Роуч Майкл - Сад.Притча

• Название: Сад.Притча
• Автор: Роуч Майкл
• Жанр: Самосовершенствование

Безымянный юноша, снедаемый жаждой духовного знания, встречает златовласую девушку, которая увлекает его в сказочный Сад, где ему предстоит освоить уроки мудрости. Здесь ему являются лама Цонкапа, Будда Майтрея, Первый Далай-лама и другие отцы-основатели буддизма. Их уроки и наставления, пронизанные ясностью, мудростью и бескомпромиссным светом знания, раскрывают перед юношей сокровенные тайны тибетской духовной традиции. Оригинальный сюжет, великолепный язык и глубина проникновения в тонкости буддийского учения делают эту книгу настоящей находкой для всех, кто интересуется духовными учениями Востока. Посредством истории о юноше, которого привело в Сад Прекрасное воплощение мудрости, автор вводит нас в пантеон величайших мастеров буддизма: философов, йогинов, столпов мистицизма, дающих ему бесценные учения и наставления, языком притчи знакомит читателя с многовековой мудростью тибетского буддизма. Книга, несомненно, станет находкой для всех, кто интересуется индо-тибетским буддизмом и духовными учениями Востока в целом. Геше Майкл Роуч - буддийский монах и наставник с двадцатипятилетним стажем. Первый американец, получивший титул геше - доктора буддийской философии. Знаток санскрита, тибетского и русского языков. Основатель Института азиатской классики и Проекта по сохранению азиатского литературного наследия (Asian Classics Input Project - ACIP).

---

Он обратил ко мне свое золотое лицо и глубокие карие глаза, полные любви, и кротко заговорил:

- В том мире, в котором ты живешь - в той форме жизни, в которой ты вынужден пребывать в этом рождении, - нет ничего постоянного.

Разве ты сам этого не заметил? Ничему нельзя верить, ничто не остается неизменным. Те силы, что управляют твоим миром, те силы, что создали твой мир и тебя самого, обладают неким качеством неустойчивости, и поэтому никакая вещь в твоем мире не будет оставаться для тебя той же самой хоть сколько-нибудь долго.

И больше всего меня тяготит, - продолжал он с еле слышным вздохом, - когда кто-то из вас, людей, находит того, кого можно полюбить, и любовь эта взаимна; но время не стоит на месте, шестеренки поворачиваются, баланс сил изменяется, и вот уже независимо от вас, под действием все тех же сил, пришедших в движение, вы оба изменяетесь. В этом нет ни капли вашей вины, но вот уже любовь усыхает до симпатии, симпатия сменяется равнодушием, равнодушие перерастает в неприязнь, а неприязнь в конце концов превращается в ненависть. Так частенько и случается в вашем мире, что вы начинаете ненавидеть тех, которых раньше любили, а самые близкие прежде люди не вызывают вообще никаких чувств. Уж так он устроен, этот ваш мир.

Увы, вся моя жизнь подтверждала справедливость его слов, я ощущал какую-то почти физическую боль. Боль эта излучалась наружу, в сторону Майтреи, но, не пройдя и полпути, таяла в золотом свете, окутывавшем его тело. Я почувствовал себя больным ребенком на руках у заботливой матери, одно только присутствие которой даровало мир и покой, излечивало раны и обиды.

Он замолчал, как будто раздумывая, стоит ли ему говорить дальше, но я молча кивнул, предлагая ему продолжать. Мы оба понимали: я должен овладеть этим знанием, чтобы стать свободным, чтобы, в конце концов, у меня возникло само желание освободиться.

Он, не мигая, смотрел мне в лицо, как будто хотел поддержать мою решимость дивным взглядом своих любящих глаз.

- Но есть у вас, людей, еще одна, самая безжалостная разновидность страдания, о которой я поведаю тебе теперь только потому, что люблю тебя. В вашем нынешнем состоянии ума вы целиком и полностью неспособны испытывать эмоцию удовлетворения, чувство завершенности удовольствия. Ваши вожделения бесконечны, они словно огромным кнутом гонят вас, беспощадно бичуя, заставляя хватать, стараться заполучить все больше и больше, как можно больше, всегда больше, чем у вас уже есть. Вы, как букашки, бессмысленно сражаетесь друг с другом за место под солнцем, стараясь вырвать свое ничтожное счастьице у мира, у других букашек-сородичей, а потом - когда это вам наконец удается - ваша неудовлетворенность снова поднимает вас в атаку за новым куском такого же пустякового счастья. Иногда вам снова улыбается удача, но эта новая победа недолго радует вас, и все начинается сначала… - Он снова помолчал, как будто уже само воспоминание о том, как работает ущербный человеческий ум, доставляло ему болезненные переживания.

- Попробуй представить себе, - наконец снова заговорил Майтрея, на этот раз глядя сквозь меня куда-то в пространство за моей спиной, - каково это - сидеть сложа руки и наблюдать моим всепроникающим умом - умом, которому известно все, - все эти бесконечные вселенные, состоящие из несметного числа звезд и планет, на которых живут бесчисленные живые существа. На светлой стороне каждой обитаемой планеты - той стороне, которая обращена к ближайшей звезде - сейчас день, и вот все эти бесчисленные существа, безжалостно подгоняемые бичом своей неудовлетворенности, будут до самого вечера тратить драгоценные часы своей жизни на эту гонку за бессмысленными удовольствиями, которые им с каждым разом все труднее и труднее получать и которыми просто невозможно - ибо некогда, ведь уже надо бежать за новыми! - толком насладиться. Каково это - наблюдать, как измотанные этими скачками за призраком удачи, истощившие свои тела, впустую растратившие свою энергию и интеллект, эти суетливые людишки умирают от своих непомерных и тщетных усилий - и все потому, что им никак не удовлетвориться тем, что у них уже есть, хотя в подавляющем большинстве случаев того, что они имеют, вполне достаточно, чтобы достичь - как достиг я - истинного счастья.

И он снова замолчал, на этот раз надолго. Такая пауза уже сама по себе была беспощадной, ведь я не мог не заметить, что он только что описал мою жизнь и жизнь всех тех людей, что живут вокруг меня.

Совсем неожиданна была жестокость, исходящая от существа, попросту неспособного ни на что, кроме чистейшей любви.

Наконец Майтрея с наслаждением по-кошачьи вытянулся на траве и зачерпнул между корнями чинары горсть песка. Он перекатился на живот, глядя на траву, которая была слегка освещена золотым сиянием его тела, медленно и даже как-то мечтательно поднял ладонь и начал сыпать песок тонкой струйкой; песчинки слегка вспыхивали, пролетая сквозь свет, исходящий от его лица, и собирались на земле между былинками в небольшую кучку.

- Посмотри на эту горку, - тихо скомандовал он. - Она величиной с гималайскую вершину, она занимает полнеба, она подавляет воображение своими размерами. А каждая песчинка - это мертвое тело, отдельно взятый труп. Гора трупов. Тут мужчины и женщины, самки и самцы, толстые и худые, белые и темнокожие, двуногие и четвероногие, молодые и старые, покрытые шерстью и одетые в чешую, говорящие, блеющие, чирикающие и просто пускающие пузыри - тысячи, сотни тысяч, нет, миллионы трупов лежат в этой кучке между травинок. И все эти тела твои, ведь я наблюдал за тобой и веками надеялся, ах как я надеялся, что в один прекрасный день ты станешь достаточно чистым для того, чтобы узреть меня. А ты все эти годы, все эти долгие годы, которым несть числа, брал себе одно тело за другим - бесчисленное количество, мириады тел! - влезал в него, разгуливал в нем, плавал, летал или ползал, снова и снова умирал вместе с ним, прожив пустую, бездарную жизнь в бессмысленной погоне за никчемным счастьем. - Тут он наклонился, дунул на песчаный холмик, и тот рассыпался.

Мы снова на мгновение замолчали, но я чувствовал, что Майтрея еще не закончил портрет моего безысходного существования. Он снова перевернулся, все с тем же наслаждением потянулся и лег на спину, уставившись в звездное небо с очевидным выражением совершенного счастья, так напомнившим мне ее облик.

- Ты посмотри на это небо, посмотри на эти далекие звезды! Кстати, может, тебя порадует то, что, пока я наблюдал за тобой на фоне рождения, развития и гибели целых галактик, тебе удавалось достичь невероятных высот. Помню, как жители одной планеты возвели тебя на трон, присвоив тебе титул Чакравартина - вселенского монарха. Я видел, как ты был первым и единственным восходителем на высочайшую вершину другой планеты. Я видел, как ты был женщиной, совершенной, несравненной красоты, я видел тебя сказочно богатым торговцем, самым быстрым бегуном, самым известным ученым, самым гениальным художником, самым бесстрашным воином, - короче, самым прославленным, совершенным и непревзойденным среди всех жителей твоего мира.

И, тем не менее, всякий раз - как ты это знаешь на примере своей нынешней жизни - ты терял свое положение, все менялось на глазах, и вот ты уже становился чуть менее красивым, чуть менее быстрым или чуть менее сильным, а кто-то другой, наоборот, прибавлял в красоте, скорости и силе. Время, безжалостное время влекло тебя вниз, пока ты не падал ниже, чем когда начинал, пока ты не становился хуже, чем когда начинал. И вот ты уже почти ничто - и не просто ничто, а забытое, презираемое всеми ничтожество. Нет такого состояния славы или счастья или материального благополучия или душевного комфорта - в семье или среди друзей - или домашнего уюта, которое со временем не приходило бы в полный упадок, не распадалось бы в конечном счете до мельчайшей пыли. Поверь мне, ведь я столько раз это видел. Ты знаешь, что это правда, ведь я так тебя люблю.

И все было бы не так невыносимо, - продолжал он утвердительным тоном, - если бы мы были все вместе; если бы осознали наше страдание и объединились; если бы все живые существа, как один, выступили против боли и несчастий; если бы все любили и поддерживали друг друга. Но те силы, что движут всем в вашем мире, что создают саму форму вашего существования, не допускают даже и этого; эти силы тащат нас через время, толкают нас перед собой сквозь короткую и неправедную жизнь, полную насилия, лишь изредка позволяя нам передышку, когда мы можем побыть вместе с другими. Мы шагаем по жизни, общаемся с друзьями или возлюбленными, супругами или родными, обретаем утешение, поддержку, душевный комфорт и радость общения друг с другом, а потом эти силы неизбежно разлучают нас, разбивая семьи, ссоря влюбленных, сея недоверие среди вчерашних друзей. Здесь, в этой твоей сфере бытия, нет никого, с кем ты мог бы остаться, никого, с кем ты мог бы прожить больше краткого мига между прошлым и будущим, - и вот тебя уже неумолимо швыряет в это самое будущее, где нет ничего, кроме безысходности полного одиночества. Ты всегда одинок; ты рождаешься в одиночестве, в одиночестве ты бредешь по жизни в этой сфере бытия, а потом ты умираешь, снова, как всегда, один-одинешенек.