Вильям Хортсберг - Сердце Ангела

• Название: Сердце Ангела
• Автор: Вильям Хортсберг
• Издательство: С. Б. А.
• Жанр: Триллер
• Год: 1993

Таинственный незнакомец просит частного детектива из Нью-Йорка Гарри Ангела найти легендарного певца Джонни Фаворита, исчезнувшего из частной клиники. Чем дальше продвигается расследование Ангела, тем большей тайной окутывается судьба Фаворита, а все, кто так или иначе знал певца, умирают насильственной смертью. Сыщик и не подозревает, что становится пешкой в загадочной игре сверхъестественных сил. Ангел погружается мрачный мир черной магии, колдовства и ритуальных убийств. Поиски истины могут стоить ему жизни, но лишь пройдя через все круги ада, сыщик может приблизиться к страшной разгадке…

Роман Уильяма Хьертсберга послужил основой для культового фильма Алана Паркера «Сердце Ангела».

---

Я осмотрел его, но не нашел ничего, кроме обычного комплекта рубашек, платков и хлопчатобумажного белья. В шкафу со специальной полкой для обуви висело несколько шерстяных костюмов. Сам не зная почему, я пошарил в карманах, но ничего не обнаружил. В столике у кровати, рядом с Библией, лежал «Веблей-Марк V» калибра 11,5 мм. Такими револьверами пользовались британские офицеры в первую мировую войну. Я проверил его: «Веблей» был не заряжен.

В ванной мне повезло. На умывальнике исходил паром стерилизатор. Внутри я обнаружил штук шесть иголок и три шприца. В аптечке не оказалось ничего подозрительного — обычный набор из аспирина, сиропа от кашля, зубной пасты и глазных капель. Я осмотрел несколько пузырьков с пилюлями, но с ними все было в порядке. Иначе говоря — наркотика там не было.

Но я знал, что где-то он должен быть. Поэтому я снова спустился вниз и осмотрел старомодный холодильник. Он лежал на одной полке с молоком и яйцами. Морфин: не менее двадцати бутылочек по 50 кубиков. Достаточно, чтобы на месяц вырубить дюжину наркоманов.

Глава пятая

Снаружи сгущались сумерки, голые деревья во дворе превратились в смутные силуэты на фоне кобальтового неба. Я непрерывно курил, оскверняя окурками девственно чистую пепельницу. Около семи дом высветили лучи фар и погасли. Я ожидал услышать шаги доктора на крыльце, но не уловил ни звука, пока в замке не повернулся ключ.

Фаулер включил верхнюю лампу, и прямоугольник света пронзил темноту гостиной, высвечивая мои ноги до колен. Я затаил дыхание, опасаясь, что он почувствует запах дыма. Но ошибся. Доктор положил пальто на перила и прошаркал на кухню. Когда он включил свет, я направился следом, через столовую.

Кажется, доктор Фаулер не заметил моего «дипломата» на столе. Он открыл дверцу холодильника и наклонился, роясь внутри. Некоторое время я наблюдал за ним, опершись плечом о резной, изогнутый в виде арки косяк на выходе из столовой, а потом спросил:

— Самое время для вечерней дозы?

Он резко повернулся, обеими руками прижимая к груди пакет с молоком.

— Как вы сюда попали?

— Через щель в почтовом ящике. Почему бы нам не посидеть и не выпить молока за приятным, долгим разговором?

— Вы не из НИЗа. Кто вы?

— Меня зовут Энджел. Я частный сыщик.

Я выдвинул из-за стола один из кухонных стульев, и он устало сел, по-прежнему сжимая пакет, будто молоко было последним его достоянием.

— Проникновение в чужую квартиру — серьезное преступление, — сообщил он. — Надеюсь, вам ясно, что вы потеряете лицензию, если я вызову полицию?

Я сел на стул верхом и сложил руки на изогнутой спинке.

— Мы оба знаем, что полицию вы не вызовете. Неприятностей не оберешься, если они отыщут склад наркотика в холодильнике.

— Я врач. Хранить дома фармацевтические средства не противоречит правилам.

— Бросьте, док, я видел, как ваши «машинки» варятся в ванной. Вы давно на игле?

— Я… Я не наркоман! И не потерплю постороннего вмешательства в личную жизнь! Меня мучает ревматоидный артрит. Когда боль становится нестерпимой, я изредка применяю слабый обезболивающий наркотик. Теперь будьте любезны убраться отсюда, или я действительно вызову полицию.

— Валяйте. Могу даже набрать номер. Они с удовольствием подвергнут вас специальному тесту.

Доктор Фаулер обмяк на стуле; его мешковатый костюм, казалось, вдруг стал ему слишком велик.

— Чего вы от меня хотите? — Он оттолкнул пакет с молоком в сторону и оперся подбородком о ладони.

— Того же, из-за чего я приходил в клинику. Информации о Джонатане Либлинге.

— Я рассказал все, что знал.

— Перестаньте валять дурака, док. Ни в какую больницу для ветеранов Либлинга не переводили. Я звонил в Олбани. Не слишком умно с вашей стороны пытаться отделаться такой дешевкой. — Вытряхнув сигарету из пачки, я сунул ее в рот, но не закурил. — Вторая ваша ошибка — в том, что вы сделали запись о переводе на карточке Либлинга шариковой ручкой. В сорок пятом году о них маловато знали.

Доктор Фаулер застонал и, стиснув голову руками, опустил ее на стол.

— Все кончено. Я так и знал. Сразу понял — после прихода того посетителя. Пятнадцать лет не было ни одного посетителя, ни одного!

— Похоже, парень пользовался успехом, — заметил я, крутанув колесико своей «Зиппо», и сунул кончик сигареты в пламя. — Где он сейчас?

— Понятия не имею. — Фаулер выпрямился. Кажется, этот разговор отнял у него все силы. — Я никогда не видел этого пациента после войны.

— Но, доктор, ведь он куда-то отправился?

— Не знаю. Как-то ночью, давным-давно, за ним пришли какие-то люди. Он сел вместе с ними в машину, и они уехали. Больше я его не видел.

— В машину? Мне казалось, он был совершенно невменяем.

Доктор моргнул и потер глаза.

— К нам он прибыл в коме. Но уже через месяц встал на ноги и чувствовал себя неплохо. Лечение дало отличные результаты. Днем мы играли с ним в теннис.

— Значит, он уехал нормальным?

— Нормальным? Это гадкое слово, «нормальный». Абсолютно ни о чем не говорит. — Нервные пальцы Фаулера сжались в кулаки на выцветшей клеенке. На левой руке у него блестела золотая «печатка» с пятиконечной звездой. — Что же касается вашего вопроса… — Либлинг не был похож на нас с вами. Придя в себя и вновь обретя речь и зрение, он по-прежнему страдал от острой амнезии.

— То есть, от потери памяти?

— Совершенно верно. Он понятия не имел, кто он и откуда появился. Даже собственное имя ничего для него не значило. Он уверял, будто он — кто-то другой и когда-нибудь вспомнит все. Я сказал, что он уехал с друзьями, но мне пришлось поверить этим людям на слово. Джонатан Либлинг не узнал их. Для него они были чужими.

— Расскажите об этих друзьях поподробней. Кто они? Как их звали?

Доктор закрыл глаза и прижал дрожащие пальцы к вискам.

— Это было так давно. Я постарался выбросить все из памяти.

— Только не пугайте меня еще и своей амнезией, док.

— Их было двое, — медленно произнес он, и слова словно приходили издалека, просеиваясь сквозь сито сожаления. — Мужчина и женщина. О женщине не могу сказать ничего: было темно, и она оставалась в машине. В общем, раньше я ее не видел. Мужчину я знал, встречал его несколько раз. Именно он выполнил все формальности.

— Как его звали?

— Он назвался Эдвардом Келли. Проверить я не мог. Я записал это имя в свою черную книжечку.

— А что за формальности? В чем дело?

— Деньги! — Доктор выплюнул это слово, будто кусок гнилого мяса. — У каждого человека есть своя цена. Я не исключение. Однажды этот парень Келли пришел ко мне и предложил деньги…

— Сколько?

— Двадцать пять тысяч долларов. Может, сейчас эта сумма не кажется огромной, но во время войны о большей я и мечтать не смел.

— Ну, и в наши дни с такой суммой можно воплотить кое-какие мечты, — заметил я. — И что Келли хотел от вас?

— Вы и сами догадываетесь: выпустить Джонатана Либлинга, не оставляя записи в медкарте. Уничтожить все свидетельства о его выздоровлении. И, самое главное, мне следовало делать вид, будто он все еще числится пациентом в «Эмме Харвест».

— Именно так вы и делали?

— Это оказалось несложным. У Либлинга не было посетителей, кроме Келли и его театрального агента… или менеджера, не помню точно.

— А как звали этого агента?

— Фамилия, кажется, Вагнер, имени не помню.

— Он был заодно с Келли?

— Насколько я знаю, нет. Я никогда не видел их вместе, и похоже, он не знал, что Либлинг исчез. Он звонил раз в год или чаще, чтобы спросить, не пошел ли пациент на поправку, но сам никогда не приезжал. А потом звонить перестал.

— А как же клиника? Администрация не заподозрила, что у них пропал пациент?

— С какой стати? Я постоянно делал записи в его карточку, неделю за неделей, а каждый месяц от доверенного Либлинга приходил чек для покрытия расходов. Если по счетам уплачено, никто не проявляет излишнего любопытства. Я выдумал какую-то историю, чтобы медсестры не распускали языки. Да у них и без меня достаточно хлопот с прочими пациентами: В общем никто никогда Джонни не посещал. Все, что мне нужно было делать, — это заполнять официальный запрос, приходивший раз в полгода, день в день, от адвокатской конторы в Нью-Йорке.

— «Макинтош, Уайнсэп и Спай»?

— Именно. — Фаулер поднял измученные глаза и встретил мой взгляд. — Деньги я не себе брал, так и знайте. Тогда еще была жива моя жена, Элис. У нее обнаружили рак, нужна была операция, которую мы не могли себе позволить. Деньги пошли на эту операцию и на поездку на Багамы, но она все равно умерла. Меньше, чем через год. Боль деньгами не откупишь. Будь это все деньги на свете.

— Расскажите еще о Джонатане Либлинге.

— Что вы хотите узнать?