Любовь Воронкова - Где твой дом?

• Название: Где твой дом?
• Автор: Любовь Воронкова
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1967

В книге «Где твой дом?» повествуется о девушках и юношах, окончивших школу, о выборе ими дела по душе, о первой любви — юной и чистой. Героиня повести Женя Каштанова твердо следует принципу: жить надо так, чтобы иметь право со спокойной совестью смотреть людям в глаза!

---

— Мама! — прервала Женя.

Но Елизавета Дмитриевна отмахнулась от нее:

— А что такое нужно скрывать? Глупости. Я просто хочу сказать, что Женя… возможно, выйдет замуж.

Руфа широко раскрыла свои светлые глаза и уставилась на Женю.

— За Пожарова?!

В этом восклицании явно слышались и сожаление, и осуждение, и даже испуг… Тетя Наташа подняла голову и пристально посмотрела на Руфу. Елизавета Дмитриевна обиделась:

— А что ж Пожаров? Вполне достойный молодой человек, хорошо воспитан. Имеет специальность. И очень нравится Савелию Петровичу. Они с ним отлично сработались. И вообще, Руфа, ты так закричала, что можно подумать бог знает что… Что, мы ее за деда Василия-конюха отдаем?

У Руфы побледнели щеки.

— Он тебе не нравится, Руфа? — спросила тетя Наташа и опустила шитье на колени, ожидая ответа.

А Руфа нахмурилась и смутилась.

— А что можно сказать плохого об этом молодом человеке? — со сдержанным раздражением снова заговорила Елизавета Дмитриевна. — Возможно, что он Руфе не нравится. Но зачем же он должен нравиться Руфе? Ведь не на ней он женится?!

Женя молча глядела на них, слушала.

— А хотите, я вам одну историю расскажу? — вдруг сказала она. — Это вроде загадки. Вот я расскажу, а вы скажите, что вы об этом думаете.

Тетя Наташа внимательно посмотрела на Женю и снова взялась за шитье.

Елизавета Дмитриевна оживилась.

— Очень интересно. Слушаем!

— Вот был один человек, — начала Женя, уставившись глазами куда-то в дальний угол сада, где у изгороди цвел розовый шиповник. — Звали его Саша, не то Миша — неважно. И вот однажды начальник лагеря — это было летом, в пионерском лагере, — призывает его и говорит: «Ты будешь моим помощником, моим тайным патрулем. Обо всем, что увидишь и услышишь в лагере, будешь рассказывать мне. Каждый вечер будешь приходить и рассказывать. Только помни — это тайна. И ты должен дать мне честное пионерское, что больше об этом никто не узнает, только ты да я. А ребята пусть думают, что ты такой же пионер, как и все…»

— Так это что же, — прервала тетя Наташа, — выходит, товарищ на товарищей доносить должен?

— Не мешай, Наталья! — с нетерпением остановила ее Елизавета Дмитриевна. — Это очень интересно. Это просто увлекательно: все думают, что он просто мальчик, а он — тайный патруль! Ну, дальше?

— А дальше этот мальчик, этот Саша-Миша, так и стал поступать. Ходил и смотрел, что делают ребята. А вечером обо всем докладывал начальнику. И про все их шалости и проказы разные, а те наутро наказание получали. И у начальника-то не один этот Саша-Миша был, у него их было много, таких тайных патрулей.

— Какая гадость, — с отвращением сказала тетя Наташа, — тьфу!

Елизавета Дмитриевна жестом остановила ее:

— Ну и что же дальше?

— Саше-Мише это дело не нравилось. Но он дал честное пионерское. И потом, он считал, что если так велел начальник, то, значит, это хорошо. И он продолжал это делать. А потом случилось так, что он вынужден был пойти и рассказать про своего лучшего друга. Тот дисциплину нарушил — искупался ночью в пруду. Ему захотелось среди звезд поплавать. Так этот Саша-Миша пошел и рассказал. Друга его наутро из лагеря отправили. Саша-Миша тоже не захотел больше в лагере оставаться. Вызвали отца. Отец приехал, спрашивает: «Зачем же вы это сделали, этих тайных патрулей? Это же вы из них шпионов сделали. Зачем же детские души коверкаете?» А начальник ответил: «А зато я всегда знаю, что у меня в лагере делается. Это мне очень удобно!»

— И отец не дал этому подлецу по морде? — возмутилась тетя Наташа. — Неужели не дал?

— Подожди, что ты кричишь? — Елизавета Дмитриевна порывисто повернулась к тете Наташе и тут же ударилась лбом об угол раскрытой рамы. — Вот ты кричишь, а тут рамы эти… — Елизавета Дмитриевна потерла лоб рукой. — Конечно, это некрасивый способ узнавать про все, что там… Но, а без этого как бы он узнал?

— А по-твоему, Руфа? — спросила Женя.

— По-моему, этот начальник — низкий человек. Его даже близко к детям подпускать нельзя. Он просто подлец!

— Ты, мама, не согласна?

— Да, что ж… Пожалуй, так. Правда, начальнику нужно знать, что делается у ребят… но есть, наверно, какие-то другие средства. Все-таки это… как-то… низко. А как ты думаешь, Женя?

— Я тоже считаю, что это низко, — сказала Женя, — и что начальник этот подлец!

— Ну так, — усмехнулась Елизавета Дмитриевна, — а где же загадка?

— А загадка уже разгадана! — Женя поднялась и торжественно посмотрела на мать. — Я хотела знать ваше мнение об этом начальнике. И вот я его узнала. А начальник этот — Аркадий Павлович Пожаров. Ну что, мама, ты все еще будешь его мне сватать?

Наталья Дмитриевна охнула и тихонько рассмеялась. Вот так Женька, вот так молодец! А Елизавета Дмитриевна с минуту ошеломленно глядела на нее.

— Скорее всего, это клевета… — начала было она, собравшись с духом.

Но Женя перебила ее:

— Сам рассказал, мамочка. Сам, да еще и хвалился.

Женя смотрела на мать, торжествуя победу, но Елизавета Дмитриевна не сдавалась.

— А что, собственно, произошло? — Она пожала плечами. — Подумаешь, если он там где-то не совсем правильно себя вел. И похуже бывает. А это что? Ерунда какая. Пусть был неправ. И все мы не святые. Но он же любит тебя?! Любит! Ты понимаешь, что это такое?!

— Любит! — повторила Наталья Дмитриевна, усмехаясь.

— Да, любит! — продолжала Елизавета Дмитриевна. — Это же ценить надо. Это больше всего на свете ценить надо — любовь!

— Очень жаль, если любит, — сказала Женя. — Но я-то его не люблю. И прошу тебя, мама, прошу — не разговаривай со мной больше об этом человеке.

— Как это — не разговаривай?! Глупости какие!

Женя взяла Руфу под руку.

— Пойдем.

И почти побежала по тропинке, так что маленькая Руфа еле поспевала за нею.

— Ну подожди, куда ты?

— Куда-нибудь, только подальше. Поскорей, куда-нибудь.

Тропинка сбежала к озеру. Тихая, полная зеленых и голубых отражений вода светилась у заросшего ромашками берега. Здесь Руфа решительно остановила подругу:

— Не беги, хватит. Давай садись. И давай рассказывай.

Женя послушно села рядом с Руфой на мягкий, поросший зеленым мохом бугорок.

— Я не знаю, что мне делать, Руфа, — сказала она.

— Ты что — из-за Пожарова, что ли?

— Тьфу мне на этого Пожарова! Я просто на какой-то развилке стою и не знаю, куда идти — направо или налево. Остаться или уж уехать… бежать отсюда.

— Женя! — Руфа взяла ее за руку. — Ты что… Может, кого-то другого любишь?

— Может быть, — еле слышно ответила Женя.

— Ох ты! А я-то, как слепая, не вижу ничего. Ну, а этот другой-то что — так совсем и не глядит на тебя?

— Сначала показалось, что глядит. А потом поняла, что не глядит. И глядеть никогда не будет. Никогда. А я… боюсь очень. Вдруг да вроде Веры начну ему в глаза лезть. Хорошо, что ли? Вот и думаю: может, уехать? А потом думаю: а хорошо ли будет, если вы все останетесь, а я уеду? Нехорошо. Потому и стою на развилке. — Женя вдруг заплакала, закрыв руками лицо. — Стою и стою… А тут еще Пожаров этот. А дома его привечают, и отец и мама… А думаешь, с моим отцом легко бороться?

— А ты не борись. Ты поговори по-хорошему, он и сам поймет. Ты же с ним всегда обо всем разговаривала.

— Раньше разговаривала, а теперь нет. Теперь мы с ним совсем на разных языках говорим.

— Вот как? Поссорились?

— Хуже.

— Хуже?

— Потом, Руфа. Когда-нибудь. Не надо сейчас об этом.

Снова замолчали.

— Прямо не могу я дома сидеть, — опять начала Женя, глядя на рябое от ветра озеро. — Я на птичник к тебе пойду, хоть что-нибудь делать.

— Ой, Женька, вот здорово! Помоги мне, для меня ведь это самая трудная пора начинается. Ведь мне-то некогда на развилках стоять, мне работать надо. Я за трудное дело взялась. А если ты у меня в бригаде будешь, — ты же будешь мне самой верной опорой. Мне очень твоя помощь нужна, Женя!

Женя улыбнулась сквозь слезы.

— Спасибо, хоть ты веришь, что я на что-нибудь годна. А то все только и слышишь — «директорова дочка»! Как будто если я директорова дочка, то я уж и урод и ни рук, ни ног у меня нету.

Руфа схватила Женю, обняла ее своими маленькими крепкими руками:

— Ой, Женька, Женечка, как я рада, как я рада! И давай помоги мне бригаду собрать. Кого, по-твоему, позвать нужно?..

Женихи Веры Грамовой

С того самого дня, как портрет Веры Грамовой появился в районной и в областной газетах, в совхоз на ее имя потекли письма. Вера, изумленная и взволнованная, каждое утро, накормив уток, садилась на берегу и разбирала почту. Писали из колхозов, просили совета, спрашивали, как она добилась такого высокого привеса, обращались к ней с самыми разными вопросами.