Артур Филлипс - Ангелика

• Название: Ангелика
• Автор: Артур Филлипс
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-21850-9

1880-е, Лондон. Дом Бартонов на грани коллапса. Хрупкой и впечатлительной Констанс Бартон видится призрак, посягающий на ее дочь. Бывшему военному врачу, недоучившемуся медику Джозефу Бартону видится своеволие и нарастающее безумие жены, коя потакает собственной истеричности. Четырехлетней Ангелике видятся детские фантазии, непостижимость и простота взрослых. Итак, что за фантом угрожает невинному ребенку?

Историю о привидении в доме Бартонов рассказывают — каждый по-своему — четыре персонажа этой страшной сказки. И, тем не менее, трагедия неизъяснима, а все те, кто безнадежно запутался в этом повседневном непостижимом кошмаре, обречен искать ответы в одиночестве. Вивисекция, спиритуализм, зарождение психоанализа, «семейные ценности» в викторианском изводе и, наконец, безнадежные поиски истины — в гипнотическом романе Артура Филлипса «Ангелика» не будет прямых ответов, не будет однозначной разгадки и не обещается истина, если эту истину не найдет читатель. И даже тогда разгадка отнюдь не абсолютна.

---

Покоясь теперь на оскверненном супружеском ложе, она готова была измолотить кулаками воздух или разреветься подобно Констанс, ибо, получив знание, лишена была способности говорить и действовать. Она внимала несовместным требованиям жалости: открыть Констанс глаза, дать ей узреть под своей крышей зло либо утешить ее, дабы она и впредь жила, отводя взгляд, посреди дьявольской неизбежности, и страдала, ибо ничто, даже похоть, не длится вечно? Посоветовать ей бежать с девочкой в бедность и забвение? Или же ничего не предпринимать, усмирять ее снотворным, питать ее исцеление, отвлекать сеансами, снабжать легионами призраков, коих она изгонит и оборет в воображении, воображением же гоня от себя истинный ужас? Но что толку, если супруг вознамерился умертвить ее диковинной, улыбчивой смертью через рождение?

Констанс пыталась воззвать к Энн в первую же их встречу, так много дней назад, целую жизнь назад: «Слишком отвратительно прощать. Мне следует замолкнуть, отвести глаза, померкнуть до полной слепоты. Мне едва не следует предпочесть все это — или же смерть».

Констанс Бартон вознеслась до богатства; до театральных лож и восхитительных яств, и ныне всякая хранившая ее силуэт подушка служила клеем, что стреноживал трепыхавшееся насекомое. Бессердечно поздно ей сообщили о цене, кою она станет платить, и платить, и платить за липкий уют. Прими Констанс решение пожаловаться на поведение хозяина — и ее могут отправить обратно в суровый мир. Пара духов, коих дама наблюдала, — духов, обязанных свойствами явно человеческим побуждениям, — были данью ее твердому характеру.

Внизу терзаемая страхом и болью девочка плакала в одиночестве, укрепляясь в мысли, что таков естественный порядок вещей, или во всем виновата она сама, что таковы пути взрослых, кои точно знают, как ее использовать. Разумеется, Энн не впервые сталкивалась с подобным. Лондон был одержим этой болезнью, этим заговором, соучастники коего таились и смеялись в домах любого рода, однако никогда еще несчастное дитя, подобное неоперившейся ангелице, не очаровывало Энн во мгновение ока.

Она повертела навесные замки на буфетах мистера Бартона, обследовала конторку и встроенные шкафы в погребе, запертые на щеколды, не понимая, что именно ищет, но понадеявшись, вероятно, наткнуться на некое озарение, на рычаг, что выведет ее подругу и ребенка из-под удара. На содействие полиции рассчитывать не приходится. Констебль поумнее обычного согласится зайти, переговорит, покивает понимающе на отпирательства позабавленного или оскорбившегося джентльмена — и оставит униженного злодея наедине с женой и ребенком, коим отныне будет грозить опасность мрачнее прежнего.

Закон их судьбами не интересовался. Равно не станет вытравлять поразившую дом заразу какой-нибудь Добрый врач.

Энн понаблюдала за Констанс в голубом кресле, уступавшей сну только с яростнейшим сопротивлением; голова дамы колебалась вверх-вниз.

— Пойдемте, вас ожидает ваша спальня, она полностью очищена, — сказала Энн, кою тошнило от собственной игры. Она повела подругу, что более дремала, нежели пробудилась, в приличествующую ей комнату.

— Я должна помогать вам, — бормотала Констанс. — Я должна быть рядом с вами.

Однако Энн возвела ее на ложе и единым прикосновением уложила спать с той же легкостью, что и девочку внизу.

Этой ночью она даст им хотя бы запоздалое утешение. Констанс побывала в театре, насладилась прогулкой и беседой, с легкостью говорила о том, что у нее на душе. Она ела и пила вволю, тщательно отомстив за себя портером мужа. Энн наделила ее боевым комплектом спирита, предложив ощущение деятельности и благоус пешности. Сейчас Констанс спала на своем ложе, невредима, пусть и на одну только ночь. Спустя два-три часа Энн пробудит ее рассказом о том, как манифестация была отражена и уязвлена, докажет в конце концов, что Констанс и способна победить, и невиновна. Нет, этого недостаточно. Ее трудов совершенно недостаточно. Обладай Энн неограниченным запасом времени, можно было бы выучить Констанс, как преобразить этого борона, выскоблить искушения, возвести препятствия, перенаправить его неистовства и влечения, спрятать ребенка за церемониями и общественными повинностями. Однако на деле время могло вот-вот истечь — а Энн вручила доверчивой душе коробочку с базиликом.

За время долгого ночного созерцания Энн решила: она не будет просить Констанс открыть глаза, но сделается ее глазами. Она станет видеть кошмары наяву, оберегая от них взор Констанс, ибо Энн вылеплена из более грубого теста. Уроды, коих жизнь покрыла шрамами, люди наподобие Энн, должны существовать затем, чтобы люди наподобие Констанс жили как можно приятнее. Констанс была успокоена в обществе Энн ровно потому, что Энн по своей воле впитывала и скрывала мерзость, коя возмущала любой род спокойствия. Наконец, мысленная нить завершилась мучительным узелком, жертвенной уступкой: если Констанс останется слепа, зверь сможет измываться над ребенком в свое удовольствие, и ничто не будет угрожать жизни матери.

— Всех баньшей прогнала взашей? — спросила Нора, когда Энн низошла по лестнице. Энн оставила дом, приказав служанке не будить госпожу.

Она нашла его во второй из обойденных пивных. Никаким совпадением тут не пахло: он беспрестанно кружил по трем кабакам и неизменно сообщал хозяину пивной, кою покидал, куда направляет стопы теперь. Надобность в нем возникала регулярно. Любой желающий добиться его аудиенции знал, как попасть на его кольцевую тропу.

Он не видел пользы таиться, пока таиться не требовалось.

Оба они давным-давно сошли со сцены, разделив старинную историю общих спектаклей и заполуночных возлияний, а также взаимопомощи по разным поводам, и театральным, и бытовым, когда обоим не к кому было обратиться за содействием. Со времен товарищеских лишений он создал себе репутацию в кругах и ремеслах, кои приносили прибыль не менее случайную, чем заработки Энн. Они всегда звали друг друга по величайшим ролям: он называл ее Герт, она его — Третьим, хотя годами ранее афиши прописывали его малюсенькими буквами на самом дне действующих лиц как Мишеля Сильвэна, Томаса Уоллендера, Диккона Нокса, Эйбела Мейсона и по-другому. Ни одно из этих имен ему не принадлежало, и он так и не счел себя обязанным сообщить Энн иное имя, она же не ощущала нужды принуждать его к откровенности.

— Величество, — пропел он этой ночью и отвесил низкий поклон, когда она прошла в темный угол; в сей поздний час пивная была набита битком. — К твоим услугам.

— Вечером я видела Кейт Милле в моем платье. Противное зрелище.

— Узурпация и зверство, Высочество. Промочишь горло?

— За твое вечное здравие.

Он никогда не осведомлялся, чем она была занята; она никогда не интересовалась, чем он заполнял дни и карманы со времени последнего свидания. Если требовалась услуга, они моментально переходили к делу. Когда визит относился к протокольным, они беседовали о событиях и людях, кои давным-давно ушли в прошлое.

Этой ночью Энн проронила:

— Мне нужно защитное средство для дамы.

— Что у нее с запястьями? — сказал Третий, уводя ее вглубь к запертой двери, кою пнул дважды. — Они элегантные — или походят на твои милые отростки?

Нора впустила ее обратно в дом, не преминув посетовать на поздний час, и Энн скоро поднялась по лестнице, дабы узреть детскую в четверть четвертого, в час, что гак тревожил Констанс. Девочка спала крепко, под стать матери.

На рассвете Энн разбудила клиентку и представила ей доклад:

— Не по вам как по мосту оно пробралось этой ночью сюда, и уж точно не в ответ на ваши сновидения, — сказала она Констанс, все еще размягченной и помутненной сном. — Милая девочка, ваше сердце должно воспарить, ибо зло, вне всякого сомнения, ослаблено.

Сию же минуту (еще пребывая в сонливости!) Констанс вновь настояла на возможной вине супруга. Энн ответила вопросом:

— Куда вы запрятали ваше оружие?

Констанс провела ее к комоду близ комнаты, где дремала девочка, и явила тайник с коробочкой.

— И еще одно средство. — Энн вложила узкую костяную рукоять кинжала Третьего в ладонь Констанс. — Держите его вот так, дорогуша.

Она обернула рукоять податливыми пальчиками Констанс. Что именно думала Констанс в тот момент, во что желала верить, что готовилась услышать? Она не спрашивала, для чего предназначался кинжал, и Энн просветила ее:

— Всем женщинам следует иметь эту вещь среди приданого, но сколь редкая мать это понимает! Прижмите локоть крепче. Именно. Вам не придется этим воспользоваться.

Энн забрала кинжал у Констанс и поместила его среди распятий и зелени. Не исключено, что лезвие наведет Констанс на мысль о плотскости угрожающего ей зла. Констанс, должно быть, уже поняла, что они шифруются, разыгрывают фарс, однако сосредоточилась на потустороннем толковании.