Люсьен, увидев ее, — она сегодня прехорошенькая! Вид у нее совсем не застенчивый, в глазах какой-то огонек. Что означает эта перемена?»

— Вы с нами суровы со времени вашего возвращения. Я ждала случая поговорить с вами обстоятельно. Могу вас уверить, что никто в министерстве не защищал ваших телеграмм более настойчиво, чем я. Я отважно протестовала, когда у меня за столом о них дурно отзывались. Но в конце концов каждый может ошибиться, и у меня для вас есть приятная новость. Ваши враги впоследствии могли бы оклеветать вас в связи с вашим недавним поручением. Я отлично знаю, что деньги весьма мало интересуют вас, но надо заткнуть рот вашим недоброжелателям, и сегодня утром я добилась от мужа обещания, что он исходатайствует для вас награду в восемь тысяч франков; я хотела десять тысяч, но господин де Вез указал мне на то, что такой суммой предположено наградить лишь тех, кто добился крупного успеха, и что письма, полученные вчера от господина де Серанвиля и от господина Роллера, канского мэра, чрезвычайно неблагоприятны для вас. Я противопоставила этим письмам избрание вашего отца в палату депутатов и только что добилась своего. Господин де Вез распорядился переписать перечень наград, где вы стояли в самом конце против цифры в четыре тысячи франков, и теперь ваша фамилия стоит четвертой по порядку против восьми тысяч франков.

Все это было сказано гораздо многословнее, а потому более сдержанно и, как подобает женщине, более скромно, но вместе с тем с большей доброжелательностью и участием, чем мы здесь излагаем.

Поэтому Люсьен отнюдь не остался нечувствительным; он понемногу начинал привыкать к светским отношениям, да и пора было в двадцать шесть лет.

«Мне следовало бы поухаживать за этой робкой женщиной; ее высокое положение надоело ей и тяготит ее, я явился бы для нее утешителем. Мой кабинет находится в каких-нибудь пятидесяти шагах от ее комнаты».

Люсьен сообщил ей, что он вычеркнул свою фамилию.

— Боже мой! — воскликнула она. — Неужели вы обижены? При первом же удобном случае вы получите крест, я обещаю вам.

Это означало: «Неужели вы собираетесь нас покинуть?»

Тон, каким были произнесены эти слова, глубоко тронул Люсьена, он готов был поцеловать у нее руку. Г-жа де Вез была сильно взволнована, а он преисполнен признательности. Во время своей поездки Люсьен видел только враждебные физиономии, и это кроткое, столь дружественное лицо растрогало его.

«Но если бы я привязался к ней, сколько мне пришлось бы вынести скучных обедов! Да еще видеть перед собой на другом конце стола физиономию ее мужа, а нередко и этого мелкого плута Дебака, его родственника!»

Все эти размышления не заняли у него и полсекунды.

— Я только что вычеркнул свое имя, — промолвил Люсьен, — но так как вы благосклонно проявляете участие к моей судьбе, я вам объясню настоящую причину моего отказа.

Эти списки наград могут в один прекрасный день быть опубликованы в печати. В таком случае они могли бы доставить мне печальную известность, а я слишком молод, чтобы подвергать себя такой опасности. Что же касается восьми тысяч франков, я к ним не стремлюсь.

— Ах, боже мой, — ужаснулась г-жа де Вез, — неужели вы, подобно господину Крапару, полагаете, что республика так близка?

Лицо г-жи де Вез выражало только страх и сомнение; Люсьен уловил в нем полнейшую черствость души.

«Страх, — подумал Люсьен, — заставил ее позабыть обо всяком дружеском участии ко мне. В наш век привилегии покупаются дорогой ценой, и Готье был прав, когда жалел человека, носящего титул принца. «Я признаюсь в этом лишь немногим, — добавлял Готье, — в этом могли бы усмотреть самую пошлую зависть». Вот его подлинные слова: «В 183* году титул принца или герцога, принадлежащий молодому человеку, родившемуся в этом столетии, в какой-то мере толкает его на безрассудство. Из-за своего титула бедняга испытывает вечный страх и считает себя обязанным быть счастливее других». Эта маленькая женщина была бы счастлива, если бы называлась госпожой Леру… А между тем мысли об опасности, напротив, вызывали у госпожи де Шастеле прилив очаровательного мужества. В тот вечер, когда у меня вырвалась фраза: «Я буду сражаться против вас», — какой взгляд кинула она на меня!.. А я? Что делаю я в Париже? Почему мне не помчаться в Нанси? Я на коленях выпросил бы у нее прощение за вспышку гнева, вызванную тем, что она не доверила мне своей тайны. Как тягостно сделать такое признание молодому человеку, да еще, быть может, любимому! И к чему? Я ведь никогда не заговаривал с нею о том, чтобы соединить наши судьбы».

— Вы рассердились? — робким тоном спросила г-жа де Вез.

Звук ее голоса заставил Люсьена очнуться. «Она уже не боится, — подумал он. — О боже мой, я, должно быть, молчал по крайней мере минуту!»

— Долго ли я мечтал?

— По меньшей мере три минуты, — ответила г-жа де Вез с невероятной снисходительностью, но в этой сознательно подчеркнутой снисходительности заключался легкий упрек жены всесильного министра, не привыкшей к такой рассеянности собеседника, и вдобавок еще в разговоре с глазу на глаз.

— Это потому, сударыня, что я поймал себя на чувстве к вам, в котором я упрекнул себя.

После того как Люсьен таким образом немного покривил душой, ему уже нечего было сказать г-же де Вез. Он прибавил несколько учтивых слов, оставил ее покрасневшей до корней волос и поспешил запереться у себя в кабинете.

«Я забываю о жизни, — подумал он. — Это дурацкое честолюбие отвлекает меня от единственной вещи на свете, имеющей для меня значение. Смешно жертвовать своим сердцем в угоду честолюбию, не будучи вовсе честолюбивым… Я ведь не чудак какой-нибудь. Я просто хотел выказать мою признательность отцу. Но хватит этого… Они подумают, что я обижен, не получив ни повышения, ни креста.

Мои враги в министерстве, пожалуй, станут утверждать, что я отправился в Нанси повидаться с республиканцами. После того как телеграф сослужил мне службу, он теперь обернется против меня… Зачем прикасаться к этой дьявольской машине?» — почти смеясь, подумал Люсьен.

Приняв решение съездить в Нанси, Люсьен почувствовал себя человеком.

«Надо дождаться отца, он возвращается на днях. Это мой долг, и, кроме того, мне весьма хотелось бы узнать его мнение о моем поведении в Кане, которое вызывает такие нарекания в министерстве».

Вечером, чтобы не показаться обиженным, он был особенно блистательным у г-жи Гранде. В маленькой овальной гостиной, где собралось около тридцати человек, он стал центром беседы; все другие разговоры прекратились по крайней мере на двадцать минут.

Этот успех наэлектризовал г-жу Гранде. «Два-три таких момента каждый вечер — и мой салон станет первым в Париже». Когда гости переходили в бильярдную, она случайно очутилась рядом с Люсьеном, в стороне от других. Между тем как мужчины разбирали кии, она, стоя рядом с Люсьеном, обратилась к нему:

— Что делали вы по вечерам во время поездки в провинцию?

— Я думал об одной молодой женщине в Париже, в которую я страстно влюблен.

Он впервые говорил подобные вещи г-же Гранде, и эта фраза пришлась весьма кстати. Г-жа Гранде минут пять наслаждалась ею, пока не вспомнила о роли, которую сама навязала себе в свете. В ней властно заговорило честолюбие, и, ничуть не насилуя себя, она гневно взглянула на Люсьена. Нежные слова ничего не стоили Люсьену: он был полон ими с тех пор, как решил поехать в Нанси.

Весь вечер Люсьен был крайне нежен с г-жой Гранде.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ

Из Авейрона, где его выбрали депутатом, г-н Левен возвратился в самом радужном настроении.